Ангел для сестры - Пиколт Джоди Линн - Страница 57

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая

– Насчет Александера Кемпбелла? Никакого сочувствия, мне на него плевать.

– Да, я это заметила.

– Послушай, Джулия. Возможно, это наследственное. – Иззи встала и начала разминать мне шею. – Может, у тебя есть особый ген, привлекающий придурков.

– Тогда у тебя он тоже есть.

– Похоже, что так, – засмеялась она.

– Мне хочется ненавидеть его, ты же знаешь.

Перегнувшись через мое плечо, Иззи взяла банку колы, которую я пила, и выпила все, что осталось.

– А что случилось с этими сугубо профессиональными отношениями?

– Они остались. Просто оппозиция в моей голове, которая хочет, чтобы было по-другому, набирает силу.

Иззи села обратно на диван.

– Ты ведь понимаешь, проблема в том, что первого забыть невозможно. Даже если у тебя достаточно мозгов, то у тела интеллект на уровне дрозофилы.

– С ним нелегко, Из. Словно все опять вернулось. Я уже знаю о нем все, что нужно, и он знает обо мне все, что нужно. – Я посмотрела на нее. – Как ты считаешь, можно влюбиться из-за лени?

– Почему бы тебе просто не переспать с ним и выбросить это из головы?

– Потому что, – ответила я, – тогда появится еще одно воспоминание, от которого я не сумею избавиться.

– Я могу познакомить тебя с кем-то из своих друзей, – предложила Иззи.

– У них у всех есть вагины.

– Видишь, ты обращаешь внимание не на то, Джулия. Нужно, чтобы тебя привлекал внутренний мир человека, а не оболочка. Возможно, Кемпбелл Александер красив, но это все равно что сахарная глазурь на селедке.

– Ты думаешь, он красив?

Иззи закатила глаза.

– Ты обречена.

Когда кто-то позвонил в дверь, Иззи пошла глянуть, кто пришел.

– Легок на помине.

– Это Кемпбелл? – шепотом спросила я. – Скажи ему, что меня нет дома.

Иззи приоткрыла дверь на несколько дюймов.

– Джулия сказала, что ее нет.

– Я тебя убью, – прошептала я и вышла из-за ее спины. Оттолкнув Иззи от двери, я сняла цепочку и впустила Кемпбелла с собакой.

– Прием становится все теплее и изысканней, – сказал он. Я скрестила на груди руки.

– Чего ты хочешь? Я работаю.

– Хорошо. Сара Фитцджеральд только что предложила сделку. Идем, поужинаем вместе, и я тебе расскажу.

– Я не пойду с тобой ни на какой ужин, – ответила я.

– Пойдешь, потому что твое желание узнать, что сказала мать Анны, сильнее, чем нежелание идти со мной. Может, перестанем играть в кошки-мышки?

Иззи засмеялась.

– Он действительно тебя знает, Джулия.

– Если ты не пойдешь добровольно, – продолжал Кемпбелл, – мне придется применить грубую силу. Хотя тебе будет сложнее пользоваться ножом и вилкой со связанными руками.

Я повернулась к сестре.

– Сделай что-нибудь. Пожалуйста.

Она помахала мне рукой:

– Пока, Кейти.

– Пока, Хаббл, – ответил Кемпбелл. – Классный фильм.

Иззи задумчиво посмотрела на него.

– Возможно, еще не все потеряно.

– Правило номер один, – заявила я ему. – Мы говорим только о суде и ни о чем кроме суда.

– И да поможет мне Господь, – добавил Кемпбелл. – А можно сказать, что ты прекрасно выглядишь?

– Нет, ты уже нарушил правило.

Он въехал на парковочную площадку у воды и выключил двигатель, вышел, обошел вокруг машины, открыл дверь и помог мне выйти. Я оглянулась вокруг, но не увидела ничего похожего на ресторан. Мы были на пристани для яхт и парусников, которые подставляли свои светло-коричневые палубы под лучи вечернего солнца.

– Снимай кроссовки, – распорядился Кемпбелл.

– Нет.

– Ради Бога, Джулия. Сейчас не викторианская эпоха, и я не собираюсь набрасываться на тебя, только увидев твою щиколотку. Просто разуйся, хорошо?

– Зачем?

– Потому что ты выглядишь так, будто проглотила палку, и это, может, не самый лучший, но единственный доступный способ помочь тебе расслабиться.

Сам он снял туфли и ступил на растущую у обочины траву.

– А-а-ах, – протянул он, раскинув широко руки. – Давай, Бриллиант. Carpe diem.[23] Лето почти закончилось. Нужно успеть насладиться им, пока есть время.

– Ты говорил что-то насчет сделки…

– То, что сказала Сара, не изменит своего значения, если ты будешь слушать босиком.

Я до сих пор не могла понять, зачем он ввязался в это дело. То ли из-за тщеславия, то ли просто хотел помочь Анне. И у меня хватало ума надеяться, что все-таки по второй причине. Кемпбелл терпеливо ждал, его пес сидел рядом. Наконец я развязала шнурки, сняла кроссовки и носки и ступила на траву.

Я подумала, что летом коллективное сознание сильнее всего. Мы все помним мотив песенки мороженщика, мы все знаем, как жжет кожу раскаленный на солнце металл детской горки. Мы все лежали на спине с закрытыми глазами, чувствуя, как пульсируют веки, и надеясь, что этот день будет чуточку дольше предыдущего, хотя на самом деле все происходит как раз наоборот. Кемпбелл сел на траву.

– А какое второе правило?

– Что все правила устанавливаю я.

Он улыбнулся, и я пропала.

Вчера вечером бармен Семерка налил мартини в протянутый мною стакан и спросил, от чего я прячусь. Прежде чем ответить, я сделала глоток, вспомнив, почему я не люблю мартини, – потому что это чистый алкоголь, что, с одной стороны, хорошо, но, с другой – его вкус совсем не соответствует приятному запаху.

– Я не прячусь, – ответила я. – Я ведь здесь.

Было еще рано, время ужина. Я заглянула в бар на обратной дороге от станции, где была с Анной. Двое мужчин занимались сексом в дальней кабинке, и еще один одиноко сидел у барной стойки.

– Можно переключить канал? – Он показал на телевизор, где шел вечерний выпуск новостей. – Ведущий Дженнингс намного симпатичнее Брока.

Семерка щелкнул пультом и повернулся ко мне.

– Ты не прячешься, просто сидишь вечером в гей-баре. Ты не прячешься, но носишь свой костюм, будто военную форму.

– Я обязательно выслушаю советы по поводу внешнего вида, особенно от парня с сережкой в языке.

Семерка поднял бровь.

– Еще одна порция мартини, и я уговорю тебя пойти к моему парикмахеру, а твоего послать подальше. Можно закрасить розовые волосы, но у корней всегда остается настоящий цвет.

Я сделала еще один глоток.

– Ты меня не знаешь.

Клиент у барной стойки посмотрел на Питера Дженнингса и улыбнулся.

– Возможно, – ответил Семерка. – Но ты тоже себя не знаешь.

Ужином на самом деле оказались бутерброды с сыром – ну ладно, багет и сыр грюйер – на борту тридцатифутовой яхты. Кемпбелл закатал брюки и стал похож на жертву кораблекрушения. Он установил снасти, натянул канаты, поймал ветер и управлял парусом, пока Провиденс не скрылся на горизонте, превратившись в мерцающее разноцветными огнями ожерелье.

Спустя некоторое время стало понятно, что никакой информации от Кемпбелла раньше десерта не поступит, и я сдалась. Легла на пол, обняв спящего пса, и стала смотреть на спущенный парус, похожий на крыло гигантского пеликана. Кемпбелл рылся внизу в поисках штопора, а потом поднялся с двумя бокалами красного вина. Он сел с другой стороны от Судьи и почесал овчарку за ухом.

– Ты когда-нибудь представляла себя животным?

– Образно или буквально?

– Вообще, – сказал он. – Если бы тебе было суждено прожить эту жизнь нечеловеком, а животным, то кем бы ты была?

Я задумалась.

– В этом вопросе какой-то подвох? Например, если я скажу, что касаткой, то ты начнешь рассказывать, что я жестокая, хладнокровная и питаюсь падалью?

– Дельфины-касатки – млекопитающие, – заметил Кемпбелл. – Нет, это просто обычная попытка поддержать разговор.

Я повернулась к нему.

– А кем бы ты был?

– Я первый спросил.

Так, о птицах и речи быть не может – я очень боюсь высоты. Не думаю, что из меня получилась бы нормальная кошка. И я слишком люблю одиночество, чтобы жить в стае, как волк или собака. Я уже хотела назвать, например, долгопята, просто чтобы поумничать, но он потом спросит, что это за животное, а я даже не помню, грызун это, ящерица или что-то вроде приматов.

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая