Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая

Когда Госька толкает столиком дверь, я как раз не без доли удивления знакомлюсь с тем фактом, что новоязычники Литвы считают Гильтине, богиню несчастий и смерти, не сестрой или напарницей, а вторым лицом Лаймы. На мой взгляд, подобные взгляды попахивают нездоровым увлечением восточными философиями и особенно разного рода азиатскими веществами.

— Привет. Теперь я с извинениями, — не очень-то скорбно сообщает подруга. — Насколько я понимаю, я случайно сорвала ваше с Кристо примирение. Впрочем, не уверена, что тебе это сильно навредило. Прискорбнее то обстоятельство, что в результате ты неудачно поужинала кое с кем постарше. В общем, я привезла тебе удачный ужин. Ты же красное любишь больше белого?

В её руке появляется бутылка с уже знакомой этикеткой на хорватском.

— По крайней мере, против хорошей дозы дингача ничего не имею, — я отпихиваю чемоданокнигу к краю постели. — Я тебе показывала помидор на ноге, да?

— Нарочно — нет, но зайти и не заметить я не могла, в тот раз он был не под одеялом. Ещё не дозрел до баклажана? — Госька вручает мне почти полный бокал и спешит наполнить свой.

— Только обещает. А что, весь дворец теперь сплетничает о том, как меня рвало под ноги императору?

— Император изволит утверждать, что бывало и хуже: тебя, мол, выворачивало ему и непосредственно на ноги, — как и в прошлый раз, Якубович водружает блюдо с закуской мне на колени. На этот раз она принесла колбасы, снова сыра, немного нарезанного сладкого перца и... да, сегодня же мне пора есть кровь. — Он мне сам рассказал, так что про дворец не поручусь. Может, обойдётся.

— Брось, там был «волк». То, что знает один цыган, на другой день узнает две сотни. Мы жуткие сплетники. Кроме разве что меня. Хотя, наверное, поэтому я и узнаю всё позже всех, — я нехотя подцепляю вилкой маленькую чёрную лепёшку крови Батори. Мной овладевает отвращение — словно через слизистые моего рта и желудка можно заразиться желанием обезглавливать поваров.

— Значит, я не так уж навредила. Кристо уже завтра узнает, что тебя буквально тошнит от Ловаша, и прекратит думать о тебе всякую гадость, — Госька, радуясь этой мысли, салютует мне бокалом.

— Или решит, что я забеременела от какого-то более подходящего мужчины. Знаешь, у императора репутация человека, который постоянно делает бастардов, — я, наконец, проглатываю жареную кровь и спешно запиваю её сразу половиной бокала дингача.

— Брось, для тебя забеременеть от вампира почти так же смертельно, как и от «белого волка». Ты сама рассказывала что-то такое.

— Только если объединяющее нас Сердце Луны не снимает каким-то образом опасности. Я как раз изучаю этот вопрос.

Госька аж рот открывает:

— Ты изучаешь возможность забеременеть от Батори? Серьёзно?!

— Нет, пока что просто исследую свойства ожерелья. Кто знает, что там откроется. Вот, например, — я вспоминаю о Тоте с его прослушкой, — не увеличивает ли оно способности к предсказанию или точность гадания. Кстати, ты нашла магазинчик с картами?

— Да. То есть нет. То есть... я нашла дверь с чугунной оплёткой, я думаю, это она, другой такой нет. И здание всё ещё томатного цвета. Но там сейчас ничего нет, дверь закрыта, и дворник — такой симпатичный молодой цыган, — Госька мечтательно улыбается, — сказал, что ничего здесь не продаётся года два точно.

— Но, может, ты что-то напутала? Ты шла от Яноша Хуньяди мимо...

— Да, мимо той церкви с воротами, и дошла, и нашла, дом с дверью с чугунными узорами стоит на...

Я задерживаю дыхание.

— На этой улице.... чёрт, на улице... да, неважно. Я её нашла, будь уверена.

— Тогда скажи адрес, раз нашла.

— Слушай, ну, не помню я улицу. Хочешь, крест поцелую. С чего ты взяла, что мне интересно тебя обманывать? Я, между прочим, все ноги истоптала, пока ходила там вокруг да около.

Чарование. Не знаю, догадались ли монахи, что Госька со мной связана, или даже узнали её, или просто действовали на всякий случай — но заставили её забыть точный адрес.

— Ладно, ничего страшного. Куплю какие-нибудь другие карты, попроще, — бормочу я, торопясь набить рот сыром. Сказать, что я разочарована, может только ужасающе деликатный человек. Я готова волосы на голове рвать из-за провала такого чудесного, казалось бы, плана.

Госька тянется за кусочком перца, и в этот момент у кровати под нами подламываются ножки.

***

Говорят, что в лунном свете живёт жена Месяца — белая женщина по имени Месечина. Если оставить маленького ребёнка спать в прямых лучах месяца, она выйдет из лунного света и станет пить кровь, выступающую на губах малыша от её поцелуя. Особенно по нраву ей цыганята.

Наутро ребёнок просыпается белый и с окровавленным ротиком. Или не просыпается.

Некоторые считают, что поцелуями Месечины объясняли симптомы туберкулёза.

Ночь проходит омерзительно. Гоську буквально уносят в медблок — у неё оказываются сломаны обе ноги. Словно в наказание за то, что она их «истоптала», отыскивая нужную мне дверь. Некоторые люди от боли теряют сознание, однако Якубович остаётся исключительно верна себе: она отчаянно матерится на нескольких языках, вращая глазами. «Похожему на херувимчика» учителю немецкого, случись он рядом, довелось бы узнать много новых выражений.

Мне приходится ждать, пока найдут и подготовят новые покои. Не решаясь листать книги при начавшемся столпотворении — особенно, само собой, при возникшем словно ниоткуда Тоте, я меланхолично доедаю закуску. Дингач, к сожалению, пропал — Госька, падая, завалила столик с бутылкой. Я не решаюсь посреди ночи попросить ещё вина и ограничиваюсь поднесённым стаканом воды. Наконец, меня перекатывают на коляске — на этот раз у Тота хватает совести выделить мне Коралловые покои, из двух комнат. Но с односпальной кроватью. Совсем не к месту я досадую на зря заказанную ширму.

Естественно, книги переносят с остальными вещами только утром — когда я крепко сплю, измученная бесконечными ночными переборами догадок и предположений, пересоставлением плана действий и переживаниями о Гоське и моей опасности для окружающих. В результате я добираюсь до фауны Империи только в четыре часа дня, с грехом пополам приведя себя в порядок и съев привезённый по распоряжению Батори обед — на этот раз в русском духе: щи, пшённая каша с мясом и бублики с чаем. Правда, на бублики меня не хватило. Из-за моих размеров постоянно происходит такой казус — мне вечно кладут еды, как обычным людям. А желудок у меня такой же короткий, как всё остальное, и кончается просто моментально.

Подписав несколько рутинных приказов, я усаживаюсь, наконец, с очередным справочником в руках. Написан он на немецком, но в оглавлении, сколько раз я ни просматриваю букву G, нет никакого «граувюргера». По видимости, у чудесной птички в культурном обществе другое название. Или же мне нужно ещё несколько справочников по фауне — отличных от Европы регионов. Вздыхая, я принимаюсь листать том, внимательно рассматривая маленькие фотографии возле каждой описываемой птицы: вдруг найду какую-то, похожую на... богиню Лайму, например. Честно говоря, животных я тоже непроизвольно разглядываю, так что проходит добрых три часа, пока в разделе W я натыкаюсь на изображение маленькой серой птички в чёрной «маске» на лице. Вюргер. В скобках — венг.: гебич, чеш., слов.: тюхик, гал.: сорокопут, ангел-убийца, серб., хорв.: сврачак, цыг.: кало чекат, ид.: вургер. Граувюргер, стало быть — серый сорокопут. Вот он как раз, в списке видов; также назван «северный раубвюргер», что бы это ни значило. Латинское название — Lanius excubitor. Вот она, «ламия».

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая