Комбат - Воронин Андрей Николаевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая

– Мы сейчас за полчаса лаз выроем, а там через забор – ив лес. Хрен они нас ночью найдут!

Его глаза загорелись безумным блеском. Он ухватился за блестящую, отполированную ладонями рукоять лопаты и, коротко размахнувшись, всадил лезвие сантиметров на десять в землю, затем придавил ногой. Утрамбованная почва поддалась. Первый ком отвалился в сторону.

– Да не шуми ты, здесь камешков полно!

Аккуратно копай.

– Ты бы сам попробовал.

– Я тоже без дела не останусь.

Рублев посмотрел на часы. Если можно было верить обещаниям бандита, то до у них оставалось часов шесть – до утра. Не потащат же они их к хозяину раньше шести.

Теперь работа пошла более слаженно. Чесноков аккуратно, уже не размахиваясь, ставил лопату, вдавливал лезвие в землю и аккуратно отваливал ком. Рублев руками выгребал землю из ямки. Сперва им казалось, что на подкоп потребуется совсем немного времени, но верхний насыпной слой земли быстро кончился. Дальше пошел плотно укатанный песок, в котором встречались небольшие камни, каждый из которых приходилось выковыривать руками. Андрей Рублев уже чувствовал, как пот плывет по его спине, хоть и выдалась сегодняшняя ночь холодной. Он уже обломал ногти, сбил в кровь руки, но не замечал ни боли, ни усталости.

– Скорее, скорее! – шептал он.

– Я и так, как могу.

– Не успеем…

Один раз Чесноков чуть не отхватил ему пальцы, поставив лезвие лопаты в темноте Рублеву на руку. Тот жалобно взвыл и после этого стал действовать уже более осторожно.

– Пока я не скажу, что можно ставить, не ставь.

Оттяпаешь мне пальцы – точно, не выберемся.

– Сам не суй.

Наконец, когда яма углубилась до двух штыков лопаты, приятели решили сделать перекур.

Да и землю теперь приходилось не просто отбрасывать в сторону, а складывать в ведро и высыпать в углу сарая, иначе песок оползал на дно ямы.

Андрей снял пиджак, повесил его на гвоздь, вбитый в стену. Чесноков тяжело дышал, хоть и работать ему приходилось теперь куда меньше, чем Андрею. Сказывались волнение и страх. На этот раз Рублев курил медленно, наслаждаясь каждой затяжкой. Он уже поверил в свое и Чеснокова скорое освобождение, почувствовал себя героем, способным уйти от бандитов. Он даже предвкушал в мыслях, что успеет до утра сообщить в милицию, и все это бандитское гнездо возьмут до рассвета. Он уже освоился в роли землекопа, поэтому без всякого угрызения совести вытер руки о полы своего парадного пиджака и вновь взялся за работу.

А Чесноков теперь уже подкапывался под дверь. Комья земли легко отваливались и падали на дно ямы. Тяжело сопя, Рублев выгребал их. Вскоре он уже мог, согнувшись, приложив ухо к холодной ночной земле, увидеть по ту сторону двери звездное небо. Но голова все еще не могла пролезть под порог, слишком маленьким было отверстие. Он стал работать с удвоенным упорством, словно истекающая слюной голодная собака, отрывающая закопанную месяц тому назад недогрызенную кость.

– Теперь дело пойдет быстрей.

– Точно.

Чесноков несколько раз подряд ковырнул лопатой, а Рублев, широко расставив ноги, устроился над ямой и руками принялся выкидывать землю. На то, чтобы расширить лаз, ушло пятнадцать минут.

И наконец-то Чесноков отбросил лопату. Та почти беззвучно исчезла в темноте, упав на штабель стекловаты. В горле и у Александра, и у Андрея першило, страшно хотелось пить. Но теперь было грех жаловаться на усталость. От свободы, на которой можно исполнить любое свое желание, их отделяла только дверь, которую следовало преодолеть, нырнув в подкоп, грязный и узкий. Но о грязи, естественно, ни Чесноков, ни Рублев не думали.

Они выждали пару минут, дабы убедиться, что за ними никто не наблюдает. Все так же горел свет в верхнем этаже за плотно задернутыми шторами.

– Хорошо хоть собак здесь нет, – проговорил Рублев и сделал шаг к двери.

– Погоди, может, я первый?

– Разве это что-нибудь изменит?

– Ну… – замялся Чесноков, – все-таки я немного покрупнее и если, в случае чего, застряну, то вернусь и мы расширим лаз.

– Во-первых, я тебя не брошу, а во-вторых, захочешь выбраться – в мышиную норку проскользнешь.

– Насчет норки ты загнул.

Рублев, не вдаваясь в дальнейшие споры, набросил на плечи пиджак и принялся забираться в яму. Теперь она уже не казалась ему такой большой, как во время рытья. Проскользнуть в нее можно было только вытянув вперед руки или же прижав их к бокам. Андрей избрал первый способ – ухватился за низ двери и, упершись ногами в края ямы, принялся проталкивать свое тело вперед – на волю.

Уже оказавшись наполовину на свободе, он чуть не вскрикнул, когда увидел ствол автомата, направленный прямо ему в лицо. Охранник, который на этот раз был уже без маски, приложил палец к губам и бесшумно отступил на шаг, продолжая держать Рублева на прицеле.

– Что ты застрял? – послышался встревоженный шепот Чеснокова.

– Я?

– Чего застрял, спрашиваю.

Андрей пробормотал что-то невнятное, не желая обманывать приятеля и в то же время боясь рассердить охранника. Тот махнул рукой, показывая, чтобы Рублев поскорее выбирался из ямы. А когда грязный Андрей, перепачканный глиной и землей, выполз на траву, то увидел, что охранник не один. У глухой стены сарая, которую они не могли видеть из окон, стояла-таки лавочка, пластиковая, принесенная с террасы. На ней сидел, закинув нога за ногу, тот самый мужчина, который разговаривал с ними в зале на втором этаже дома. Теперь-то он мог рассмотреть его лицо, хоть немного, в лунном свете. Волевой подбородок, плотно сжатые губы, колючие, как вылезшие из гладкой доски острие гвоздей, мелко посаженные глаза. Голова надо лбом уже начинала лысеть, но мужчина и не пытался скрыть свою лысину.

Недобрая улыбка застыла на его губах. В ней не было ни ненависти, ни веселости, лишь только угроза, такая же неотвратимая, как наступление сумерек.

– Как ты? – вновь послышалось из-за двери сопение Чеснокова.

В подкопе показались две его руки, следом возникла взъерошенная голова, блеснули широко открытые глаза. Он даже не успел дернуться, не успел оглядеться, как охранник поставил ему на шею свой тяжелый ботинок.

– Ну что, сука, – процедил он сквозь зубы. – допрыгался?

– Ногу, ногу, убери.

– А если надавить?

Чесноков уже начинал задыхаться, судорожно дергался, пытаясь высвободиться из-под рифленой подошвы. Охранник посмотрел на своего хозяина, подобострастно и преданно. Тот покачал головой:

– Да ладно, отпусти его.

Охранник убрал ногу. Воздух с хрипом ворвался в истосковавшиеся без кислорода легкие Александра. Теперь он и сам не знал, что делать дальше, то ли снова уползать под дверь, то ли выбираться из ямы. Но охранник и на этот раз не дал ему возможности действовать самостоятельно. Пригнувшись, он схватил Чеснокова за шиворот и легко, словно тот был ребенком, выдернул его, резко толкнул в грудь, отбросил на стену сарая. Чесноков медленно осел на ватных от страха ногах.

– Что ж это вы так? – хрипло проговорил хозяин дома. – Уйти, не попрощавшись, решили? Нехорошо, – он покачал головой и поднялся с лавки. – А я-то думал, вы гораздо быстрее выберетесь. Знал бы, так поспал бы еще с полчасика. Зря столько мерзнуть пришлось.

Взгляд охранника на какую-то долю секунды ушел в сторону. И тут Андрей Рублев понял: или сейчас или никогда. Он резко отпрыгнул в сторону и побежал к теряющемуся в темноте забору.

– Не стреляй! – единственное, что он услышал у себя за спиной.

Может, и зря он вслушался в эти слова, если ты знаешь, что за тобой вдогонку полетит пуля – побежишь быстрее, даже если не можешь.

Отбежав метров пятнадцать, он сразу перемахнул через кусты. Но забор, казавшийся от сарая невысоким, рос прямо на глазах, чем ближе оказывался возле него Рублев, и вырос до своих настоящих размеров – метра три, а то и три с половиной. Он уже слышал за собой топот ног охранника. С разбегу Рублев оттолкнулся от земли и попытался достать руками верхний край забора. Он лишь успел ощутить под руками бетон с вросшими в него стеклянными осколками, пальцы соскользнули, и Андрей со всего размаху рухнул на мягкую клумбу, подмяв под себя целый куст роз.

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая