Пляска смерти - Гамильтон Лорел Кей - Страница 51

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая

Он улыбнулся — робкой, неуверенной улыбкой. Это от моей реакции у него такая неуверенность? Или это я приучила его, что после очередного метафизического или сексуального прорыва я тут же пячусь назад и сбегаю? Как ты там ни было, а это была моя работа — такая неуверенная улыбка. А я не хотела внушать ему неуверенность, потому что я его люблю, и не мне его до такого доводить — если люблю. Иногда тяжелее всего с таким количеством мужчин — это не секс, а всякая эмоциональная хрень… С сексом можно разобраться, а вот с эмоциями… с ними труднее. Сегодня я не смогла помочь Ричарду, потому что с его комплексами мне вообще ему не помочь, а вот это, сейчас, это я могу исправить. Или хоть попытаться.

Я улыбнулась Жан-Клоду, постаравшись в эту улыбку вложить все, что мужчина хочет видеть в улыбке женщины. И увидела, как его глаза наполнились тем темным светом, в котором нет ничего от вампира и все — от мужчины. И улыбка была глазам под стать — уверенная, спокойная, предвкушающая.

— Что ты хотела бы от меня, ma petite?

Голос погладил мне кожу, будто кончиками ногтей. Я поежилась.

— Ты слишком официально одет, — сказала я.

— Ты уверена, что хочешь, ma petite? Ты никогда не принимала нас сразу троих, и ardeur сегодня не проснется, слишком хорошо он накормлен.

Он предлагал, но если бы я отказалась, он бы ушел. Уже на моих глазах ушли Ашер и Ричард, терять сегодня еще одного из моих мужчин я не хотела. Эта мысль почти вызвала желание позвать Ашера обратно, но… я еще никогда не выступала по полной с тремя моими ребятами сразу. С четырьмя — это подождет.

— Я сказала, что ты слишком одет, — повторила я как можно более твердо.

Он улыбнулся шире.

— Легко исправить.

Расстегнув халат, он сбросил его на пол, а сам остался стоять в идеальной красоте своей бледности. Я уже тысячу с лишним раз видала его голым, но это все равно оставалось для меня потрясением. Как будто это какое-то удивительное произведение искусства, а я украла его из музея, где его хранили под стеклом, и теперь могу гладить руками эту идеальную, гладкую поверхность.

— Слишком далеко стоишь, — шепнула я.

Он улыбнулся, едва заметно показав клыки.

— Это тоже легко исправить.

Он влез на кровать, и я больше смотрела на его тело, чем на лицо. Пока он не выпьет крови, то таким и останется, а это значит, что я смогу позволить себе такое, что мне достается нечасто. Обычно, когда мужчина разденется, он уже не маленький — существенно больше.

— Я знаю, о чем ты думаешь, ma petite. — В голосе его слышался шутливый упрек.

— Ты у меня в уме читаешь?

— Non, ton visage.

Он ответил, что читает по лицу. Я немножко в порядке самообороны французский осваиваю.

Он остановился у моих ног, и я заметила, что он смотрит на Мику.

— А ты, Нимир-Радж, что на это скажешь?

Мика улыбнулся в ответ:

— Я здесь, чтобы попытаться облегчить жизнь, а не усложнить ее.

— Я не пытаюсь усложнять жизнь, — сказала я.

— Тс-с! — ответил он. — Не принимай на свой счет.

Я открыла рот и поняла, что собираюсь начать перепалку, если не ссору, а ссориться я сегодня уже не хотела.

— Ладно, не буду.

— Ты не станешь спорить? — спросил Натэниел.

Я покачала головой и легла опять на подушки:

— Не-а.

Мика и Натэниел переглянулись.

— Что такое? — спросила я.

Они оба покачали головами:

— Ничего, — сказал Мика.

— Ничего, — отозвался Натэниел, но улыбаясь.

— Я не обо всем спорю.

— Конечно, нет, — согласился Мика.

— Ну ведь не спорю же?

— Уже нет, — ответил Натэниел.

Я хлопнула его по плечу.

— Сильнее, если хочешь, чтобы было больно, — осклабился он.

Я не стала бить его еще раз.

— Слишком тебе это в кайф.

Он улыбнулся шире.

— Уже не я один не готов, — заметил Жан-Клод.

Я опустила глаза на двоих других. Жан-Клод был прав — они определенно не были готовы.

— Слишком долго разговаривали, — пояснил Натэниел.

Я ожидала, что мне будет неловко при мысли о троих мужчинах и обо мне одной, когда нет препятствий для секса. Ожидала, но никакой неловкости не было. Я ждала, что мне станет неуютно, но… вот не стало, и все.

— Это я могу исправить, — сказала я и стала сползать по кровати, поворачиваясь к Натэниелу и целуя его сверху вниз, но тут мне пришла в голову мысль. Посмотрев на Жан-Клода, стоящего все так же на коленях, я ее высказала:

— Ты не спросил мнения Натэниела.

— Мика — твой Нимир-Радж, а Натэниел — нет.

— Но все равно он мой возлюбленный.

— Все нормально, Анита, — сказал Натэниел, поглаживая меня по плечу. — Спасибо, что обо мне подумала, но мне без разницы, что меня не спросили.

Я подняла на него глаза. Если ему это время и показалось неподходящим для задушевных разговоров, он вслух такого не сказал.

— Отчего это тебе без разницы?

— Жан-Клод прав. Я не вожак, и меня это устраивает. Если бы все мы были полностью доминантны, наша милая домашняя жизнь не сложилась бы так удачно.

— Но то, что ты не доминант, еще не значит, что твое мнение не учитывается.

— Нет, — согласился он, тихо засмеявшись. — Но это значит, что у меня не так уж много мнений.

— Но…

— Ты хочешь, чтобы я был более доминантным? — перебил он.

— Да, хотелось бы, чтобы ты высказался.

— Высказываюсь. Бери в рот, а потом будем трахаться.

Я заморгала, уставилась на него на пару секунд. Потом просто пожала плечами:

— О’кей.

Я сделала, что он хотел, и еще много чего. Руками и ртом я снова довела Мику и Натэниела до той гладкой твердости, что была у них до задушевных бесед. А бесед этих с меня на сегодня хватило. Я хотела трогать и чтобы меня трогали. Секс — единственное время, когда я даю себе волю, отпускаю все страхи, тревоги, комплексы — все уносится прочь. Во время секса я сосредоточена на сексе. Единственное для меня время без сомнений и передумываний.

Жан-Клод остался сидеть в ногах кровати, присоединиться к нам не пытался. Я посмотрела на него, на его осторожное лицо. Он ясно обозначил свою позицию: простым зрителем он быть не хочет. А я никогда не пыталась занять троих мужчин одновременно. Обниматься, делиться кровью — да. Но не в сексе.

Я подползла к нему — он выбрал место как можно дальше на кровати. Думал ли он, что я заставлю его только смотреть и трогать его не буду? Сама непроницаемость его лица говорила, что да, он так думал. Мне явилось воспоминание — не видение, а всего лишь воспоминание, просто не мое — то есть исходно не мое. Я увидела Белль в большой кровати, так похожей на вот эту. С нею были еще два вампира. Я смотрела на нее от изножия, где она привязала меня к стойкам. Веревки тянули плечи слишком туго, но она и хотела, чтобы было слишком. Хотела меня наказать. Привязала к той кровати, где учила меня — нас, — какие могут быть желания. Беспомощная, связанная, знающая, что мне не коснуться ее и никто не коснется меня. В отдалении от нее мы не могли противостоять своей тяге к ней, но вот так, ощущая запах ее кожи и пота, мы только и могли хотеть ее. Она была наркотик, и единственный способ спастись — это было никогда не получить нового глотка, нового укола, новой ее дозы.

Я вырвалась частично из воспоминаний, обретя способность думать: это Жан-Клод был привязан к той кровати, а не я. Слишком высокое для меня тело было, слишком мужское. Не я, но воспоминание продолжало жечь и сохраняло на его лице это осторожное выражение.

Я тронула его за лицо ладонью, постаравшись выразить, как огорчает меня, что с ним происходили такие страшные вещи. И что меня там не было, чтобы его выручить. Мы сейчас слишком плотно закрывались собственными щитами, чтобы он мог прочесть мои мысли — наверное, как и я его, — но он видел то, что я хотела показать. И со вздохом, похожим на всхлип, он приник ко мне, поцеловал меня, будто выдохнул сквозь губы, и я целовала его так, будто он был последней каплей воды в умирающем от жажды мире.

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая