Рейдер - Астахов Павел Алексеевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая

– Месье Вольдемар?

– Oui, c'est moi!

– Простите, я не говорю по-французски, но знаю, что вы говорите по-русски, и я знаю, что вы в это время не спите.

– Да-да, пожалуйста, с кем имею честь?

– Я помощник Владимира Владимировича. Прошу вас от его имени быть сегодня в «Гранд-отеле», в номере 1232 в 10.00. Вас будут ждать.

– Хорошо.

В трубке старинного аппарата раздались гудки, а Вольдемар потрясенно выдохнул и подошел к окну. Он всегда полагался на собственную интуицию да на Божью волю – так, как учила его матушка, и в том, что произошло минуту назад, он всем сердцем ощущал Его волю.

Вольдемар покачал головой. Матушка вообще на удивление глубоко понимала суть вещей. «Самое страшное, – говорила Наталья Алексеевна, – обидеть Господа Бога! Ведь если человек отвернется от Бога, то и Бог отвернется от человека. А не видя друг друга, невозможно и помочь друг другу».

Теперь Вольдемар и сам был в немалом возрасте, и с каждым годом он понимал матушку все лучше.

«Да, – говорила она, – человек часто отступает от указанного Господом пути. Но путь все равно остается открытым, а человек всегда может одуматься, покаяться и вернуться. Такова природа человека – оступаться, вставать, грешить и снова исправляться…»

Вольдемар помнил слова матери так ясно, словно слушал их прямо сейчас. Он годами следовал обычаю по воскресеньям стоять в первых рядах молящихся святому Александру Невскому, заступнику и спасителю Святой Руси в храме его же имени на рю Дарю. А если он был не в Париже, то шел в ближайший православный храм и, даже будучи в Японии, в Токио отыскал «Николай Идо» – храм Святого Николая, и даже познакомился с семьей настоятеля. Спустя годы именно этот настоятель поможет Вольдемару в крайне важном деле, и не видеть в этом помощи свыше Вольдемар не рискнул бы.

Господь определенно помогал ему и теперь, и это была очень своевременная помощь.

«Сколько же лет прошло?»

Вольдемар прекрасно запомнил их первую встречу в далеких 80-х, когда в немецком пивном ресторанчике ему показали этого обычного с виду человека, тогда капитана КГБ.

Вольдемар как раз охотился за немецким палачом Второй мировой Францем фон Зибенау, который лично повесил нескольких товарищей Вольдемара, таких же, как он, детей русских эмигрантов, отказавшихся сотрудничать с оккупантами. Следы фашистского садиста терялись в Парагвае, где Вольдемар искал его целых пять лет, а затем вдруг обнаружились на Кубе, где бывший гестаповец, сменивший не одну фамилию и даже внешность, консультировал кастровцев, обучая их технической разведке.

А в начале весны того памятного года Зибенау прибыл в Берлин под именем Хорхе Мартинеса Руиса Кастильо и, как неожиданно узнал Вольдемар, вот уже два месяца квартировал в гостевом особняке кубинского посольства в элитном районе столицы ГДР. Естественно, он был крайне осторожен: не выходил на улицу, скрываясь за высоким забором и постоянно зашторенными окнами, а охраняли гестаповца кубинские военные и служба безопасности самого президента Фиделя.

Вольдемар, ходивший тогда на работу во французское посольство, еле вымолил у шефа продления командировки до начала мая. Он уже изучил привычки Зибенау-Кастильо и знал, что раз в неделю, строго по четвергам, тот выезжает на прогулку в Потсдамский лес. А значит, у Вольдемара был шанс.

Надо сказать, эти прогулки и сами по себе были довольно интересны. Каждый четверг около двух часов подряд Зибенау не только наслаждался природой в компании молодого секретаря, но и встречался с «гостями». В основном это были немецкие промышленники, лояльные к социалистическому правительству, но иногда приезжали и политики среднего звена от правящей партии СДПГ.

О чем говорили и что обсуждали, так и оставалось неизвестным, – подобраться к объекту Вольдемару не удавалось. Бдительный секретарь, который, судя по нежным взглядам Зибенау, был больше, чем секретарь, обладал звериным чутьем и проверял всех, кто попадал в поле его зрения. Дважды, переодевшись лесничим, Вольдемар пытался приблизиться хотя бы на расстояние слышимости и каждый раз терпел фиаско.

Тем временем его командировка в ГДР подходила к концу, и лишь в конце апреля, когда Вольдемар уже отчаялся выманить нациста из берлоги, в небесах что-то повернулось. Рано утром в занятый нацистом особняк приехала «Скорая помощь», простояла до обеда, а затем подъехала и другая машина – с надписью «Реанеамобиль». В машину занесли носилки, и в сопровождении трех машин охраны Зибенау вывезли в госпиталь немецкой демократической армии. В том, что вывезли именно его, Вольдемар не сомневался; он ясно разглядел секретаря, взволнованно бегавшего вокруг врачей. Такого шанса могло второй раз не представиться.

Первым делом Вольдемар через знакомого из торгпредства выяснил, что поступившего 28 апреля в 13.15 больного из кубинского посольства поместили в отделение проктологии.

Затем он тщательно подготовил начатое еще его отцом почти сорок лет назад досье. Он вложил фотографии, на которых «объект» был запечатлен за расправами. Подшил заверенные копии трех заочных приговоров о признании Франца Дитриха фон Зибенау, барона Веймара нацистским преступником, совершившим преступления против человечества и подлежащим аресту с передачей в руки правосудия для предания смертной казни. Пожертвовал единственной заверенной копией фрагмента протокола Нюрнбергского процесса на 25 листах. Приложил дактокарты1 и зубные снимки, выкупленные отцом Вольдемара в американском архиве. Оставалось главное: передать досье молодому капитану КГБ из русской военной миссии – единственному, кто мог довести заслуженное возмездие до конца.

Небеса быстро услышали отчаянную мольбу Вольдемара и прислали весточку – приглашение немецкого правительства на празднование 1 Мая, Дня мира, согласия и труда в главный дворец съездов Берлина. Однако убедить русского капитана взять документы оказалось непросто. Да, он глянул на содержимое папки, но пакет в руки не взял, а попросил спуститься в гараж и положить его в старенький синий «Вольво», стоявший у пожарного щита.

Вольдемар сделал все, как сказали. И потянулись дни ожидания: русский капитан молчал, Зибенау постепенно приходил в себя и уже начал совершать прогулки на коляске под пристальным присмотром секретаря, а срок командировки Вольдемара истекал. А 8 мая, в День Победы, который празднуется парижанами очень пышно, Вольдемар получил открытку, судя по обратному штемпелю, отправленную с центрального почтамта Берлина. На открытке был изображен Воин-победитель, установленный в Трептов-парке. Русский солдат прижимал немецкого ребенка, разрубая опушенным мечом поверженную свастику. Открытка подписана не была.

Тем же вечером, включив новости CNN в 9 часов, он увидел фотографии из переданного им русскому капитану досье. Диктор сообщал, что сегодня утром благодаря совместно проведенной операции Интерпола, кубинского Министерства госбезопасности и немецкой службы госбезопасности Штази был задержан приговоренный в нескольких странах немецкий нацистский преступник Франц Дитрих фон Зибенау, барон Веймара.

Глядящий на Вольдемара с немецкой открытки солдат-освободитель сдержанно улыбался.

Уже через час боль в отошедшем от шока теле стала привычной, но Артем изрядно вымотался, а еще через два часа, вытягивая ноги из мокрого слякотного снега, он вдруг вспомнил профессиональную поговорку.

– Тяжела и неказиста жизнь российского юриста! – вслух произнес он и поразился тому, как жизнерадостно она звучит.

Он попытался ее напеть в нормальном попсовом ритме – не вышло; попробовал положить ее на музыку двух-трех арий из «Аиды» – не то! И лишь когда он вспомнил, как звучала пионерская дробь, поговорка заняла свое место, как влитая.

– Тя-а… жела! И-и-нека… зиста, – мысленно барабанил Артем, – жизнь… ра-ассий… ского! Ю-у… риста!

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая