Убить ворона - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 47
- Предыдущая
- 47/97
- Следующая
Турецкий знал, что Сабашов уже допросил всех, кто был причастен к вылету самолета, все в один голос подтвердили – Савельев вылетел с экипажем. Сабашову Турецкий доверял полностью, но данный факт перепроверить все-таки решил сам.
В диспетчерской заводского аэропорта было по-утреннему пустынно. Две пухленькие, еще розовенькие от мороза девушки принимали смену, рисуя галочки в бумагах и отстукивая команды загрузки на компьютерах. Турецкий решил не дожидаться начальства и применить свое обезоруживающее обаяние на этих хорошеньких провинциалках:
– Как скоро наступит весна, милые подружки?
Девчонки фыркнули, но устояли перед напором московского гостя:
– Метеослужба прямо по коридору и направо.
– Что могут знать о первых подснежниках и ночах без сна эти скучные математики? Только такие прелестные девушки, как вы, никто больше… В холодном городе… – Турецкий подмигнул розовой милашке, которая от изумления застыла с открытым ртом, и показал свое удостоверение:
– Меня интересуют члены экипажа, которые вылетели на «Антее» в Индию.
– Ой, да мы уже сто раз этот список подавали вашим, – разочарованно пропищала одна из девушек. – Чего там еще не понятно?
– Ну а если не для протокола: мог ли кто-нибудь из заявленных на полет в последний момент отказаться по каким-нибудь причинам? – Турецкий доверительно присел на стол, разглядывая наманикюренные девичьи пальчики, которые ловко стучали по клавиатуре.
– Ой, ну мог, конечно.
– Как это обычно делается?
– Ой, ну летчик говорит командиру, что он не может полететь по каким-нибудь причинам. Тогда командир решает, нужна ли замена. Но в любом случае диспетчеру об этом сообщается. Правда, Оль?
Розовенькая, до сих пор молчавшая девушка кивнула:
– Ага. Но все может быть. Вы на медицинский контроль сходите. Там Вера Ивановна, врач. Она на тот рейс выпускала. А по нашим данным, никаких изменений в экипаже не было.
– Спасибо, милая, – Турецкий щедро осыпал улыбками обалдевших девушек и помчался на пропускной пункт, где пилотов за хорошее самочувствие «награждали» путевкой в очередной рейс.
Вера Ивановна, миловидная и ангельски спокойная женщина, ровно наполовину застрявшая в возрасте между молодостью и увяданием, казалось, не удивилась интересу органов к ее скромной персоне.
– Савельев? – Она покопалась в белом шкафчике и достала видавшую виды медицинскую карточку с неровными, разноцветными листами. – Вот, это наш докторский документ. Летчик был, знаете, отменного здоровья, может, только чуть-чуть со сбивчивой психикой.
– Какой психикой?
– Сбивчивой… Конечно, не научный термин, но точно определяет внутреннее состояние пациента. Ну, несколько склонен к депрессиям, что ли. Но только едва-едва, – спохватилась она, – вы не подумайте, о неуравновешенности речь не идет, таких к самолетам, знаете, на пушечный выстрел не подпустят, да еще к военным. Но Савельева трудно было назвать сангвиником. Оптимизмом, знаете, не отличался. Мне кажется, у него развивался невротизм на почве неудовлетворенности.
– Чем же он был так недоволен?
– Работой прежде всего. О личной жизни ничего не знаю, но небо он не любил, может, даже… – она помолчала, – боялся. Впрочем, это только мои, сугубо субъективные умозаключения.
– Вера Ивановна, а вы допускаете, что при таком отношении Савельев мог в последний момент отказаться от полета? Ну, сбежать, положим?
– Нет. Это проще всего сделать при осмотре у врача, легально, так сказать. Вот его полетный лист – давление нормальное, самочувствие удовлетворительное, алкоголь в крови не обнаружен.
– Словом, причин не было? Может, поэтому исчез тайком? Может, причины были не в здоровье?
– Трудно сказать. В любом случае Савельев имел право на что-нибудь пожаловаться, я бы отстранила его от полета, и никаких проблем, – Вера Ивановна вздохнула. – Какая трагедия! Нет-нет, трудно поверить… Я, вы знаете, тогда, в тот день, тоже подошла вот к этому окну, – она жестом позвала Турецкого к стеклянному квадрату, сквозь который открывалась обширная панорама на аэродром. – Темнело… Я видела, как летчики всей гурьбой шагали к этому злосчастному «Антею». Их было семеро. Я еще подумала: «Семь богатырей, как в сказке». – Ее глаза сузились в ангельской печальной улыбке.
– А скажите, вот уже из самого самолета он мог уйти?
– Вряд ли… Хотя… теоретически мог, конечно.
– Как?
– Ну, я не специалист, это мои домыслы. Ну вот там, видите, когда самолет на полосу выезжает, чтобы разгоняться, он стоит долго, моторы прогревает…
– Где-где?
– Отсюда не видно почти…
Значит, Савельев на борту самолета побывал. Комиссия по-прежнему упорно стоит на своей версии – трагедия произошла из-за неполадок в моторах, но тогда почему Савельев, судя по складывающейся картине, исчез из кабины в последний момент? Какой-то полный абсурд! Не ясновидящий же он, в конце концов! Просто не завод, а Бермудский треугольник.
Турецкий вспомнил утреннюю историю и поежился. Один астролог уже почил в бозе, Савельев, скорее всего, проявил чудеса прозрения и смылся. Кто следующий поразит воображение парапсихологическими способностями? Елена?… Пожалуй, в этой загадочной истории она единственная надежда, ниточка неразрывная, клубок, который, в конце концов, прикатится к Савельеву, если он еще жив, конечно…
Какая– то колючка не больно, но ощутимо впилась в сердце Александра: «Дурная профессия. Чего не хотелось бы до тоски, до одури, так это того, чтобы Елена прикасалась к этой истории. -Человек снова сцепился в нем со следователем. – Черт возьми, ну почему эта женщина пришла из моего собственного запутанного и недоброго мира и почему она еще и „чейная“ жена?»
Традиционный размазанный блин толченой картошки украшал подносы на всех столах, где отправляли свой ежедневный рабочий обед сотрудники администрации завода. Турецкий плавно вписался в этот солидный поток, состоящий из толстых тетенек, обсуждающих последнюю серию «Петербургских тайн» и озабоченных дяденек, катающих в руках тоненький газетный рулон. «Весьма кстати сейчас тоже заняться прессой», – Турецкий вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо крохотный печатный лист, который он скопировал в областном читальном зале, куда его привел и посадил Сабашов. «Ну-ка! Ну-ка! Что тут пишут наши акулы пера?» Турецкий водворил слева от тарелки со вторым свое чтиво, припечатав его стаканом с компотом. «Катастрофа в Намибии» – гласила маленькая заметка в «подвале» прошлогодней газеты. «Самолет „Антей“, по межправительственному договору осуществлявший поставку в Южно-Африканскую республику самолета „Су-32“, потерпел авиакатастрофу в районе столицы Намибии Виндхук и рухнул на городской рынок. По предварительным данным, погибло около 700 человек. Экипаж самолета не пострадал. Полиции удалось отбить экипаж у разъяренной толпы торговцев. Причины катастрофы выясняются».
«Какое забавное совпадение! „Антеи“ с истребителями на борту каждый год обрушиваются на головы мирных граждан, как неотвратимый дождик, а причины все выясняются и выясняются. А ведь об этой катастрофе что-то быстро замолчали. Может, оно и понятно – международный престиж, деньги, прибыль. – Турецкий вспомнил, как ожесточенно он перекапывал всю доступную новогорской библиотеке прессу, как терроризировал юную библиотекаршу, ожидая от нее все новых и новых пыльных газетных кип, как запрашивал свою родную прокуратуру и как ничего, кроме этого газетного сообщения о намибийской авиакатастрофе, не нашел. – Почему же в этом городе совпадений и пересечений никто не пожелал скрестить две параллельные прямые? А ведь может получиться интересное открытие, не хуже, чем у Лобачевского…»
Казалось, у Алексея Сергеевича накурено было пуще прежнего. Народ по-прежнему демократично сновал из кабинета и назад, а сам директор неизменно гасил в бесчисленных пепельницах все новые и новые едва начатые сигареты. Сегодня Лебедев пил не кофе, а апельсиновый сок. Заметив взгляд Турецкого на стакан, он живо отозвался:
- Предыдущая
- 47/97
- Следующая
