Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 56

• Предыдущая
• 56/67
• Следующая

- Ваше требование справедливо. Отметьте в акте, сеньор секретарь, - указал председатель. И непосредственно вслед за этим, продолжил: - Теперь, чтобы вынести обвинение, передаю слово сеньору прокурору…

- Беру на себя эту должность, сеньор председатель, - вмешался Ренато. Теперь эта важная трибуна повысила тон замечаний, а затем смолкла. Прокурор сделал жест абсолютного безразличия, снова сев в кресло, а Ренато Д`Отремон двигался к ним, смотрел то на одного, то на другого, из которых состоял суд, чьи намерения относительно Хуана он уже угадывал:

- Я не пытаюсь сделать чудовищем обвиняемого. Я прекрасно знаю, что это человек, который страдал и боролся с самого детства, этот человек в конфликте с обществом. Мне нечего сказать в моральное оправдание, которое можно себе представить из-за плохой жизни, неудачи; но могу попросить всех и каждого из вас осознать свою ответственность. Я не обвиняю публично Хуана Дьявола из-за ярости или каприза, не обвиняю за прошлые ошибки, а лишь хочу предотвратить его будущие ошибки, исправить зло, которое еще можно исправить…

«» Его пример является вредным и пагубным. Если решение суда будет основываться на чувственных мотивах, завоеванных моральными соображениями милосердия, согласно услышанным правдивым рассказам, которые могут затронуть сердце любого человека, при этом суд, повторяю, если признает правоту Хуана Дьявола оправдательным приговором, то все бродяги, все злодеи, все недовольные и обиженные на Мартинике будут перенимать это скандальное и недружелюбное поведение, создадут свое собственное представление о справедливости, взяв его собственноручно за спиной закона и суда…

«» Хочу, чтобы каждый из вас понял, что я говорю только в защиту нашего общества, этого общества, наших жен, наших будущих детей… Мы не можем позволить, чтобы объявленное осталось не услышанным, чтобы каждый судил по своей прихоти. Жизнь Хуана Дьявола может иметь блеск приключенческого романа, завоевывая восхищение у женщин и вдохновляя воображение детей, и из-за него самого это опасно, и наш долг мужчин, как глав семей, как категории управленцев цивилизованного общества, дать другой курс правосудию, другие судебные процедуры для человеческой доброты, которая может сосуществовать с уважением к закону и законным правам остальных, даже если Хуан Дьявол имеет намерение доказать обратное. Как доктор, лечащий себя самого, открывая перед незнакомцами свои собственные раны, хочу отметить, что не будет странным, что дама из моей собственной семьи считает естественным и обязательным встать на сторону Хуана…

«» И это может понять любой, кто сейчас слушает. Если наши законы такие плохие, то мы должны их преобразовать; если наши суды не удовлетворяют истинное правосудие, мы должны сделать его лучше; если наши привычки такие предосудительные, мы должны попытаться их изменить… Но все это нужно сделать с согласия наших лучших граждан, опираясь на законы метрополии, справедливость, права и поддержку учреждений, не следуя более или менее сентиментальному капризу первого же восставшего обиженного, только потому, что общество всегда было в стороне…

«» Прошу, господа судьи, сострадания для Хуана Дьявола, но слишком большая жалость будет подрывать наше общество. Его грехи может простить сердце, но его ошибки должны быть наказаны, должны быть преследуемы и предотвращены в нем или в его последователях, похоже, ему хотят следовать все мужчины на корабле и даже этот ребенок двенадцати лет, которого можно назвать крестником Хуана Дьявола…

«» Совершенно необходимо дать понять обвиняемому и всем остальным, что ни один человек не сильнее закона, и никто не может разрушать то, что создала воля тысяч граждан, нельзя следовать путем личного насилия, чтобы добиться справедливости, нельзя налагать наказание по своим капризам, как в деле о разрушении бочек рома сеньоров Ланкастер, потому что это называется не справедливостью, а местью, и суд не может поощрять этого, а наоборот, отгородить его, покончить с ним, отрезать всякую возможность повторения подобных дел через справедливое наказание, решительно и разумно для него, нарушившего все нормы обвиняемого Хуана Дьявола. Следовательно, я прошу этот суд, обвиняемого…

- Нет! Нет, Ренато! – прервала Моника, приблизившись к нему, совершенно вне себя. – Ты не сделаешь этого… этого не скажет твой рот… не скажут твои губы такого наказания для Хуана!

- Тишина… Тишина! – рассердился председатель. – Хватит! Я очищу зал! Сеньора Мольнар, в качестве свидетеля вам запрещено быть в этом зале. Пройдите в зал для свидетелей, или я арестую вас за неуважение властям.

- Нет! – запротестовал Ренато.

- Ни она, и никто другой не может прерывать судебный порядок. Вы будете говорить в свое время, когда вас спросят. И если вы должны сказать что-либо в защиту обвиняемого…

- Это самый благородный человек на земле! Если вы представляете собой правосудие, то вы не можете его обвинять!

Единогласный крик пробежал по залу. Судьи и присяжные встали; охрана с ружьями задерживала народ, который пытался выскочить на помост. Неспособная больше сдерживаться, Моника встала перед судом, приблизилась к Хуану, повернувшись к Ренато… По энергичному жесту председателя, судебный пристав приблизился, но не осмелился ее тронуть. Он остановился перед ней, неподвижный, как и все остальные, перешептывания и голоса ослабели, неожиданно возник жадный интерес к услышанным словам:

- Сеньоры судьи, присяжные, вы не можете приговорить Хуана! Необходимо судить, дабы не совершить новой жестокости… Ради Бога, послушайте меня. Вы накажете его за великодушие? За милосердие? За защиту тех, у кого ничего нет? За поддержку беззащитных? Нет! Правосудие не может наказывать за борьбу, за защиту своей собственной жизни и других несчастных, за борьбу с варварством, за то, что помог сбежавшему ребенку, за ранения при самозащите от подлеца, которого зовут Бенхамин Дюваль…

- Сеньора Мольнар, хватит… Хватит! – осудил председатель. – Вы взяли на себя роль адвоката, и нельзя выслушивать подобное. Здесь слушаются не аргументы, а факты, которые дадут вам право говорить.

- Я немедленно предоставлю вам факты. Только умоляю сеньоров присяжных быть менее жестокими с Хуаном, чья судьба с детства была с ним сурова. К тому же, его ошибки, преступления, обвинения, предъявленные ему, случились в основном в других странах, где другие законы…

- Свидетель забывает, что основные обвинения, помимо его ссоры с Бенхамином Дювалем, невыполнение своего обещания выплачивать компенсацию, посредством которой тот отозвал свой иск, - напомнил председатель. – Злоупотребление доверием, что значит, он вышел из порта на корабле до того, как удовлетворил долг, за который его обвиняет сегодня сеньор Ренато Д`Отремон и Валуа…

- Я как раз собиралась подойти к этому вопросу, сеньор председатель, - прервала Моника. – Способ, каким арестовали Хуана, отсутствие связи с внешним миром вплоть до настоящего момента, помешали мне переброситься с ним даже одним словом. Я разделяю с ним нечто, что его не интересует, по-настоящему презирает те деньги, которые привык игнорировать: у женщины, на которой он женился в Кампо Реаль, еще есть наследство. Подарок скромный. С ним я гарантирую на этом суде, что долг будет оплачен. Я даю торжественное обещание присутствующим здесь выплатить все до последнего сентаво, и ожидаю, что этого будет достаточно, чтобы освободиться от обвинения в злоупотреблении доверием.

- Я могу задать вопрос свидетелю? – добавил Ренато. – Только один вопрос свидетелю, прежде чем она заявит под присягой, что также по причине доброты Хуана Дьявола она умоляла доктора Фабера написать ее матери, попросив помощи, поддержки, чтобы сбежать со шхуны Люцифер, где она была удержана против предписания доктора, несмотря на то, что была тяжело больна.

- Никогда я не просила написать доктора Фабера в такой манере, ни матери и кому бы то ни было, - отвергла Моника решительно. – Я только попросила его, чтобы он сообщил ее, что я жива. Клянусь, что это было только так, это была моя просьба к доктору Фаберу.

• Предыдущая
• 56/67
• Следующая