Нежное создание (СИ) - Штиль Жанна - Страница 3

Её рисунки забирали на детские выставки, её хвалили воспитатели и учителя. А ей было неловко, потому что в такие минуты все смотрели на неё, на её большие некрасивые руки. Краснея и теряясь от смущения, она хотела стать невидимой, растаять, исчезнуть.

Она не ругалась с матерью, не старалась переубедить в верности своего выбора. Молча выслушала раз, другой, третий и с лёгкостью поступила на бюджетную форму обучения в педагогический университет на специальность «Педагог профессионального обучения в области дизайна интерьера».

Училась и рисовала, рисовала, рисовала. Моделировала, клеила макеты. Так как в качестве дополнительного предмета была керамика, то крутила горшки — лепила их на гончарном круге.

Руку набила основательно. Сейчас она с почти закрытыми глазами может построить фигуру человека в рисунке, нарисовать портрет или написать пейзаж. Не сомневалась, что окончит университет с красным дипломом.

Неоднократно мать пыталась внушить дочери, что той не помешает второе высшее образование. Разумеется, юридическое. А Ника мечтала о другом — открыть собственную дизайн-студию интерьеров. Надеялась, что с двумя-тремя сотрудниками поладить сумеет.

Дружить она не умела, и друзей у неё не было. Вернее была подруга. Давно. Настолько давно, что вспоминать об этом не хотелось.

В третьем классе Ника подружилась с одноклассницей. Анечка была из обеспеченной семьи, симпатичная и проказливая. Училась посредственно и постоянно просила у новой подруги списать домашнее задание.

Ника училась хорошо. Если бы была усерднее, то стала бы отличницей.

Девочки ладили. Ходили друг к другу в гости, на день рождения, играли, делились секретами, шалили.

На пятом году обучения в их класс пришла новенькая — бойкая и красивая Альбина. Анечка без раздумий переметнулась к ней. Домашние задания списывала уже у новой подруги, о старой было забыто напрочь. Даже в её сторону не смотрела.

Анечка выдала все секреты Ники Альбине. Девочки шептались за её спиной, потешались.

Ника переживала предательство тяжело, болезненно, но вида не показывала.

Альбина проучилась в классе неполный учебный год. В виду того, что её отец был военным, семья уехала в другой город.

Проводив Альбину, Анечка уже на следующий день, как ни в чём не бывало, подошла к Нике и попросила списать домашнее задание по русскому языку.

Бывшая верная подруга списать не дала, отвернулась и окончательно вычеркнула перебежчицу из своей жизни.

Поскольку свободного времени у Ники было в избытке, она читала всё, что попадалось под руку. Ей в одинаковой мере были интересны и историческая литература, и мемуарная, и художественная, и научно-популярная, и техническая. Благодаря цепкой памяти, из прочитанного запоминала почти всё. В старших классах много времени уделяла литературе по психологии и саморазвитию.

Наученная горьким опытом, в университете Ника ни с кем из одногруппников не сближалась. Ограничивалась коротким, ни к чему не обязывающим, ровным общением.

Закончив говорить по телефону, мать ушла в кухню. Хлопнула дверца холодильника; щёлкнул выключатель электрического чайника.

В открытое на проветривание окно врывались звуки музыки. Нике показалось, что она стала громче.

Ромка пренебрёг грозным предупреждением соседки, тем самым объявив ей войну. Кто бы сомневался.

«Война так война», — согласилась Ника и достала с полки шкатулку. Четыре месяца назад в подъезде она отняла у соседского мальчишки слабомощную фитильную петарду. Если Ромка не угомонится до одиннадцати часов, то придётся начать боевые действия.

Грачёв не угомонился.

Ника выждала час и ровно в полночь вышла на улицу.

Дождя не было, как и ветра. Ночная сырость забралась под распахнутую куртку, пробрала до костей. У соседнего подъезда коты устроили бесплатный концерт. Им не спится — весна в разгаре.

Во всех комнатах Ромкиной двушки горел свет. После возвращения хозяина, окно в кухне не закрывалось никогда. Отдёрнутая тюлевая занавеска выбилась из него, намокла, обвисла, прилипла к карнизу.

Ника встала на скамью и заглянула в кухню.

Ромка спал, сидя за столом. Подперев рукой щёку, вздрагивал и ритмично дёргал головой в такт вылетавшему изо рта храпу.

Ника засмотрелась на Грачёва. Он выглядел смешным и даже симпатичным.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы достать из кармана зажигалку и петарду, поджечь фитиль.

Диверсантка не промахнулась.

Громкий хлопок сопроводился яркой вспышкой.

Ника спрыгнула со скамьи и спряталась под козырьком подъезда. Уйти не спешила. Со злорадным наслаждением слушала грохот падения Ромки и его отборную брань. Усмехнулась: «Вреда ноль, а страха под завязку».

Догадается Грачёв, чьих рук это дело или нет, она узнает завтра. Лгать себе не стала — было страшно. Сердце выплясывало фокстрот, руки слегка дрожали. Пожалуй, ей не помешает дополнительно обзавестись чем-нибудь более весомым, чем перцовый газовый баллончик. Вдруг тот откажет в самый неподходящий момент.

К дому она шла черепашьим шагом.

Занятия в университете закончились раньше — отменили последнюю пару. Впереди ждали два выходных, но настроение было на нуле. Ника вздохнула. Ничего, осталось совсем немного, она уедет и забудет о Грачёве как о кошмарном сне.

Она замедлила шаг, когда у подъезда не увидела Ромки.

«Не радуйся раньше времени», — поддела себя. Сейчас он высмотрит тебя в окно и вприпрыжку выбежит встречать. Правда, окно оказалось закрытым, и музыка была чуть слышна.

В подъезд Ника вошла медленно, с опаской.

В потной ладони зажат баллончик, палец на клапане; сумка провисла от тяжести бутылки пива, купленной не для утоления жажды, а в целях самообороны.

Ромки не оказалось и в подъезде. Из приоткрытой двери в его квартиру Профессор Лебединский хриплым тембром вещал: «Листья жёлтые над городом кружатся…»

Ника позволила себе расслабиться, лишь пройдя больше половины лестничного марша. Невольно вздрогнула и сгорбилась, когда в квартире Грачёва что-то загремело. Сдавали нервы. Она остановилась на лестничном пролёте между первым и вторым этажами, пропуская спускавшуюся соседку.

— Божечки, этот антихрист успокоится когда-нибудь? — плаксиво заговорила шестидесятилетняя тётя Таня. — Никакой управы на него нет, — шмыгнула натёртым до красноты носом.

Ника выгнула бровь: «Будто кто-то на него управу искал».

— Ночью слышала грохот? — соседка была из тех, кто любил поговорить. Отвечать ей было не обязательно.

Ника неуверенно пожала плечами.

Тётя Таня притормозила и взволнованно сообщила:

— Меня аж на софе подбросило. Подумала, что бомба прилетела. Не знаешь, где что чебурахнуло? У кого ни спрашиваю, никто не знает. К участковому что ли сходить?

Ника улыбнулась:

— Сходите, напишите заявление. Потом вас допросят с особым пристрастием и возьмут подписку о невыезде.

— Это зачем? — подозрительно прищурилась тётя Таня.

— Как зачем? — с воодушевлением удивилась Ника. — Фильмы про ментов не смотрите? А вдруг это вы к диверсии готовитесь? Ночью неудачно провели сборку секретного оружия, у вас там… эмм… чебурахнуло. Теперь вы всех об этом спрашиваете, таким образом от себя подозрение отводите.

— Кто ж это дома сборку проводит? — сглотнула тётя Таня сухим горлом.

Ника промолчала и демонстративно опустила глаза на объёмную сумку соседки.

— Купила сыну новые сапоги резиновые. Вот, несу ему. Скоро грядки на даче копать, — тряхнула та сумкой и бойко протянула: — Тю-ю, нашли диверсантку.

— Ещё с обыском придут, — заверила её Ника. — Адвокат потребуется. Самый дорогой.

Тётя Таня посмотрела на неё с недоверием и быстро закруглилась:

— Так и не было ничего. Никто ж ничего не слышал. Приснилось мне. Старая я, больная, страдаю нервным расстройством личности.

Ника задержалась между этажами. Закралось подозрение, что с Ромкой могло случиться что-то плохое, и кто в этом будет виноват? В окно подъезда наблюдала, как тётя Таня остановила подругу с мусорным ведром и, широко открыв сумку, показывала ей резиновые сапоги.