Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 37

— Эй, — окликнул он тюремного охранника, сидевшего за столом в конце коридора. — Заключенная в восемнадцатой снова буянит. Не трогай ее часа полтора. Лучше два. Потом сама успокоится.

— Понял, — равнодушно кивнул охранник, не отрываясь от чтения дешевой газеты.

Сержант, удовлетворенно кивнув, ушел по гулкому коридору, насвистывая какую-то веселую, легкомысленную мелодию.

Алина Борисова осталась одна. Одна в звуконепроницаемом коконе своего собственного ужаса. Она перестала кричать, поняв, что это бессмысленно. Прислонившись лбом к холодной двери, она пыталась думать, пыталась составить план, найти выход…

— Я слышал о ваших вчерашних операциях, — Крылов смотрел на меня с нескрываемым, почти жадным интересом, в котором восхищение боролось со страхом. — Артерия Адамкевича — это же казуистика чистой воды. В учебниках такой случай единичным описывают.

Что ему нужно? Новый способ сбора информации? Или вчерашняя демонстрация силы и последующий разбор полетов действительно что-то изменили в его столичной голове?

— Повезло с диагностикой, — пожал плечами я, не давая ему никакой зацепки.

— Я доложил магистру Журавлеву, — продолжил Крылов, и его голос стал тише, почти заговорщицки. — Как мы и договаривались. Сказал, что обе операции блестяще провел Игорь Степанович, а вы блестяще ему ассистировали.

Значит, урок он усвоил. Угроза трибунала и полного краха карьеры действует лучше любого словесного аргумента. Он держится сценария. Пока.

— Молодец, — коротко кивнул я, давая понять, что разговор окончен.

— У тебя какой-то перебор со словом «блестяще», — проворчал Шаповалов, не отрываясь от графика. — Звучит фальшиво.

— Илья Григорьевич, — Крылов проигнорировал выпад Шаповалова и повернулся ко мне. Он сделал глубокий вдох, словно собираясь с духом. — Я буду с вами честен. Я хотел бы поработать с вами. Ассистировать, наблюдать, учиться. Хотя бы немного. То, что вы делаете… Я такого не видел и даже не слышал никогда. Ни в столичной клинике, ни на стажировках за границей. Это была бы честь для меня.

Интересный поворот.

Владимирская штучка, присланная шпионить, вдруг просится в ученики. Что это? Искреннее прозрение профессионала, который увидел уровень на порядок выше своего и захотел до него дотянуться? Или это более тонкая игра?

Попытка втереться в доверие, подобраться поближе, чтобы выведать мои секреты для своих хозяев во Владимире… Все может быть. Второй вариант казался куда более вероятным.

Но, с другой стороны, какая разница, каковы его истинные мотивы? Сломленный и контролируемый шпион, который думает, что он ученик, — это даже полезнее, чем просто сломленный шпион. Он будет предсказуем.

— Для этого вы должны сначала доказать свою верность, — сказал я прямо, глядя ему в глаза.

— Готов доказывать, — без малейшего колебания ответил Крылов. — Буду ждать столько, сколько потребуется.

Мы вышли из ординаторской. Шаповалов выждал, пока Крылов, ссутулившись, скроется за поворотом коридора.

— Веришь ему? — спросил он тихо, без своей обычной язвительности.

— Пока нет, — честно ответил я. — Но он подает надежды. Сломленный враг, мечтающий стать учеником, — это предсказуемый враг. Его можно контролировать. И использовать.

— Согласен, — кивнул Шаповалов. — Будем наблюдать. Пусть пока бумажки перебирает, пользу приносит.

Следующие два часа я гонял хомяков по палатам. Они ходили за мной гуськом, с блокнотами наперевес, ловя каждое слово. Для них это была не просто рутина, а настоящий мастер-класс.

Я же, в свою очередь, получал странное, почти забытое удовольствие от наставничества. В прошлой жизни я любил возиться с толковыми ординаторами, делиться знаниями. И эти трое, лишившись токсичного влияния Борисовой, оказались на удивление способными.

— Фролов, почему антибиотик широкого спектра? У пациента же четкая клиника стрептококковой ангины, подтвержденная мазком! Ты собираешься палить из пушки по воробьям, рискуя вызвать резистентность и побочные эффекты? Прицельный удар, Максим, всегда лучше ковровой бомбардировки.

Фролов кивал и записывал.

— Величко, СОЭ пятьдесят при абсолютно нормальных лейкоцитах. О чем думаем в первую очередь? Не спеши с воспалением. Подумай о том, что еще может так сильно влиять на скорость оседания эритроцитов. Например, белки. Аномальные белки. Какое обследование назначим?

Величко шкрябал ручкой в блокноте, высунув язык.

— Муравьев, пациентка жалуется на «голодные» боли в эпигастрии. Что назначаем в первую очередь, не дожидаясь анализов? Нет, не спазмолитик. Это лечение симптома, а не причины. Мы должны защитить слизистую. Ингибиторы протонной помпы. Просто, дешево и эффективно. Сначала защищаем, потом разбираемся.

Наконец, мы дошли до палаты Рустама Шахназарова. Я взял его историю болезни, еще раз пробежался по результатам обследований. УЗИ, которое ему успели сделать, показывало «умеренные диффузные изменения в стенке слепой кишки».

Классическая отписка узиста, который что-то увидел, но не смог понять, что именно, и решил не брать на себя ответственность. Бесполезная бумажка.

— Рустам, как самочувствие? — я зашел в палату. Хомяки остались в коридоре.

— Боли стали меньше, господин лекарь, но все равно тянет, — Шахназаров показал на правую подвздошную область.

Я положил ладонь ему на живот и активировал Сонар, сканируя брюшную полость. Картинка была размытой, мешали газы в кишечнике, но что-то там определенно было не так.

Стенка слепой кишки действительно выглядела утолщенной, отечной, а аппендикс… он был странным. Не воспаленным в классическом смысле, а каким-то плотным, ригидным. И что-то было вокруг него. Какая-то инфильтрация, которую я не мог четко дифференцировать.

— КТ брюшной полости с контрастированием, — сказал я, повернувшись к троице в коридоре. — Срочно. Фролов, Величко, подготовьте пациента и сопроводите в радиологию.

— Что-то серьезное? — забеспокоился Шахназаров, услышав команду.

— Нужно уточнить диагноз, — я ободряюще улыбнулся ему. — Не волнуйтесь, все под контролем. Просто хочу быть уверен на сто процентов.

Я вышел из палаты Шахназарова, оставив его на попечение Фролова и Величко, которые тут же принялись объяснять пациенту суть предстоящей процедуры КТ. Нужно было найти Шаповалова и согласовать срочное обследование, выбив для него «окно» в плотном графике работы томографа.

Я направился в сторону ординаторской, мысленно прокручивая в голове дифференциальный диагноз. Хронический аппендицит, болезнь Крона, опухоль слепой кишки… Вариантов было немного, но каждый требовал своего, особого подхода.

Едва я завернул в полупустой коридор, ведущий к хирургическому блоку, как буквально нос к носу столкнулся с инквизитором Мышкиным. Он шел мне навстречу быстрым, почти бегущим шагом, и выглядел крайне встревоженным.

Он был без своего обычного плаща, в строгом сером костюме, который был слегка помят, словно он провел бессонную ночь.

— Илья, привет! Срочно нужна твоя помощь, — сказал он без лишних прелюдий, протягивая мне руку.

— Что случилось? — я сразу понял, что дело не терпит отлагательств. У Мышкина было такое лицо, тревожное. И рукопожатие было вялым

— Я организовал встречу с Волковым и Сычевым. Тебе нужно их проверить. То о чем мы с тобой говорили. Но нужно именно сегодня, сейчас. В следственном изоляторе Гильдии.

— Почему такая срочность? — я нахмурился, пытаясь уловить скрытый смысл в его словах.

Мышкин оглянулся по пустому коридору, словно переживая, что нас могут подслушать, хотя вокруг не было ни души. Он помолчал секунду, потом тяжело выдохнул:

— Ты еще не знаешь? Алина Борисова повесилась в своей камере. Два часа назад.

Я замер. Воздух в легких будто превратился в лед. Все звуки больницы — далекие голоса, шаги, гул вентиляции — мгновенно стихли, сменившись оглушительной тишиной в моей голове.

Повесилась. Сама? Или ей «помогли»? Второй вариант был куда более вероятным. Это меняло все.