Пляска смерти - Гамильтон Лорел Кей - Страница 108

• Предыдущая
• 108/139
• Следующая

Он все еще протягивал мне руку.

— Я думала, почему от твоего прикосновения я забываю все на свете, а теперь я знаю. Это вампирские силы. Ментальные фокусы. Последействие ardeur’а, Мика.

Он медленно уронил руку.

— Я люблю, когда ты на меня реагируешь, Анита. — Он закрыл глаза, сжал руки в кулаки перед грудью. — И я, блин, люблю, как ты действуешь на меня, когда я как пьяный. — Он открыл глаза и посмотрел на меня в упор — они были кошачьи, желто-зеленые. — И разве ты этого не любишь?

Я хотела было сказать «нет», но это была бы ложь. Вампиры умеют ощущать ложь, а оборотни ее чуют на дух. И сказала правду:

— Да, я это любила.

Он покачал головой:

— Не в прошедшем времени, Анита. Ты это любишь. Ты это любишь так сильно, что боишься сейчас моего прикосновения.

— Мика, пожалуйста, не надо!

— Чего не надо? Не делать тебя счастливой? Не делать обоих нас счастливее, чем были мы за целую жизнь? Нам почти тридцать, Анита, лучше у нас уже не будет. Мы пробовали других людей, другие образы жизни. То, что у нас есть, нам подходит. И не надо это выбрасывать только потому, что началось оно с ardeur’а. — Он шагнул ко мне. — Мы всегда знали, что начали мы с тобой с ardeur’а, Анита.

— Может быть, но ведь не все. Не…

Я отвернулась от него прочь — не могла быть такой упрямой, глядя на его страдающее лицо. Но отвернулась — и уперлась взглядом в Натэниела. Ничуть не лучше стало. Во-первых, он был голый, а любому из мужчин, которых я люблю, достаточно раздеться, чтобы выиграть у меня почти любой спор. Пусть я никогда не скажу этого вслух, но это правда. Нагота Натэниела была пиршеством для глаз, но еще сильнее она становилась от выражения его лица. Огорченное, страшно огорченное.

— Анита, — сказал он, — ты действительно нас бросишь? Повернешься и уйдешь? Вот так просто?

У меня горло стиснуло спазмом, но уже не паническим страхом — он получил компанию. Можно ли задохнуться непролитыми слезами?

Он смотрел на меня — из-под водопада волос блестели сиреневые глаза. Глядя в них, такие яркие, как освещенные пламенем аметисты, я видела, как он сдерживает слезы. Первая из них блеснула на щеке, и я сломалась.

Подошла к нему, обняла, и он вдруг свалился мне в руки, мы оба рухнули на пол. Натэниел цеплялся за меня, рыдая, и мне оставалось только тонуть в ванильном тепле его волос. Мика стоял над нами и смотрел на нас.

Ложь это была? Но я не ощущала ее ложью. Мужчина у меня в руках был настоящий, и слезы его — тоже. Мысль, что я могу отвернуться от него из-за такой… мелочи, разбила его сердце — ну, надломила, скажем. Мика уже сказал: мы знаем, что в начале всего этого был ardeur. Не так же ли я знала, что ardeur был и в начале нашем с Натэниелом? Если бы не было мне нужно питать ardeur, я бы никогда не позволила Натэниелу ко мне переехать. Никогда бы не стала с ним спать, в одежде и странно-целомудренно, питаясь от поцелуя, прикосновения, но никогда — от его разрядки. Никогда бы я такого не сделала, не будь мне нужно кормить ardeur. И не влюбилась бы в него, если бы ardeur не поставил его у меня на пути.

Я обняла Натэниела и протянула руку Мике. Он улыбнулся, подошел ко мне, к нам, опустился на колени, обнял нас обоих. Натэниел зарыдал сильнее. Я обнимала их обоих изо всех сил. Мика поцеловал меня, я ответила на поцелуй — вкус его губ для меня был вкусом секса. Всего лишь поцелуй, а у меня все тело отреагировало. Руки Натэниела легли мне на груди. Это я их научила, что единственный способ заставить меня прекратить ссору — это секс, или же ardeur предписал, что секс — наше средство исцеления? Вопрос о курице и яйце, и я бросила о нем думать, поглощенная ощущением рук и ртов у меня на лице, на шее, на теле.

Мы слизнули слезы с лица Натэниела, и где-то посреди всей этой близости я отбросила сомнения. Беспокоиться будем потом. А сейчас ничего не было важнее, чем прикосновения этих двоих.

Мы оба оторвались от поцелуя набрать воздуху — и услышали запах льва. Мика зарычал.

Это был Ноэль, стоящий на четвереньках. Лбом он прижался к каменному полу, руку протянул в нашу сторону. За ним рухнул на колени Тревис, нянча сломанную руку. Он тяжело прислонился к стене, и тут мне впервые пришла мысль, что сломанная рука может быть не самым худшим его повреждением. Оборотни — народ крутой. Я же даже не спросила, не сломано ли еще что-нибудь. Даже не спросила, что именно сказал доктор. Они были для меня просто еще одной мешающей проблемой. Еще один кувшин крови на алтарь ardeur’а и моего зверя.

Я посмотрела на Мику.

— Я согласен со львами. Хэвена брать не стоит.

Я повернулась к Натэниелу. Он улыбнулся:

— Я согласен с Микой. Хотя Жан-Клод или кто-нибудь должен будет тебе помочь не привязать их к себе полностью.

— Согласна, — решила я.

И повернулась к Жан-Клоду:

— Как нам это сделать?

— Я могу помочь тебе не использовать ardeur так глубоко, но не знаю, смогу ли управлять живущим в тебе львом.

— Я смогу.

Это сказал Огги. Он надел длинный черный плащ и от ширины своих плеч казался квадратным, а голова — слишком маленькой для такого тела. Подол плаща растекся по полу, потому что, очевидно, вампир, одолживший ему плащ, был на фут выше. Плащ точно выглядел заемным, каким и был, но за спиной Огги стояли Октавий и Пирс, и они уж точно заемными не были. Они смотрелись весьма уместно.

И двое охранников у них за спиной смотрелись более чем уместно. Был отдан приказ, чтобы у Пирса и Хэвена было четыре охранника. Интересно, при Хэвене, лежащем без сознания, его двое остались? Наверное.

— Я хочу, чтобы это получилось, Огги, если это возможно, — сказала я. — И мне нужно твое слово, что ты мне это не испортишь.

— Скажи мне точно, в чем ты хочешь, чтобы я поклялся, Анита.

Лицо у него было пустым, побледневшим от сосредоточенности. Глаза стали большими и даже еще темнее, как небо перед тем, как почернеть на ночь.

Я подумала и посмотрела на Жан-Клода:

— Поможешь мне сформулировать?

— Я могу только повторить просьбу Огюстина, ma petite. Скажи, в чем ты хочешь, чтобы он поклялся.

— Я всерьез хочу попытаться привязать Ноэля. И не хочу, чтобы Огги вмешивался, но еще я не хочу привязывать Ноэля так, как привязала Мику и Натэниела. Я хочу увидеть, нужны мне просто львы или львы Огги особенно вкусны для меня.

— Если мои львы вкуснее, это может быть не потому, что они мои, а потому что твоя сила ищет что-то более доминантное, чем вот это вот на полу на четвереньках. Я думаю, что ваш Рекс, опасаясь дать силу сопернику, послал тебе такую пищу, которую твоя внутренняя львица ни за что не примет.

— Моя внутренняя львица, — сказала я презрительно, хотя стоять на коленях перед возвышающимся над тобой мужчиной — не очень удачная поза для таких интонаций.

— Пусть внутренний зверь, — сказал он ровным голосом, и на лице его ничего не отразилось. Наконец он стал себя вести как все старые вампиры, которые мне в жизни попадались. Кто тут настоящий Огюстин, покажитесь, пожалуйста.

— А львы более склонны хотеть доминанта? — спросила я.

— Я думал, ты о них читала, — ответил он.

Я подумала, потом кивнула:

— Если прайд захватывает новый самец, первое, что он после этого делает, — убивает всех львят. Таким образом он не дает размножаться изгнанному льву, а у самок быстрее начинается течка, и он получает возможность спариваться.

Огги кивнул:

— И поэтому на львиц большинства оборотневых прайдов очень трудно произвести впечатление.

Я замотала головой:

— Ты же не хочешь сказать, что прайды оборотней живут по законам обычных прайдов? И новый вожак убивает детей? Это же смешно!

Он пожал широкими плечами под плащом:

— Такое бывает.

Я обернулась к Ноэлю и Тревису:

— А вы знаете, чтобы такое на самом деле бывало?

— Нет, — ответили они в один голос.

— Они слишком молоды и не знают, что бывало до того, как нас легализовали.

• Предыдущая
• 108/139
• Следующая