Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/41
• Следующая

– Цел?

Витек промычал что-то невнятное, сел на крылечко и стал шарить по карманам.

– Держи, – тетя Лена протянула ему сигарету, другой рукой обмахивая пену с лица.

Витек кивнул, прикурил от подставленной зажигалки и выдал:

– Часть продуктов пропала наверняка, проводка, может, и уцелеет – уже хорошо.

– Хорошо, что все живы, – назидательно произнесла бабушка. – Нашел ты, Витя, о чем думать! Убраться мы тебе поможем, Сашку вон в ремонте можно эксплуатировать. Встанем завтра пораньше…

– И пойдем в милицию, – закончил Тонкий и многозначительно посмотрел на Витька: – Замки видел?

Витек закивал. Повертел сигарету в мокрых пальцах, рассматривая, и затушил о пену на собственной штанине:

– Правда сорваны замки. Подожгли нас, мать!

Огнетушитель между тем жил своей жизнью: резвился во дворе, катался по лужам, орошая пеной склад, забор и лица пожарных. Пожарные – народ терпеливый, но всякому терпению приходит конец.

– Уберите барабашку! – крикнул один, отплевываясь от пены, и Васнецов самоотверженно поспешил на помощь.

Он кинулся на врага грудью, как настоящий боец. Он прыгнул и накрыл огнетушитель животом, как будто ловил какое-то большое и опасное животное. Теперь они катались вдвоем.

– Встань, чучело! – злился пожарный, но Васнецов, похоже, не слышал. Он катался по земле с огнетушителем в обнимку, изображая отчаянную борьбу.

Витек откровенно ржал, тетя Лена его одергивала, но вяло. Тонкий видел в темноте, что она тоже улыбается. Пожарные ругались, Васнецов с огнетушителем боролись.

Тонкий снял с лица мокрое полотенце и лениво размахивал им, думая, какой все-таки балбес этот Васнецов и как таких вообще берут в армию. Бабушка, тетя Лена и Витек, судя по лицам, были с ним согласны.

Яблони во дворе уже стояли покрытые пеной, как снегом. Васнецов и огнетушитель катались от дерева к дереву, как шарик в какой-то настольной игре. Иногда у солдата получалось огибать стволы, но чаще всего он шел на таран, не жалея собственного лба. И тогда с дерева сыпались яблоки, мягко приземляясь в сугробы пены или Васнецову на башку, – как получится.

Борьба человека с огнетушителем вскоре надоела всем, даже огнетушителю. Огибая деревья и увлекая за собой Васнецова, ошалевшего от сражения, он выкатился в открытые ворота на песчаную деревенскую дорогу и замер. Плеваться пеной, правда, не перестал, просто струя стала тише.

Тут бы и встать, но Васнецов так и лежал на дороге – в обнимку с огнетушителем. Как будто боялся, что тот опять убежит и придется его заново ловить, бороться…

Как софиты в кино, дорогу осветили фары. И Васнецова с огнетушителем, само собой, осветили. Этакий сугроб пены, у которого угадываются руки, ноги и красный бочок. Тонкий не видел издалека физиономию солдата и очень жалел, что упускает такое яркое зрелище.

Возникший на дороге грузовик деликатно вильнул на обочину, объезжая странную парочку, и остановился у ворот пекарни.

Хлопнула дверь, из машины выпрыгнул удивленный Ленька. С минуту он постоял, наблюдая за пожарными, потом, когда Витек его окликнул, подбежал к дому.

– Что тут у вас происходит, а?

Никто ему не ответил, потому что все смотрели на дорогу. За Ленькой по хлопьям пены, сам как сугроб с глазами, шагал Васнецов. Побежденный огнетушитель солдат гордо тащил за собой. Из сопла еще сочилась пена, оставляя на песчаной дороге узенькую белую полоску.

Дойдя до крыльца, Васнецов картинно выдохнул: «Уф!» – и швырнул тело врага к Витькиным ногам:

– Я пойду, пожалуй. И так уже опоздал.

– Нельзя, Витя, огульно обвинять человека! Милиция разберется, что к чему.

– Майор тоже сказал: «разберемся», – проворчал Витек. – Только больше некому, мам! Мы ему одному поперек горла стояли! Кто еще-то? Конкуренты, что ли?!

– А вдруг… – осторожно заметила тетя Лена.

– Не смешно! – огрызнулся Витек. – Кому мы здесь нужны?! Какой сумасшедший…

– Хулиганов полно, – подсказала бабушка.

Витек вздохнул, оторвал от стены горелую доску и терпеливо объяснил:

– Хулиган бы, Валентина Ивановна, скорее щиты на окнах разрисовал или хоть гвоздем бы поцарапал. А если бы и пожег, то снаружи – поленился бы замки срывать. Тут не похулиганить, тут поджечь хотели! Он и с канистрой приходил, понимаете?

Ни бабушка, ни тетя Лена не нашли, что ответить. Ленька был вообще не в теме, поэтому молча переламывал обгоревшие доски и кидал в тачку.

– Я тоже на него думаю, – признался Тонкий. – Он же псих!

– Молодец, – поддержал Витек. – Возьми пирожок. С пеной, – он подпихнул Тонкому то, что когда-то было мешками, а теперь просто – кучей сырых истлевших тряпок. Тонкий махнул веником и смел подарочек в тачку.

Пепелище было знатное: горелые стены, горелый пол, истлевшие мешки и какая-то черная субстанция в котле: бывшее повидло или что-то вроде того. А ведь они еще даже у порога не разгребли! Что там дальше внутри – страшно подумать.

Поджог там, внутри. Милиция была, в милиции были, потом опять милиция была… «Поджог» – и все, больше ничего не говорят.

Хотя что уж там, Сашке и Витьку и так все ясно!

Жил себе старичок рядом с пекарней. Просыпался от рева грузовика в пять утра, чихал от приторного запаха выпечки. Но всякий раз, когда ему предлагали дом в деревне, подальше от грузовиков и булок, упорно отказывался.

Так он и жил, проклиная грузовик и устраивая в его честь мелкие диверсии, которые никто не принимал всерьез, потому что они – мелкие. Но в один прекрасный вечер старичок заигрался и пришел в пекарню с канистрой бензина. Увидел, что не вовремя заявился, все-таки люди еще работают, потоптался для приличия и отправился домой. Вернулся позже, когда никого не было, с той же самой канистрой да и поджег пекарню. Наверное, старик думал, что уж теперь-то Витек поймет, как он страдал, просыпаясь ежедневно в пять утра. Поймет и уберет свой проклятый грузовик и вообще всю свою пекарню подальше от него, Валерия Палыча.

Канистру? Канистру нашли, как же! Трудно было ее не найти, вот здесь и валялась, на видном месте. Раздутая, как мяч, если бы кому-нибудь пришло в голову играть мячом из металла…

Странно, что старик даже не удосужился посмотреть из окна: есть кто в пекарне или нет? Сразу приперся, чтобы свою канистру засветить перед Витьком и Сашкой. Хотя что взять с чудика?!

Помимо прочего экстрима, пропал Толстый, причем, кажется, с вечера. Наверное, почуял пожар да и сбежал в суматохе, где его теперь искать?! Верный крыс, конечно, тот еще гуляка, но так, чтобы на всю ночь и все утро, да в незнакомой местности!..

Тонкий остервенело работал веником, поднимая пыль и копоть. Обидно было за всех: за себя, бабушку, Толстого, за Витька, тетю Лену, Леньку и за Валерия Палыча. Поджог – нешуточное дело, это тебе не мух на повидло вылавливать. Сосед, конечно, старенький и, конечно, псих, но… Не понимает, что ли, что за такой поступок придется отвечать?! Не как за повидло, а по-настоящему!

– Молодые люди!

В горелом дверном проеме возник Валерий Палыч. Легок на помине! Тонкий так и замер с веником, разглядывая худощавую фигуру в дверях.

Ой, зря вы, Валерий Палыч, сюда пришли, зря! Витек нынче в расстроенных чувствах. Очень расстроен сегодня наш Витек: ему по чьей-то вине теперь с арендодателем разбираться и делать недешевый ремонт. Тетя Лена, конечно, тоже не рада случившемуся, но женщины дерутся не так больно.

А на Витька было страшно смотреть. Он только что оторвал от стены обгоревшую доску и, увидев гостя, от души переломил ее пополам, глядя в глаза Валерию Палычу. Тонкий бы на месте старика не усомнился: с ним хотят поступить, как с этой несчастной доской.

– Слушаем, – процедил Витек, переламывая вторую доску.

Обломки он швырнул на пол и брезгливо пнул их в сторону Леньки.

Валерий Палыч проигнорировал нехороший намек, встал, вольготно опершись о бывший дверной косяк. Испачкался, отдернул руку и выдал:

• Предыдущая
• 23/41
• Следующая