Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 32
- Предыдущая
- 32/67
- Следующая
- Ренато продолжает пить?
- А как же, хозяйка. Он бродит, как тень. Иногда в кабинете он валится на диван и там дремлет. Потом встает и снова пьет, снова бродит… Но со вчерашнего вечера он ничего не просил…
- Где ты сказала он?
- У входа в дом, смотрит и смотрит на дорогу и ущелье… По-моему, он в отчаянии, потому что возвращаются сеньора София и сеньора Каталина. И как я сказала, почему бы ему не сесть на лошадь и не разыскать их?
- Ты уверена, что он не пьяный?
- Говорю же… Если он ничего не пил со вчерашнего дня, уверена, что он уже протрезвел.
- Дай мне накидку…
- Накидку? Вы выйдите отсюда? Сеньора София ясно сказала, что вам нельзя выходить из комнат… Вы угодите прямо в пасть волку… Вспомните, как он пришел вчера вечером, после того, как приказал позвать вас, а вы были там…
- Подай мне накидку, уйди и не мешайся, простофиля.
Да, Ренато стоял возле перил, скрестив руки, с зажженными лихорадкой и алкоголем глазами… Он настолько изменился, что казался теперь другим человеком: растрепанный, обросший, с расстегнутой на белой груди рубашкой, с мрачным взглядом, горьким изгибом губ… Он выглядел постаревшим лет на десять, с таким выражением и внешностью, трагической тенью его самого, и казался странно похожим на Франсиско Д`Отремон и несомненно он был братом Хуана Дьявола…
- Ренато, мой Ренато… Слышишь меня? Хочешь, мы поговорим? – просила Айме умоляющим тоном.
- Поговорим? Поговорим? – засомневался печально Ренато. – Теперь ты хочешь поговорить?
- Да, Ренато, теперь я хочу поговорить, потому что теперь ты не пьян… Прости меня, но это верное слово. Целые дни ты пьешь, как сумасшедший и ведешь себя, как дикарь… Теперь ты в здравом уме и у меня есть надежда, что мы сможем поговорить, как цивилизованные…
- В таком случае у тебя не получится! Д`Отремон не цивилизованные! Ни мой отец, ни… мой брат, ни я тем более, хотя и выгляжу цивилизованным… Наша кровь имеет варварский огонь, грубые чувства, дикие страсти… Мы примитивные в ярости, любви и ненависти! Хочу, чтобы ты обратила на это внимание… Хочу дать тебе последнюю возможность спастись… Беги, если ты виновна, Айме, беги, пока я еще не понял, что ты виновна, сейчас же спасайся, воспользуйся этим моментом, пока во мне еще есть остаток человека. Потом будет слишком поздно!
Айме затряслась, по ее спине пробежал озноб, но была также пришпоривающая ярость, самолюбие, бесконечное желание играть и побеждать; держась за все это она вцепилась дрожащими пальцами в руку Ренато:
- Мне незачем бежать и спасать себя! Выслушай меня, если хочешь узнать правду… всю правду! Меня не в чем упрекнуть! Быть твоей женой – это мое единственное и настоящее желание…
- Следи внимательно за словами, которые произносишь! Как священную клятву я возьму каждое из твоих слов, и если ты снова солжешь, то твоя ложь будет последней, потому что это будут твои последние слова! Говори!
- Я должна начать издалека… Этот человек ухаживал за мной…
- Хуан Дьявол? Где? Когда? Как? Ты же была моей невестой! Ты была моей невестой, когда приехала из Франции… А если была моей невестой, то духовно принадлежала мне, как такое было возможно…? Скажи же наконец!
- Раньше, Ренато… Раньше…
- Раньше чего? Перед возвращением на Антильские острова ты не могла знать Хуана!
- Чтобы ты смог меня понять, я должна начать раньше… Я была девочкой; ты и Моника были подростками…
- Моника только на два года тебя старше. Двух лет недостаточно…
- Да, знаю. Но из-за того, какая она, из-за ее характера… Ты всегда был с ней, на меня же почти не обращал внимания, а я начинала влюбляться в тебя… Ты не знал, как страдало сердце девочки, которая становилась женщиной… Я была влюблена в тебя, а ты казался влюбленным в Монику… я очень мучилась от ревности и злости, а Моника была уверена, что ты женишься на ней… Для тебя она причесывалась, прихорашивалась, ставила цветы на стол, из-за тебя училась дни и ночи напролет, чтобы уметь разговаривать с тобой о всем, о чем бы ты хотел с ней говорить, когда на меня не обращали внимания…
- О чем ты говоришь? – разволновался Ренато, вопреки себе удивленный и заинтересованный.
- Моника была безумно влюблена в тебя, Ренато, она думала только о тебе, говорила только о тебе… У нее была совершенная уверенность, что ты женишься на ней…
Руки Ренато ослабели, на его лице отразилась растерянность, смущение, глубокое удивление, что-то вроде боли, невольно причиненного зла. И он отреагировал, спросив:
- Моника, Моника меня любила? Однажды ты кое-что сказала похожее… Я не заметил этого, не хотел обращать внимания, ведь это были твои оправдания, ложь, обман…
- Нет, Ренато, Моника тебя любила, она была без ума от тебя, и видя, что ты в конце концов предпочел меня, она послушницей ушла в Монастырь Марселя… Ты не помнишь ее странное поведение, как она сильно изменилась, ее намеки? Она казалось, возненавидела меня… Ты начал думать, что она тебя ненавидит, а она любила. Она была помешана на тебе, а я ревновала, дико ревновала, что у меня разжигалась кровь…
- О, нет… Невозможно…!
- Клянусь тебе, это правда! Клянусь всем, что мне свято, священно… Жизнью матери клянусь! Моника обожала тебя, считала меня безумной, ребенком, невеждой, несущественной, считала, что я не могу сделать тебя счастливым… Она всегда была умнее меня, всегда имела сильный характер… Она воспользовалась всем этим, чтобы заставить меня поклясться ей…
- В чем? – торопил Ренато, увидев, что Айме сомневалась.
- Что моя жизнь с тобой будет только самоотверженной и жертвенной, что я буду обожать тебя все дни, буду слушаться тебя, как рабыня… Она потребовала от меня, чтобы я благодарила тебя, отказалась от всего: от моих капризов, безудержных проявлений моего характера… Она упрекала меня, что преступление быть кокеткой, непостоянной… Она следила за всеми моими действиями, улыбками и вздохами, создавая вокруг меня атмосферу подавленности, надзора, которая меня душила, а я была маленькой девочкой, Ренато. Иногда, чтобы разозлить ее, я кокетничала…
- Что?
- Кокетничала, но любила только тебя, думала лишь о тебе… Это был способ отомстить за ее невыносимую тиранию… Она хотела, чтобы я провалилась, хотела подловить меня, постоянно угрожала мне, что я возненавидела ее, было достаточно одного слова, чтобы вывести меня из себя… Она наступала на мое самолюбие, давила на меня постоянной руганью, пока в один прекрасный день, мне все это не надоело…
- Надоело все это, что? Не хватало меня обмануть, не так ли?
- Нет… нет! Я не сделала ничего такого… Мы были детьми, глупышками… и из-за нее…
Айме долго всхлипывала, закрыв лицо руками, склонившись рядом с каменными перилами, пока Ренато обдумывал ее слова и не мог привести в порядок свои мысли, которые вертелись сумасшедшим вихрем, которые потрясли его душу… Затем Айме медленно продолжила, ее слезы высохли …
- Что ты сделала по ее вине? Говори!
- Я… ну… Я не сделала ничего серьезного, Ренато… Хуан Дьявол ходил кругами вокруг нашего дома… Как я раньше сказала тебе, он ухаживал за мной…
- За тобой или за ней?
- На самом деле за мной, Ренато. Он начал ухаживать за мной… Она вернулась из монастыря, одетая в рясу… Он, как ты понял, преследовал меня. Он совсем ничего не знал о нашей помолвке… Однажды он обратил внимание на Монику, я сказала ему, что она еще не пострижена, что может оставить свою рясу, что она красивая, что ей нужна любовь… Это было легкомысленно, по-детски… Я никогда не думала, что он воспримет это всерьез, что так рассердится. Он сменил курс, а я по шалости, не соизмерив всего, приободрила его, дала понять, что Моника отвечает ему, что только притворяется, что избегает его, а он…
- А он, что? Продолжай… продолжай…!
- Я обманула его, в этом моя вина. Это мой грех, Ренато, грех, в котором я не хотела признаваться тебе. От ее имени я написала письмо, чтобы он искал ее в Кампо Реаль. Я играла чувствами обоих, и когда он приехал, она его отвергла, и он разгневался, поклялся отомстить, и уже было бесполезно желать, чтобы он уехал отсюда…
- Предыдущая
- 32/67
- Следующая
