Самый жестокий месяц - Пенни Луиз - Страница 74

• Предыдущая
• 74/86
• Следующая

Хейзел заглянула в его темно-карие глаза и послала ему мысленный сигнал никогда не отводить взгляда. Но он, конечно, отвернулся, и она снова осталась одна.

Они позвонили Кларе, попросили ее забрать Хейзел и побыть с ней денек. Появилась Клара и забрала Хейзел к себе. Дома Клара выслушала ее, потом спросила, не хочет ли Хейзел прилечь. Хейзел никогда не чувствовала себя такой усталой и с благодарностью легла на диване. Клара приподняла ее ноги, принесла одеяло, укутала и наблюдала за ней, пока не удостоверилась, что неожиданно состарившаяся женщина (которая на самом деле была моложе Клары) уснула.

После этого Клара вернулась в свою мастерскую и снова принялась за работу. Теперь она работала еще медленнее, линии стали твердыми и уверенными. На картине стало проступать изображение, но это было нечто большее, чем черты лица, – что-то еще появлялось на полотне.

– У Софи Смит неплохая репутация в Куинсе. Даже среди волонтеров в центре помощи. Она работает на неполную ставку в книжном магазине кампуса и, похоже, является примерной студенткой.

Вернулась из поездки Иветт Николь. Она сидела за столом для совещаний и пила четверной кофе, который сама себе купила.

– Отметки?

– Вполне пристойные. Хотя ничего выдающегося. Я приехала слишком поздно – из администрации уже никого не было, но я поговорила с ее соседками по комнате и сокурсниками, и все сказали, что Софи хорошая студентка.

– Болезни? – спросил Гамаш.

Он приметил, что агент Лемье ведет себя необычно: помалкивает, сидит, сложив руки на груди и крепко, чуть не до боли, сжав кулаки.

– Никаких, – ответила Николь. – Ни простуд, ни синяков, ни хромоты. Ни разу не была ни в медпункте, ни в Кингстонской больнице. Насколько известно ее друзьям, она не пропустила ни дня учебы. За исключением тех дней, что прогуливала.

– Абсолютно здорова, – произнес Гамаш очень тихо.

– Значит, эта Ландерс была права, – сказала Николь. – Софи, приезжая домой, разыгрывала болезни, чтобы отвлечь мать от Мадлен.

– Вы завезли пузырек в лабораторию? – спросил Бовуар.

– Конечно, – сказала Николь.

Она жевала булочку с кремом, словно и не замечая голодных взглядов вокруг.

– Позвони, пожалуйста, и узнай, не готов ли уже результат, – попросил Гамаш Бовуара.

Пока тот звонил, Гамаш раздал поручения на день, потом подошел к доске. Он знал, что все глаза устремлены на него. Он предполагал, что они ждут, не взорвется ли он, не сломается ли. И тогда он сам повернулся к ним. Лакост, Лемье, Николь. Такие молодые. Такие нетерпеливые. Со всеми свойственными людям недостатками и достоинствами. И он улыбнулся.

Лемье улыбнулся в ответ. И Лакост тоже улыбнулась, хотя улыбка получилась грустная. У Николь выражение было такое, словно ей нанесли оскорбление.

Гамаш нашел то, что искал. Человек, проникший в гостиницу и похитивший школьные ежегодники, забрал не все. Самый главный альбом оставался на столе Гамаша. Тот, который Николь нашла в доме Хейзел. Выпускной альбом Мадлен. Гамаш принялся рассматривать его и вскоре перешел ко второй его части, с выпускными фотографиями. Но увидеть он хотел вовсе не Хейзел и даже не Мадлен. Он искал другую девушку. Девушку из группы поддержки.

– Мне сообщили результаты, – сказал Бовуар, садясь на стул за столом для совещаний и швыряя на столешницу блокнот. – Эфедра в пузырьке Софи, вероятно, не та же самая, что убила Мадлен.

Гамаш подался вперед и положил альбом.

– Не та же самая?

– В лаборатории пока нет абсолютной уверенности, они хотят провести полный анализ, но, похоже, у Софи был другой материал в качестве связующего агента – так его назвали в лаборатории. Поскольку эфедра – это род растений, трава, то, прежде чем придать ей форму таблеток, делают экстракт. Разные компании используют разные связующие агенты. Агент в этих таблетках отличается от того, что был обнаружен в организме Мадлен.

У Гамаша загорелись глаза.

– Какой же я был идиот! Они сказали что-нибудь о химических веществах, которыми была убита Мадлен?

Он ждал ответа, затаив дыхание.

– Только то, что эта эфедра старая. Более естественная, но менее стабильная.

– Более естественная. Чего и следовало ожидать.

Он подозвал Лемье, задал ему несколько вопросов, потом снова обратился к Бовуару:

– Поехали со мной.

Когда приехали Бовуар и Гамаш, Одиль Монманьи только-только открывала магазин.

– Приехали еще послушать стихи?

Бовуар не понял, всерьез она спрашивает или нет. Он проигнорировал ее вопрос.

– Вы что-нибудь знаете об эфедре?

– Понятия не имею, что это такое.

– Я спрашивал вас об этом после смерти Мадлен. И вы знаете, что она была убита этим веществом, – сказал он.

– Да, я слышала об этом от вас, но до этого – никогда.

В магазине стоял терпкий запах. Здесь пахло всевозможными чаями и специями. И травами.

Гамаш подошел к лоткам, на которых было написано: «Коготь дьявола», «Джонов корень» «Гинкго билоба». Он вытащил из кармана пластиковый пакетик, но вместо совочка, лежащего у лотков, достал из кармана пинцет и положил в пакетик малую щепоть гинкго билоба. Потом подписал.

– Я бы хотел купить это, s’il vous plait.

Судя по виду Одиль, она бы не отказалась от порции виски, какая обычно по плечу только Рут.

– Да тут всего ничего. Возьмите так.

– Нет, мадам, я должен заплатить.

Гамаш положил пакетик на весы.

На ярлычке было написано: «Ма хуань».

– Китайская трава, о которой нам рассказывал Лемье в то первое утро, – сказал Бовуар, когда они вернулись в машину. – Это эфедра.

– Которую сотни, а то и тысячи лет использовали в других целях, – подхватил Гамаш. – Но потом ее обнаружили фармакологи и превратили в убийцу. Ма хуань. Коронер Харрис тоже мне об этом рассказывала. Каждый раз, когда мы беседовали с кем-то, знакомым с этой темой, они говорили об этом средстве как о траве, которая используется в китайской и других медицинах. Но я настолько зациклился на диетической добавке, что ничего этого почти не слышал. А ответ все время был под боком.

– Вы меня опередили, – сказал Бовуар, пытаясь на покрытой лужами дороге не наступить на лягушку, хотя Гамашу показалось, что он скорее собирается размазать ее по земле. – У меня было такое видение: Сандон варит в котле дерево гинкго.

– Сорочка, видимо, не всегда тебе помогает.

– Похоже, застилает мне глаза, вы правы, – усмехнулся Бовуар. – А что означает этот ма хуань? Одиль с его помощью убила Мадлен? И что насчет экстрасенсихи? Это просто случайность, что ее фамилия совпадает с названием пещер во Франции? Я совсем запутался.

– «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло»[75], – процитировал Гамаш. – Но скоро мы увидим все.

– Это я знаю, – произнес Бовуар тоном победителя телевикторины. – Первое послание к Коринфянам. Мы читали его на нашей свадьбе. Оно о любви. Но Рут прошлым вечером читала другой отрывок. С этим что мы будем делать? – Он показал на пакетик с ма хуань.

– Поеду в Монреаль – отвезу в лабораторию, – сказал Гамаш.

– Осторожнее. Пресса увидит вас с этим – скажут, что вы главный клиент Даниеля, – ляпнул Бовуар и сам ужаснулся тому, что так неудачно пошутил.

– В такие дни и в самом деле неплохо бы воспользоваться чем-нибудь в этом роде, – рассмеялся Гамаш.

– Извините.

– Не извиняйся. Все образуется.

– Сквозь тусклое стекло, – тихо произнес Бовуар. – Какое точное описание. Вы и вправду считаете, что это окно скоро станет прозрачным?

– Да, считаю, – сказал Гамаш.

Но еще он знал, что апостол Павел говорил не об окне, а о зеркале.

Гамаш хорошо знал зал совещаний на верхнем этаже управления Квебекской полиции. Сколько чашек кофе успело остыть, пока он решал этические и нравственные проблемы, стоявшие перед полицией? Целый вал вопросов, сводившихся в конечном счете к одному: насколько далеко можно заходить, защищая общество? Безопасность против свободы.

• Предыдущая
• 74/86
• Следующая