Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/67
- Следующая
У меня даже дыхание захватывает, когда я чувствую, как начинает складываться паззл.
Возможно, «наутиз», руна Скульд и Лаймы, обозначает первую букву полного немецкого названия серого сорокопута. Упыри обожают такие штучки. Но не это главное.
Не найдя в тексте ничего интересного, кроме, разве что, милой привычки накалывать добычу — порой сопоставимую по размерам с охотником — на шипы растений, да отсутствия внутривидовых нападений, совсем как у вампиров, я переключаюсь на животных в мифологии. Теперь-то я знаю, где искать. Прежде, чем приступить к чтению, я нервно взглядываю на дверь в спальню: так и кажется, что Ладислав Тот затаился в засаде.
«Брачная песня сорокопута, громкая, мелодичная и прихотливая, по видимости, дала жизнь легенде. Дескать, крохотная птичка с чёрной маской на голове завлекает волшебным пением жертв в кусты тёрна, где та, ослеплённая чарами, погибает, наткнувшись сердцем на острый шип. После того сорокопут поедает добычу, откусывая от неё небольшие куски.»
Я просматриваю соседние статьи. Почти во всех есть способ справиться с волшебным существом, со ссылками на соответствующие сказки или мифы. Но заметка, посвящённая сорокопуту, содержит только три предложения. Никаких хитростей. Никаких артефактов для противодействия. Поедает добычу, откусывая куски. И всё.
Закрывая книгу, я понимаю, что ещё один план отвалился сам собой: у меня нет шансов побить вампиров, играя по их правилам. Необходимо, как в анекдоте про шахматы по-цыгански, украсть обоих белых коней. То есть, обратиться к нашей магии. Жаль только, по ней нету книжек. Я имею в виду, правдивых, а не чуши вроде «добавьте в кофе крови и чеснока, и любимый от вас никогда не отвернётся».
От нечего делать я распечатываю принесённые курьером карты и раскладываю пару пасьянсов. Твердят они сущую ерунду; да я, впрочем, ничего и не загадывала, не на что им давать ответ. Руны я распечатываю только из любопытства: какая-то небось да обозначает луну. Нахожу нужную быстро. Она называется «Манназ» (а также, если верить первому справочнику, «Миникс» и «Менулис»). Описание утверждает, что лунная руна похожа на букву М, но мне она кажется двумя человечками, обнявшими — или схватившими — друг друга за талию. Мне чудится связь с обрядом, который мы прошли с Батори; ведь пройти можно было только вдвоём — и сцепиться потом намертво.
Впрочем, Айдын Угур, скорее всего, не имел ни малейшего понятия о рунах.
И, к слову, мне куда больше нравится Райдо-Рато-Радес, знак дороги, пусть даже он и связан с солнцем, а не луной. Может быть, дело действительно в осени, но мне очень хочется удариться в бега, бродить по городам где-нибудь в Королевстве Югославия.
***
Скоро я выучу расположение всех пригодных для ужина помещений во дворце. И заодно заработаю нервный тик. Если у Батори и было некогда минимальное представление о деликатности, то теперь от него не осталось и следа. Я бы неделю не приставала к человеку, которого так по-идиотски перепугала. Разве что с извинениями.
В Янтарном салоне Батори меня ожидает сюрприз. Прежде всего, конечно, голова плывёт от дежавю — так похожа комната на хату Никты, лесной ведьмы, на которую мне довелось наткнуться в литовских лесах (перетруженный прусским вариантом гадальных карт мозг моментально выкидывает мне одну из них — с изображением Никтвей, проводницы в царство смерти; мне теперь везде будут мерещиться руны и карты!). Однако удивительней всего то, что, кроме Батори и его «крестника», Ференца, за столом сидит вся моя семья. В смысле, Кристо, тётя Дина и сиротка Рац, все при параде. Я начинаю неловко чувствовать себя в пижамке, пусть и со свитером, и пледом на коленях.
— Лилиана! Мы не виделись, кажется, тысячу лет. Поверить не могу, вы хорошеете день ото дня, — Ференц оттесняет санитара от кресла-каталки, чтобы самому установить его между стульями Ловаша и Кристо (карта беды «Наутс», оскаленные волк и медведь с двух сторон от оленя). Сам он усаживается напротив, насколько применимо это слово к круглому столу. — Очень милый свитерок, французский?
— Не знаю. Купила мимоходом у старьёвщика, ещё в том году. А по какому поводу собрание?
— Ваша годовщина, милая! — всплескивает руками Беренчи. — Джинсовая свадьба, ведь так теперь называют миткалевую?
Я едва не спрашиваю, с кем — ведь оба раза обряд проходил осенью — но успеваю вовремя прикусить язык. Дело даже не в том, что с Ловашем годовщина была бы замшевая. Просто вряд ли Кристо пришёл бы на такую годовщину. Впрочем, он и на своей-то не очень радостный сидит.
— Боюсь, на больничном я потеряла счёт времени, — изворачиваюсь я. — Даже подарка не приготовила. Извини, Кристо.
Мой муж кивает, даже не взглянув на меня. Не сказать, чтобы он был чертовски зол — желваки не выступили, значит, зубы не сжаты — но, видимо, всё ещё со мной в ссоре. По крайней мере, после того, что Батори устроил мне вчера, Кристо никак не может думать, что мы действительно спим друг с другом. Надо быть в абсолютно безысходном положении, чтобы лечь с кем-то, кто обезглавливает поваров за плохой аппетит у гостей. Или шутит об этом в манере императора.
— Поцелуй заменяет любой подарок, — провозглашает Ференц, явно мало знакомый с цыганскими обычаями. Тётя Дина приходит на выручку, поднимая бокал:
— А хороший тост заменяет любой поцелуй. За здоровье молодых!
— Прозит! — поддерживает её Батори. Чудесно. Я мечтаю начать ужин с семьёй с бокала вина на пустой желудок — с моей-то неустойчивостью к алкоголю.
— Закусывай сразу, — как назло, говорит под руку Кристо. Хотя он и приглушает голос, но можно быть уверенной, что каждому из сотрапезников отлично слышно. Кусок картофельной котлеты с грибами, который я спешу положить в рот, кажется удивительно безвкусным. Боже, если меня начнёт тошнить, я не смогу выбрать, куда: справа император, слева — муж. А на скатерть, под взглядом свекрови и сиротки Рац, тоже неловко. В более идиотичную ситуацию, чем ужин в таком составе — и так неожиданно, Батори не мог меня втянуть. Сожри меня многорогий, что всё это значит?
Может, семья решила убедиться, что меня не держат в заложниках, а если держат, я, по крайней мере, жива и в своём уме?
— Кажется, мы ели что-то подобное в Литве, правда, Кристо? — пытаюсь я разбавить повисшую тишину.
— Да.
— О, романтические воспоминания! — оживляется Ференц. — Вы ведь путешествовали по северу Польской Республики месяц или два перед свадьбой? Должно быть, увидели много интересного и необычного. Я, признаться, за две с половиной сотни лет своей жизни так и не выбирался за пределы империи. Расскажете немного?
— Вообще-то мы подписывали такой документ, о неразглашении. Служебные секреты, — бормочу я.
— Ну, расскажите то, что не относится к самим приключениям, — вампир чуть манерно встряхивает белокурыми локонами. — Что-то географически познавательное.
Я вопросительно смотрю на мужа, но он уставился в тарелку. Придётся мне отдуваться в одиночку.
— Ну, там было много хвойных деревьев. Такие большие лесные массивы. Еда почти вся была из картошки. Очень вкусный сыр, похож на голландские сорта, такие мягкие, сливочные. И, э...
Я встретила очередного дальнего родственника, он был мёртв и очень хотел на мне жениться. В конце концов упокоился у меня на руках от раны, которую получил, спасая меня. Я отрезала его голову, чтобы закопать в огороде фамильной усадьбы, где оставалась жить его безумная столетняя сестра. За мной бегала толпа мёртвых жрецов, мечтающая принести меня в жертву. Мы с Кристо разоряли курганы древних языческих князей и целовались. Ничего из этого я не могу рассказать, так что просто делаю неопределённый жест рукой, стараясь улыбаться как можно более светски.
За столом снова повисает молчание. Тётя Дина оглядывает сидящих потихоньку, Катарина — открыто. Минуты через две до Беренчи доходит, что разговор опять зашёл в тупик.
— Ладно, если уж слушать рассказы... Ловаш когда-нибудь говорил о Матьяше Корвине? Когда я был молод, последним рыцарем Европы бредили все мальчики, конечно, те, которые умели читать. Я не мог наслушаться, когда Ловаш о нём рассказывал. Удивительно и печально, что из Хуньяди никто, кроме него, не смог дожить до преклонных лет.
- Предыдущая
- 34/67
- Следующая
