Твоими глазами (СИ) - Руссет Анастасия "Russet" - Страница 27

– О, черт! – Простонал Маккон, – Ма нас поубивает, когда увидит татуировки!

– Гхм… – поперхнулся Кон.

Защитные руны располагались на спинах и запястьях близнецов. Фир еще не видела идентичных рисунков на телах своих пасынков, сделанных краской с низким содержанием серебра. Только так оборотни могли заставить тату сохраниться под кожей и, если на спине татуировки можно было скрыть футболкой, то запястья были полностью открыты.

– Ма… – задумчиво продолжил Конхенн, – вот если Па увидел бы, это было бы нечто! А ей я сам покажу. Потом, когда будем уезжать.

– У меня напульсники где-то были, – Маккон исчез в своей комнате и почти тот час же вернулся с сумкой. Немного покопавшись, он достал две пары разных манжет. Первые из кожи с железными заклепками, а вторые из плотной черной ткани, напоминающей эластичные бинты. Натянув их на запястья так, чтобы скрыть татуировки, он протянул парные брату, дождался, пока тот их наденет, и показал большой палец.

Они улыбнулись, глядя друг на друга как в зеркало.

– Вот теперь – мы шикарны. Пошли вниз.

Глава 13

– Дай я поправлю, – тихо сказала Фир.

Ее тонкие пальцы скользнули по мужской шее, выпрямляя воротник-стойку. Он прищурил глаза, наслаждаясь прикосновением, ее изысканным ароматом и нежным голосом, шепчущим на ухо. В темноте, всегда в полной темноте, кроме тех редких моментов, когда волк частично или полностью вырывался на поверхность.

Эккарт уже и не помнил, когда в последний раз боялся тьмы. Возможно, в далеком детстве… хотя нет, в последний раз темнота напугала оборотня, когда он ослеп. Тогда мужчина подумал, что просто не может открыть глаза. Такое уже было однажды, когда кровь из разбитой головы застыла прямо на веках, слепив ресницы и лишив его зрения, поэтому вервольф был спокоен какое-то время. Когда Эккарт понял, что глаза открыты, а света нет – пришла паника. Всепоглощающая, лишающая связных мыслей. Мужчина стал задыхаться, но почувствовал чьи-то руки, обхватившие его за плечи. Вервольф дернулся, упав с приличной высоты. Только потом, он узнал, что лежал на импровизированной кровати.

– Меня не так легко свалить с ног, – зашептал ему на ухо чуть хриплый женский голос, – но тебе, похоже, это удалось.

Фир стала ниточкой спасшей его от тьмы. Такая нежная, мягкая и невероятно сильная, она пахла солнцем, сексом, кровью и немного зеленой листвой. Смех ее был самым лучшим звуком, который он слышал в жизни, а нежное прикосновение пальцев – просто ошеломляющим. Именно тогда Эккарт понял смысл выражения «нет слов». Фраз, которыми можно было бы выразить все эти ощущения, не существовало в природе.

Через несколько лет, когда мужчина в какой-то мере свыкся со своей слепотой, ему приснилась Богиня, хотя это больше походило на видение с запахами и звуками. Вервольф даже на секунду испугался, что если именно произошедшее было сном и Фир не существовало? Но, когда он увидел Даннан, все сразу встало на свои места. Эккарт узнал Еесразу, хотя и являлся язычником вопреки всем рассказам своей возлюбленной. Как можно не узнать мать и дочь, сестру и подругу, любимую и любовницу? Данубыла ими, всеми сразу. Одновременно молодая и старая, юная и опытная, бесконечно мудрая. От Нееволнами исходил покой и постоянное движение, будто Богинязаключала круговорот жизни в себе самой. И запах… волны сладкого аромата, которым когда-то пахла его мать еще до того, как годы и ранняя смерть стерли ее лицо из памяти Эккарта, оставив только это нежное цветочное напоминание.

– Хочешь ли ты жить вечно, сын мой?

Звук Ееголоса был отражением всех женщин, которых он слышал в жизни. Миллионы тонов и оттенков, старые и молодые, смеющиеся и печальные. Будто трубы судного дня поют свою прекрасную и ужасную песню. Но голос ему понравился. Очень. Может быть потому, что в нем можно уловить нежные нотки, уже слышанные в голосе Фир Ллариг?

– Я не знаю, Великая Даннан.

Он ответил честно. Выросший в обществе, где люди с физическими недостатками не считались нормальными, Эккарт прекрасно понимал всю свою ущербность. Что делать слепому воину? Он не умел больше ничего, битвы были его жизнью, хлебом и гордостью. Да, физическая сила была при нем, но мужчина так явно ощущал себя лишним в этой жизни и давно думал, как поступить. До боли в голове и ноющих висков. Но выхода не было. Так ему казалось тогда. Как отступиться от своих детей, которые останутся смертными? Близнецы были так беззащитны без его опеки. Слепота забрала у него и это… Эккарт не был рожден оборотнем, но семья была для него так же важна, как и для обычных волков стая. Он сделал бы все, чтобы защитить своих сыновей, а с некоторых пор и еще одну женщину, Фир. При звуке ее голоса сердце превращалось в бабочку, бьющуюся в плену детских рук. Что делать, если недавно обретенная возлюбленная решит, что больше не нуждается в слепом оборотне?

– Ты недоверчив, мой Волк,– в голосе Ееслышалась усмешка, как будто он произнес вопросы вслух. Тогда Эккарт еще не знал, что нужды в словах нет, – Воин – это не только зрение. Это человек, живущий битвой, чей разум остер, как клинок. Ты слышишь, как листья шепчут о скорой зиме, облетая на землю. Ты чувствуешь, как спит под снегом трава, готовясь к нежной весне. Закрыв глаза, ты не сможешь изменить мир, но вполне сможешь измениться сам. Слушай и обоняй, пока глазами твоими будет Моя дочь. О детях не беспокойся, они должны выбрать сами. Их путь открыт.

Оначуть помолчала, дав оборотню обдумать сказанные слова, а он ошеломленно молчал, напуганный ответом на невысказанные вопросы.

– Что я должен сделать, Великая Даннан? – Эккарт старался, чтобы его голос звучал твердо.

– Будь защитой для женщин моего дома, – в голосе Данупочудилась мягкая улыбка. – Жрица и ее семья. Под твою охрану отдаю их всех. Да будет так!

Мужчина склонил голову и… проснулся в нежных женских объятиях. Запах Фир окутывал его теплой родной волной, успокаивая и маня. В тот раз он смирился со своей слепотой окончательно.

На внешности мужчины превращение особо не отразилось, хотя остальными он был признан сидхе сразу и безоговорочно. Лишь только кожа приобрела свойственное всем сидам сияние и глаза, отливавшие волчьим золотом после заражения ликантропией, вновь стали синими, меняя свой цвет, только когда его звериная ипостась грозила вырваться наружу. Странно, но став фейри Эккарт не получил никакой особой магии. Более того, у вервольфа оказался иммунитет к любому волшебству, хотя оборотень стал чувствовать магию, как будто в него оказался встроен какой-то датчик. Теперь кровь Эккарта сочетала в себе и волка, и фейри – с этим приходилось считаться.

Он перестал стареть, но получил аллергию на чистое железо. Раны заживали намного быстрее, но мужчина был постоянно голоден из-за повысившегося обмена веществ. И, ох, его лунный цикл совершенно сбился. Теперь, превращение в волка происходило не только в полнолуние. Хотя это даже нравилось Эккарту – он заново учился управлять собственным телом и преуспевал в этом. Единственное, что беспокоило вервольфа – превращаясь в зверя, он все еще терял человечность, становясь животным большей частью своего разума. Если бы Эккарт изначально родился оборотнем, ему было бы легче контролировать свою вторую ипостась. Но, с другой стороны, будучи в человеческой форме, природные веры часто начинали вести себя, как их внутренние звери. Так что это была палка о двух концах.

– Ну, что, пошли вниз? – Голос Шапки вторгся в его давние воспоминания.

Все оказалось не так плохо в конечном итоге. Окружающий мир стал средоточием звуков и запахов, заменивших зрение. Сильнее стали и тактильные ощущения, а присутствие Фир Ллариг в жизни Эккарта делало все неприятности несущественными. Когда его сыновья заключили договор с Даннани получили в дар бессмертие, мужчина признал – все, что нужно для хорошей жизни, уже рядом.