Дорогой мой человек - Герман Юрий Павлович - Страница 98

• Предыдущая
• 98/143
• Следующая

– Что-то вы не в духе сегодня, майор, – сказал ему Харламов, размываясь, – не влюбились ли?

Володя натянуто улыбнулся и неожиданно для себя рассказал Алексею Александровичу вечерний разговор с Уордом и свои собственные размышления. «Мужицкий профессор», как называли Харламова завистники, сел, потер большими руками морщинистое, действительно «мужицкое» лицо, обдал Володю светом блеклых, нынче василькового оттенка глаз и сказал задумчиво:

– Да-да! Тут сразу не решишь. Но только с моей, знаете ли, нахальной точки зрения, – а я, как вам известно, в некотором роде хирург нахальный, – оперировать следует. Аналогия уместная. Кстати, когда эти самые бомбы нашими товарищами обезвреживаются, – риск неминуем, и бо-ольшой риск! Думайте, майор, думайте! Ну, а ежели совет понадобится, милости прошу в любое время…

Часов в двенадцать Володе позвонила Анюта, Приглушенным голосом, но явно чему-то радуясь, она говорила:

– Владимир Афанасьевич, очень некрасиво получается, и я сама даже вся запарилась. Этот летчик на перевязку не идет, а желает только к вам. И другой – старичок механик из иностранцев. И еще трое. А летчик сильно скандалит, он, по-моему, выпивши – свою виску всю выпил, и еще ему принесли.

– Это все вздор! – сухо сказал Володя. – Уорд сегодня справится, нечего потакать всяким капризам.

– Так не придете?

В голосе Анюты Володе послышалось отчаяние.

– А вы как считаете?

– Я не знаю. Но только, если вы не придете, я сама отсюда сбегу. Он говорит, этот летчик, что через ихнего адмирала вам ваше начальство прикажет. Тут наш офицер связи пришел – совсем запарился, как и не я…

Анюта всегда говорила вместо «как я» – «как и не я».

Днем Володя ассистировал флагманскому хирургу, а когда пошел обедать, дежурный с «рцы» на рукаве крикнул:

– Майора медицинской службы Устименку – на выход!

Володя подошел к двери.

– Вы – Устименко? – спросил молоденький румяный офицер связи. И заговорил шепотом, словно доверяя Володе величайшую военную тайну: Простите, что оторвал вас от обеда, но меня срочно послали. Там эти раненые союзники крайне возбуждены, они недолюбливают своего врача. Требуют вас в госпиталь к Уорду, их начальство дважды обращалось к нашему. В общем, вы сами понимаете!

Что тут было не понимать!

Уорд заперся в своем кабинетике и даже не вышел навстречу Володе. Халат ему принесла Анюта, сказавшая про себя, что она «вся до ниточки измученная этими инглишами».

С силой хлопая картами, матросы пели «Три почтенные старушки». Володю моряки-американцы приветствовали короткими свистками и одобрительными выкриками.

– Ну? – спросил Володя, открыв дверь в палату и вглядываясь в прищуренные и торжествующие глаза пятого графа Невилла. – Что это за шутки?

– Вы, между прочим, довольно паршиво говорите по-английски, – сказал лейтенант. – Паршиво, но удивительно самоуверенно. Кстати, должен вас предупредить: у меня английскому не учитесь. Я подолгу бывал в Штатах, и там меня «исковеркали», как считает моя мама и мой дядюшка Торпентоу. У них очень липучий язык, у янки, и я прилип…

Он засмеялся не совсем натурально.

– Так что же это за скандал вы тут организовали? – спросил Володя. – С жалобами и чуть ли не с истерикой? Не мужское дело, сэр Лайонел!

Пятый граф Невилл чуть-чуть обиделся.

– Никакой истерики и никакого скандала не было и в помине, док, ответил он сухо. – Я просто потребовал!

– Чего же вы потребовали?

– Матросы с «Отилии» посоветовали мне… Вернее, они сказали: будь они на моем месте и имей мое состояние…

Ему было уже неловко, и Устименко заметил это.

– Ну, имей они ваше состояние, что же дальше?

– Ничего особенного, – совсем нахмурившись, произнес Невилл. Действительно, я имею возможность оплачивать ваши счета. Я не беден! И вы мне нравитесь, то есть, разумеется, не вы лично, а то, что вы знаете ваше ремесло лучше, чем эта самовлюбленная крыса Уорд. Меня вы больше устраиваете! Пользоваться же вашими любезностями мне неприятно, тем более что вы сами сказали, будто у вас достаточно работы. Поэтому за услуги, которые вы делаете мне, я желаю платить.

Устименке стало смешно.

– Это интересно, – сказал он, вглядываясь в юное лицо своего лорда. Платить. За услуги. Я читал в книжках, что у вас там нужно стать светским врачом, и тогда карьера будет обеспечена. Следовательно, моя карьера теперь обеспечена?

Невилл вдруг густо покраснел.

– И много вы собираетесь платить мне за услуги ? – спросил Володя. Щедро?

– Ровно столько, сколько будет написано в вашем счете.

– Без чаевых?

– Послушайте, доктор, – воскликнул Лайонел. – Я…

– Ладно, – сказал Володя. – Я буду лечить вас, но не потому, что вы «не бедны» и вам посоветовали оплачивать мои счета, а потому, что так мне приказано моим начальством. Вам это понятно?

Невилл хотел что-то сказать, но Устименко не стал слушать его.

– В рентгеновский кабинет лейтенанта Невилла, – велел Володя сестре и пошел вперед к рентгенологу капитану Субботину, всегда печально и едва слышно напевающему арии из опер. И сейчас, раздумывая над снимками, он тоже напевал из «Онегина».

– Так он же у меня был, – сказал Субботин, когда Володя назвал ему Невилла. – Или вы желаете посмотреть его сами?

И Лайонел тоже удивился, когда его привезли на каталке в рентгеновский кабинет.

– Все с начала, – сказал он сердито. – Зачем?

– Затем, чтобы содрать с вас побольше ваших фунтов стерлингов, объяснил ему Устименко. – Это же войдет в счет, как вы не понимаете!

Субботин выключил нормальное освещение – надо было адаптироваться. Минуты две-три прошло в молчании, потом Невилл сказал:

– За это время, что мы сидим в темноте без всякого дела, я не заплачу ни пенса! Вы слышите, док!

Володя улыбался. Хитрый пятый граф Невилл понял, что со счетами попал в глупое положение, и теперь делал вид, что это просто игра. Ничего, он его еще допечет по-настоящему, этого сэра!

– Поверните мне его больше направо, – попросил Устименко. – Еще больше, еще чуть-чуть!

Невилл коротко застонал. Конечно, ему было больно, очень больно. Врачи в таких случаях деликатно выражаются, что больному «неудобно». Но Володя знал, как ему больно: кроме пули, которую он отчетливо видел, видны были и сломанные ребра – третье и четвертое.

– Придется потерпеть, сэр Лайонел, – попросил Володя. – Пожалуйста! Тут ничего не поделаешь, мне надо самому все увидеть.

– А что вы видите?

– Я вижу, например, ваше сердце.

– И как оно?

– Тысяча лошадиных сил и тянет великолепно.

– Зато ребра ни к черту? Да, док?

– Ребра мы вам склеим очень просто.

– А пулю этого чертова боша вы видите?

– Вижу, вижу!

И по-русски Володя сказал Субботину:

– Вблизи от корня правого легкого, больше сверху, верно?

Субботин задумчиво напевал.

– Слишком вблизи, очень уж вблизи, – ответил он не торопясь, словно отвечая на мысли Устименки. – Совсем вблизи. И кстати, Владимир Афанасьевич, кровь в полости плевры…

Володя разогнулся, попросил сделать снимки и вышел из рентгеновского кабинета. В коридоре с сигаретой в зубах стоял Уорд.

– Еще вчера вы сами опасались кровотечения, а сегодня вертите его для ваших проекций, – корректно улыбаясь, но грубым голосом сказал Уорд. – Это небезопасно, док.

– Мы поговорим попозже, с вашего разрешения, – ответил Устименко. Это «с вашего разрешения» должно было означать язык дипломата.

Из рентгеновского кабинета Невилла привезли в операционную. Лицо летчика было мокрым от пота, но он все еще пытался шутить.

– Вы здорово взяли меня в оборот, – сказал он, облизывая губы. – Стоило мне посулить вам деньги, как лечение пошло по-настоящему. Американцы-то правы!

– Да, – подтвердил Устименко, – деньги делают все. Я слышал, что за них можно даже купить себе титул. Вот я и стану маркизом, например…

Невилл вздрогнул. Игла вошла сразу, Володя медленно потянул к себе поршень.

• Предыдущая
• 98/143
• Следующая