Три романа Синди Блэка - "Графит" - Страница 65
- Предыдущая
- 65/130
- Следующая
Это было обидно. Танцор мог обманывать себя, но как ни крути, а он скучал по времени, когда он был первым лицом на сцене, пусть и в образе красотки Мерилин в дешевом клубе. Однажды ему приснилось, что зал в «Альфе» собрался, чтобы посмотреть на его выступление. Публика смотрела, а он парил, купаясь в лучах напряженного внимания, впитывая в себя восторг зрителей, снова и снова взмывая над сценой…
Когда Синди проснулся, Саймон лежал рядом, приподнявшись на локте, и смотрел ему в лицо.
— Ты так улыбался, что еще чуть-чуть — и треснул бы от счастья. И что тебе снилось? Или кто, а?
— Угадай, — сказал Синди.
Саймон тихо засмеялся и притянул любовника к себе. Он не угадал, но Синди не стал его разубеждать. В конце концов, Синди не хотел досаждать никому из «Черной Луны своими печалями. «Черная Луна» подарила ему счастливый билет, путь на большую сцену, шанс, который выпадает раз на миллион… Он повторял это себе не единожды, но ничего не мог поделать со своими чувствами. Синди бешено хотелось славы.
Впрочем, чего-то ему удалось добиться и так. За первым интервью последовало второе, потом участие в какой-то программе о современном искусстве, в которой он, правда, не сказал ни слова, в очередной раз сыграв роль живой декорации. Потом пришло приглашение поучаствовать в интеллектуальной викторине, и Синди растерялся.
— Что-то я сомневаюсь, что мне стоит туда идти. Позориться только.
Саймон засмеялся.
— Синди, ты же не думаешь, что кто-то ждет там от тебя интеллектуальных высот?
Это звучало обидно, и Саймон получил за это подушкой по голове, но он оказался прав. Никто не ждал от Синди глубоких мыслей, слишком уж скандальный имидж у него сложился. Он него ждали эпатажа, каблуков, танцев на столе, очаровательных глупостей, блеска и интимных подробностей. Иногда танцору казалось, что ему вовсе не обязательно было выходить из образа Красотки. Однажды на шоу, когда ведущий представлял его как одного из скандальных завсегдатаев «Континента», Синди не выдержал.
— Вы знаете, — с очаровательной улыбкой сказал он, — а я еще и танцевать умею. Спросите зрителей, они подтвердят.
С горечью Синди иногда говорил себе, что его талант видят единицы, а короткую юбку — сотни. Стремясь к свободе, он загнал себя в тупик. Однако глупо было отказываться от уже достигнутого, и Синди продолжал давать жадной до ярких зрелищ публике очередные дозы эпатажа, пытаясь при этом запомниться не только каблуками, блестками и скандалами, но и способностями. Медленно, но верно он полз наверх, покоряя ту вершину, на которой Саймон Блик уже стоял.
И однажды Синди получил подтверждение того, что его старания не были напрасны. Во время очередной фотосессии (из предметов одежды — только туфли и боа) комм вывел на экран сообщение. Синди Блэка приглашали на один из закрытых семинаров Квентина Вульфа. Это было не бесплатно, да еще нужно было выкинуть из расписания одну из встреч, но Синди не смущали такие мелочи, он готов был взлететь к потолку от переполняющих его эмоций. Дрожащим от возбуждения голосом он продиктовал положительный ответ и, все еще сияя от неожиданного счастья, повернулся к фотографу. Получившееся фото стало самым удачным в сессии, да еще и попало на главную страницу одного из журналов, но тогда Синди было не до самых прекрасных снимков на свете. Встреча с кумиром своего детства, на равных — хорошо, пускай почти на равных — это было больше, чем он мог пожелать. Конечно, он понимал, что Квентин вряд ли сам отбирал, кого можно пригласить на закрытый семинар, это было задачей его менеджера, но одна мысль о том, что сам! вблизи! оттесняла все доводы рассудка.
Он с трудом закончил сессию, стоически вытерпев ворчание фотографа, что с Синди совершенно невозможно работать («ты хоть секунду можешь постоять спокойно и не улыбаться во весь рот?!»), наспех оделся и выкатился на улицу. Фонари бросали отблески на его лицо, волосы, и прохожие невольно провожали его взглядом — Синди светился от счастья.
От радости он выпил лишнего и пришел домой, слегка пошатываясь, беззлобно ругая подворачивающиеся каблуки. Он искренне надеялся, что Саймон ничего не заметит, даже когда запнулся о вешалку и свалил на себя его пальто, а потом пытался вернуть это пальто на место, и очень удивился, когда Саймон вырос перед ним и смерил его удивленным и слегка насмешливым взглядом.
— О, да кто-то надрался, — констатировал он и легко выдернул Синди из хаоса, в который превратилась вешалка со всей одеждой на ней.
Синди хотел сказать, что вовсе нет, просто он рад, но передумал и сказал другое.
— Меня пригласил на свой семинар Квентин Вульф!
— Круто, — вздохнул Саймон, помогая танцору избавиться от сапог, которые вдруг зажили своей собственной жизнью и не желали добровольно расставаться со своим владельцем. — Не дергайся. Стоять. Стоять, я сказал!
Синди послушно замер, и только после этого Саймон смог дотащить его до спальни. Синди не хотелось стоять спокойно, ему хотелось танцевать, петь, орать о привалившем ему счастье, обливаться шампанским и запускать фейерверки. Он снова попытался объяснить Саймону, в чем же дело.
— Он меня пригласил. Сам. Квентин. Понимаешь?
— С первого раза понял, не дурак. А ну лежать! — прикрикнул он, когда Синди попытался сползти с кровати, при этом оживленно жестикулируя.
— Не хочу, — Синди подумал и добавил, — один не хочу.
В его голову пришла неожиданно трезвая мысль, что это уже капризы чистой воды, но Саймон снова вздохнул и лег с краю, оттеснив Синди к центру кровати, и запустил пальцы в его и без того растрепанные волосы. Синди немедленно растекся по нему, размазался, как масло по хлебу.
— И на интервью я не пойду! — счастливо заявил он.
— Поздравляю.
— Вот! А то будут опять задавать дурацкие вопросы, как я к тебе отношусь…
— Почему же это дурацкие? — хмыкнул Саймон. — Мне, может, тоже интересно.
Синди точно помнил, что ему нельзя говорить о чувствах Саймону, но совершенно забыл, почему ему этого нельзя. Сейчас ему совершенно ничего не мешало, и только память о запрете удерживала от подробного рассказа о том, что творилось у него внутри.
— Не спрашивай, а то отвечу! — пригрозил он.
— Напугал, — засмеялся Саймон. — Ну, давай, говори.
— Я тебя люблю, — сказал Синди. Слова давались легко, алкоголь разрушил все табу, которые негласно существовали у них обоих. Синди был счастлив, и был готов делиться своими чувствами со всем миром, а тем более с Саймоном, который замер и перестал перебирать волосы любовника. — Давным-давно. Уже и Мелкий догадался, и, наверное, Металл, а ты все не видишь или не хочешь видеть…
Саймон молчал очень долго, по ощущениям Синди — целую вечность. Синди уже хотел поднять голову и посмотреть ему в лицо, но тяжелая рука легла ему на затылок, заставляя прижаться к груди Саймона. Синди недовольно поерзал, пытаясь решить уже этот вопрос, увидеть, как подействовала его откровенность, но ему не позволили.
— Спи, — донесся голос Саймона, словно откуда-то издалека.
Синди прекратил бороться, вздохнул и закрыл глаза. Он так и не получил ответа, но то, что он сумел признаться, грело ему душу. Это было так естественно, что Синди удивился — почему он не сделал этого раньше? Он заснул, по-прежнему чувствуя на затылке прохладную ладонь.
Лица Саймона он так и не увидел.
В зале было неожиданно много людей — по мнению Синди, слишком много для закрытого семинара. Женщины самых разных возрастов окружали небольшую сцену, сверкали украшения в ушах и на пальцах, от переливов шелка и атласа, блесток и стразов рябило в глазах. Редкие дамы в черном смотрелись в этой пестрой толпе, как черные алмазы.
Мужчины собирались дальше от центра зала. Их было меньше, и они вызывали у Синди ассоциации с оцеплением, то ли охраняющим женщин от вторжения извне, то ли наоборот, не дающим им попасть наружу.
Сам Синди в этот день изменил своему стилю, одевшись в обычные брюки и рубашку. Внезапно он понял, что не сможет появиться перед кумиром своих подростковых лет в короткой юбке и блестя, как стробоскоп. Саймон, который дома отвечал на письма поклонниц, спросил, не собрался ли Синди в монастырь искупать грехи. Синди, полностью поглощенный подготовкой к встрече, что-то пробормотал. И теперь он постоянно одергивал рукава рубашки и едва сдерживался, чтобы не теребить ремень. Оказывается, он настолько привык к своим юбкам и каблукам, что теперь чувствовал себя почти так же, как в тот момент, когда впервые вышел в женской одежде на улицу. Он занял место в «оцеплении» и перевел взгляд на сцену.
- Предыдущая
- 65/130
- Следующая
