Ты у него одна - Романова Галина Владимировна - Страница 50
- Предыдущая
- 50/61
- Следующая
Но ежели то, о чем сейчас с ужасом подумала Эмма, окажется правдой, то лучше бы этому мальчику вообще никогда не родиться…
– Где твой муж? – вдруг спросила Лизка, без тени былого расположения наблюдая за подругой.
– Дома, наверное… Я не знаю.
– Слышала я, что ты с ним помирилась. Он от Ланки съехал. Та в бешенстве. Правда?
– Ты о чем? Если о Ланке, то о ней я ничего не знаю…
– Эмка! – Было видно, что спокойствие ей дается с великим трудом. – Прекрати ваньку ломать! Ответь мне, про Данилу – это правда?! Ты с ним помирилась?!
– Да… Мы решили начать все сначала. И… кажется я беременна. А ты меня по голове, дура!
Она не знала, зачем рассказывает ей об этом. Зачем ищет в глазах подруги подтверждение своих самых лучших надежд. Так хотелось верить ей?! Верить в ее непричастность?! Или в то, что эта подруга не окажется такой же гнусной и подлой, как та, умершая пять лет назад?! Ох, как велик комплекс в ее душе! Велик и неистребим! Комплекс веры в любовь и надежность. А нет ничего уже на этом свете! Нет и быть не может! И Лизавета такая же гадкая и гнусная мерзавка, как и Зойка. Она так же попытается использовать ее, прикидываясь доброй, прямодушной и отзывчивой. Ей ведь невдомек, что Эмма только что вспомнила, где, когда и на ком она видела вечернее синее платье с красивой сверкающей брошью в виде цветка. Лиза же не может предполагать, что, держа ее голову на своих коленях, она возродила в Эльмириной памяти похожий эпизод из прошлого.
Тогда они были много моложе. То ли на новогоднем балу в институте, то ли просто на какой-то вечеринке. Эмма жутко набралась и блевала в студенческом туалете, перегнувшись пополам через ее – Лизкино колено. Колено, обтянутое синей шерстяной тканью.
А потом они укрылись в раздевалке. И Эльмира легла на пол, что-то подстелив под спину, а голову положила Лизке на колени. Та сидела, вытянув длинные ноги, привалившись к стене, поглаживала ей лоб прохладными, приятно пахнущими пальцами и что-то тихо говорила. Их потом обнаружили их ребята-сокурсники. Помогли подняться, одеться. Развели их по домам. Наутро они долго трепались по телефону, сдавленно хихикая в трубку, вспоминая суматошность прошедшего мероприятия. А потом все забылось. Все, кроме этого синего платья и отчаянного блеска бриллиантовой броши, приколотой к глубокому декольте.
– Любимый подарил, – говорила тогда всем небрежно Лизка, взбивая кудри у зеркала. – Так, стразы, безделушка. Но подделка хорошая…
Все это напрочь стерлось у Эммы из памяти. Пьяный ли угар был тому виной, либо время, но беспорядочные фрагменты воспоминаний отчего-то слились в единую картину только сейчас. И вспомнив все, она заледенела.
Лизка молниеносно уловила происшедшую в ней перемену. Как-то сжалась вся. С лица пропала холодноватая надменность, в нем что-то дрогнуло. Задергалось правое веко, и она попыталась скрыть это, приложив к нему ладонь. Губы горестной скобкой опустились вниз. Она прокашлялась еле слышно и пробормотала:
– Я не знаю, о чем ты сейчас думаешь. Мне плевать. И я не буду перед тобой оправдываться. Знаю, что это бесполезно. Поверить мне ты не сможешь. Это твое право…
– Где мальчик? – прервала ее бессвязную речь Эльмира. – Пойми, это очень важно.
– Кому? Тебе? Даниле? Или, может быть, твоему «дяде Гене»? – Лизка просто осатанела, произнося последнее имя. Она его не произнесла даже, она его выплюнула. – Нету мальчика, поняла?! Нету!!! И отстань от меня!!! Ничего не скажу!!!
– Но… Но время уходит. Он уже схватил его мать, и если поймает его, то…
– Замолчи, слышишь! – Лизка нацелилась в нее длинным пальцем, словно дулом пистолета. – Замолчи. Я ничего не желаю знать!
– Ладно, хорошо… Тогда, может, ты ответишь мне на один-единственный вопрос… Зачем ты…
– Нет! – Она заорала страшно. Просто обезумела. Вздрогнула от звука собственного голоса и чуть тише добавила: – Нет! Ничего я тебе не скажу. Ни-че-го!
– Что за тупость, Лизка?! Ну почему ты мне не хочешь ничего объяснить?!
– Ты не доверяешь мне, а я тебе… – Лиза повернулась к ней спиной, направляясь к выходу из детской. – Пойдем сварим кофе, что ли…
Они молча спустились по лестнице. Так же молча вошли в кухню и, не проронив ни слова, сварили кофе, помогая друг другу перемалывать в ручной кофемолке зерна, ополаскивать чашки и отслеживать капризную шапку пены над горлышком турки. Потом сели за стол друг против друга и насупленно замолчали.
Минута… Две… Десять… Кофе остывал. Ни одна из них к нему не притронулась. Они продолжали молчать, не глядя друг на друга. Потом Лизка вдруг поймала ее руку, накрыла своей и почти жалобно попросила:
– Потерпи, Эмма. Потерпи немного. Мы не имеем сейчас права на доверие друг другу. Мы просто не имеем на это права…
Глава 22
Первый лестничный пролет был пройден без происшествий. Затем второй, а вот на третьем…
– Вы к кому будете, молодой человек?
Старая грымза нацелила в него толстые телескопические линзы своих очков, застыв прямо против той двери, куда он так спешил попасть.
Данила буркнул нечленораздельное «добрый день» и попытался обойти бабусю стороной. Но не тут-то было. Она вцепилась в его рукав сухими тонкими пальцами и злобно зашипела:
– Если к Лизке, то ее дверь вот эта. Чего косорылишься, ведь знаю, что к ней, беспутной, идешь!
– А если нет?
– Тогда можешь смело повертать обратно, потому как выше тебя никто не ждет. – Ох, как она обрадовалась. Как восторжествовала и из-за его растерянности, и потому, что могла продемонстрировать свою осведомленность, а может, и просто оттого, что представился случай поскандалить. – Сокольские укатили за рубеж. Витебские на даче. Две квартиры заколочены и опечатаны до особых распоряжений властей. А Симка Сушков в тюряге, на нарах гниет. Так что тебе не к кому туда иттить. Не к кому, кроме Лизки-шалавы! Вот так-то!
Седые кудельки на голове победоносно ворохнулись. Нос заострился. Губы стянулись куриной попкой. Ну что тут можно сказать?! Не имея домофона на входе, а в вестибюле охранника, жители подъезда могли смело надеяться на эту старую перечницу.
«Враг не пройдет!» – огромными буквами было выведено на ее морщинистом лице с сурово сведенными бровями.
Он и не прошел. Стоял, потел от нетерпения и злости и теребил в потной руке связку отмычек, при помощи которых собирался проникнуть в квартиру Елизаветы. Бабка раздражала, если не сказать больше. Она просто нарывалась на откровенную грубость. Но грубить было себе дороже. Грубить было себе дороже. Поэтому стоял, потерянно перебирая в голове все возможные пути для безболезненного отступления, слушал ее злобный лепет, сдобренный брызгами слюны, и мечтал о том, чтобы она отцепила наконец от его рукава свои сухонькие подагрические пальцы и дала ему уйти.
– Ладно уж… – Шапокляк вдруг уронила обессиленно руку и второй указала на дверь. – Иди… Уже давно ждет тебя, поди. Вон даже дверь не заперла. Часа два уж как тебя ждет.
Только тут Данила обратил наконец внимание на то, что дверь на добрых десять сантиметров приоткрыта. Надежная металлическая дверь Лизкиной квартиры была не заперта!.. Это могло означать все, что угодно. От рассеяности неожиданно вернувшейся хозяйки до… чего угодно. Думать о последнем Даниле не хотелось. Было желание просто развернуться и удрать. Удрать подальше, не оглядываясь, так, чтобы свист в ушах стоял.
Но сделать этого сейчас нельзя было сразу по двум причинам. И одна из них стояла сейчас в полуметре от него и с настороженным любопытством отслеживала его реакцию.
– Чего замер-то? – Она ехидно прищурилась. – Али не к ней шел?
Данила пожал плечами вроде как равнодушно, обошел старуху стороной и, толкнув тяжелую дверь, вошел в полутемную прихожую. Глазастая соседка попыталась было просочиться следом, но Данила сразу отсек ей путь, не совсем любезно захлопнув дверь перед самым ее носом.
Минуты три ушло на то, чтобы глаза попривыкли к полумраку и еще минут пять на то, чтобы справиться с потрясением от погрома, царившего вокруг. Господи, тут ноге некуда было ступить! Все раскурочено, вывернуто, располосовано. От мебели и книг до подушек и мягких диванных валиков. Искали основательно и неторопливо. То ли были уверены в том, что хозяйка не вернется в неурочный час, то ли не сомневались в собственной безнаказанности. Ножки стульев, подоконники, люстры… Все, буквально все перетряхнули в поисках утерянных сокровищ. По тому, как бесцеремонно и с размахом властвовала здесь чужая рука, можно было судить, что хозяйку квартиры не дождались.
- Предыдущая
- 50/61
- Следующая
