Зайти и выйти - Суконкин Алексей - Страница 2

- Я, товарищ полковник, уверен, что мы поступаем неправильно, - дерзко сказал сержант Бураков.

- Неужели сам это понял? Зачем тогда разговоры такие ведёшь среди подчинённых?

- Я имею в виду предстоящую войну с Украиной, а не мои разговоры с подчинёнными, товарищ полковник. И я не желаю принимать участие в этом деле. Я имею право выразить своё мнение.

- Вы имеете право выразить своё мнение, - согласился полковник. – Но вы не имеете права отказаться от выполнения приказа. Вы – военнослужащий, давший клятву защищать свою Родину. И сейчас Родина требует от вас отдачи - за все предоставленные за время службы льготы. Если не вы, подготовленные военные профессионалы, то кто? Гражданское население мобилизовать прикажете?

- Товарищ полковник, льготы, которые я получил, предоставлены мне за пережитые мною условия прохождения военной службы, а не в качестве аванса на будущее. Я эти льготы честно заслужил, и вы это прекрасно знаете. Я полгода был в Сирии, я служил многие годы без выходных, я в полной мере исполнил всё то, что требовала от меня Родина.

- Вы, товарищ сержант, один из лучших бойцов бригады, на вас равняются молодые бойцы. Но сейчас вы пасуете перед трудностями, вместо того, чтобы вести за собой молодых. И мало того, что вы пасуете, вы ещё и подбиваете других бойцов к отказу от выполнения боевых задач. То есть, поступаете как самый настоящий предатель Родины. Я правильно понимаю происходящее?

- Я не предатель, товарищ полковник, и никогда им не был, - ответил Бураков.

- Хорошо, тогда какое определение своим действиям предложите вы сами?

Сержант молчал.

Павлов посмотрел на другого контрактника.

- Вот вы, товарищ сержант, как назовёте действия вашего боевого соратника, подрывающего боеспособность бригады?

- Мы, товарищ полковник, не подрываем боеспособность бригады, - тихо ответил сержант Захаров.

- Неужели? – полковник шагнул к своему столу и взял в руку пачку рапортов: - А вот это тогда что, если не подрыв боеспособности и предательство? После ваших разговоров молодые контрактники наперегонки бегут писать рапорта на увольнение. Это результат лично вашего воздействия. Никого больше. Вы рассказываете молодым бойцам всякие страшилки, вместо того, чтобы закладывать в них веру в свои силы. Разве не так?

- Сержант, - подполковник Михайлов, командир первого батальона, посмотрел на своего подчинённого: - Ты считаешь, что склоняя молодых к написанию рапортов на увольнение, совершаешь настоящий мужской поступок?

- При чём здесь это, товарищ подполковник? – вспыхнул Бураков.

- При том. Я всегда считал тебя настоящим мужиком, способным на Поступок, а ты сейчас больше похож на тряпку… а ведь ничего ещё страшного не произошло, но вы уже предаётесь выдуманному страху, заставляете поверить в этот страх своих боевых товарищей.

Бураков опустил взор, ему нечем было возразить.

- Я не буду с вами долго разговаривать, - сказал командир бригады. – Вот здесь и сейчас вы делаете выбор: либо вы предатели своего народа, и мы с вами немедленно расстаёмся, вы уходите на пенсию и радуетесь жизни, либо вы, как настоящие мужчины и воины, остаётесь с нами, и мы дальше делаем одно общее дело – защищаем Родину там, где прикажет наш Верховный Главнокомандующий – как того требует данная вами Присяга и Боевой Устав.

Комбриг допустил короткую паузу, затем посмотрел на контрактника, которому в течение всей беседы не уделял никакого внимания – ни словом, ни взглядом – выстраивая этим самым тонкий психологический приём.

- Вот вы, товарищ сержант, остаётесь с нами или всю оставшуюся жизнь предпочтёте жить предателем Родины и всего воинского коллектива нашей бригады?

- Остаюсь, товарищ полковник! – чётко и практически без заминки, выпалил сержант Азаров – у него не оставалось иных вариантов. – Я не предатель!

- А вы, товарищ сержант? – Павлов переместил своё внимание на следующего военнослужащего.

- Я с бригадой, товарищ командир, - кивнул Зорин.

Последовательно в верности поклялись все присутствующие, оставался только самый «проблемный» сержант Бураков.

- А вы, товарищ сержант? – тяжёлый взгляд командира навис как Дамоклов меч.

- Вы, товарищ полковник, неправильно ставите вопрос… - дерзко глядя в глаза Павлова, сказал сержант. – Вы ловко создаёте ложное чувство отсутствия выбора. А выбор есть всегда. Тем более в этой сложной ситуации.

- Свой выбор вы, товарищ сержант, сделали тогда, когда дали Присягу, когда подписали контракт с Вооружёнными Силами. Я жду от вас ответа.

- Я не предатель, и никогда им не был, - ответил сержант.

Командир удовлетворённо прошёл по кабинету к своему столу, сел на стул.

- Значит так, товарищи сержанты. Мы с вами определились раз и навсегда – кто есть кто. И как военные, и как мужики. И я не готов в дальнейшем слышать от вас или про вас какие-то истории об уклонении от взятых на себя обязательств. Никто не говорил, что будет легко, а сейчас – тем более. Если вам нужна помощь в работе с личным составом – каждый из здесь присутствующих офицеров вам поможет. Надеюсь, что вы из нашего разговора сделаете правильные выводы, и мы никогда к нему не вернёмся. Правильно я говорю?

- Так точно, - вразнобой ответили контрактники.

- Тогда, раз вы согласны, каждый из вас берёт по двадцать пять рапортов и разговаривает с этими контрактниками. Я думаю, что вы найдёте правильные слова, чтобы они вас поняли.

Младшие командиры стояли в нерешительности: согласившись с доводами Павлова в отношении себя лично, они открыли командиру бригады путь к следующему шагу – привлечь сержантов к работе с личным составом, уклоняющимся от военной службы.

Павлов взял со стола пачку рапортов, и, не отсчитывая, стал по частям передавать их сержантам. Бывшие бунтари брали их в руки, тем самым соглашаясь с приказом-просьбой командира бригады. Никто из них не выразил прямого отказа.

- Все свободны… - сказал командир, когда в его руках не осталось ни одного рапорта.

***

В своём статусе командира бригады полковник Павлов не имел аппаратных возможностей напрямую обращаться к губернатору области. Обращение же к командующему армией с просьбами помочь отправить эшелоны, в военной иерархии выглядело едва ли не должностным преступлением – ибо по сложившейся многолетней практике, нижестоящие должны были сами решать поставленные перед ними задачи, строго отвечая за неисполнение. Буквально вчера со своей должности был снят командир мотострелковой дивизии, не выдержавший график отправки эшелонов, и этот случай был доведён до всех офицеров округа, как образец вопиющей профнепригодности и пример последствий при повторении подобного в других частях. При том каждый офицер знал, что командование общевойсковой армии ничем не помогло дивизии, чтобы сделать всё в срок.

Павлов решил разорвать все условности и записался на приём к главе региона, не ставя в известность своё командование. Час ожидания, проведённый им в приёмной, полковник пережил с единственным желанием не встретиться здесь с командующим объединения или его замами.

Несколько лет назад, когда Павлов служил в другом месте, в бригаде проходил срочную службу сын главы региона, что естественным образом отражалось на внимании области к соединению. В тот благоприятный для бригады год на территории воинской части появился асфальт, в некоторых помещениях был сделан ремонт, был воздвигнут монумент в память о погибших в период чеченских кампаний, но так как Павлов не застал этого времени, он не имел личного контакта с губернатором, и мог рассчитывать только на то, что глава региона не забыл о своём прошлом отношении к мотострелковому соединению.

- Присаживайтесь, Альберт Романович, - предложил Сергеев. – С какими проблемами пожаловали?

- Олег Петрович, - полковник занял место за столом. – Вы же знаете, что сейчас вся деятельность войск направлена на…

- Да, - кивнул хозяин кабинета. – Я предполагаю, что будет дальше.