Золотой воскресник - Москвина Марина Львовна - Страница 19

Предложила свой новый роман в “Дружбу народов”. Зам. главного редактора Наталья Игрунова прочитала, накидала кучу замечаний и велела сократить.

– Не огорчайся, – утешал меня Лёня. – Звезд ты, конечно, с неба не хватаешь, но каждая твоя вещь – это маленькая жемчужина. Верней, жемчужинка!

Зимой в рыбном на Тверской обнаружила, что на прилавке лежат нераспиленные замороженные акулы.

Продавец объяснял изумленным москвичам:

– Товарищи! Это подарок России от Саддама Хусейна. Нож у меня об них сломался, так что берите одним куском.

– В твоем романе “Три стороны камня” царит безвременье, – сказала Наталья Игрунова. – Означь хоть как-нибудь – когда все это происходит?

И я в реплику героя добавила:

“…тем более что новое тысячелетие на дворе”.

И даже конкретизировала:

“Третье!”

Приходится противостоять тьме в полном одиночестве

всем остальным похоже

до лампочки

Моя сказка “Что случилось с крокодилом”, где у крокодила вылупился птенец и они, пережив разные невзгоды, улетели из болота от злобных сородичей, выдержала множество изданий, переводов на разные языки мира, мультфильм был снят на “Союзмультфильме”, казалось бы – ни убавить ни прибавить.

Стали переводить на японский.

“Понимаете, – пишут мне из Страны восходящего солнца, – у нас так не принято, чтоб один улетел, а другие остались: или все – или никто”.

Поэтому по просьбе японского издательства художник Валентин Ольшванг нарисовал в конце книги вселяющую надежду стаю крокодилов в небе…

Художница Маша Константинова несколько недель не выходила из дома, рисовала книгу про Папу Римского. На Новый год ее позвали в гости:

– Я вышла, – рассказывает Маша, – и первое, что увидела: в подворотне стоит ссыт Дед Мороз.

– У вас глаза как два неба…

– Два неба быть не может, небо только одно.

– Тогда – как небо и море…

На рассуждения Игоря Клеха об исторически не сложившихся отношениях русских и татар Свинаренко заметил, что его не интересует национальный вопрос ни под каким соусом.

– Кстати, именно мне, – с гордостью сказал он, – принадлежит слоган “Не бей жидов – не спасай Россию”, который одобрил даже главный раввин РФ.

Диалог от Германа Лукомникова.

– Таблица умножения математика такого-то.

– И что там?

– Да ничего особенного. Дважды два – четыре и тому подобное. Но он до этого сам дошел.

В 90-е годы богатая алюминиевая фирма задумала выпустить подарочное издание Игоря Иртеньева в алюминиевой обложке.

– Только с иллюстрациями Тишкова! – поставил условие Иртеньев.

Увидев, какие это серьезные ребята, Тишков за свою работу попросил пять тысяч долларов. Иртеньев: “Ах, Лёньке – пять, тогда мне – десять!”

– Мы подумаем, – ответили заказчики и больше не позвонили.

– Когда я собираюсь сморозить какую-нибудь глупость, – говорю, – Тишков меня всегда останавливает!

– А как он узнает, что ты собираешься? – спросила Алла Боссарт.

– По лицу, – догадался Иртеньев.

Бородицкая, покидая шикарную гостиницу “Астория” в Днепропетровске, терпеливо подождала, пока проверят, все ли после нее осталось в номере сохранным, сказала:

– Спасибо, все было отлично, но, если хотите правду, – у вас ужасные подушки! Высокие и упругие, их надо выбросить и купить новые.

В ходе экспедиции по Днепру экипаж пополнил собой действующий мастер игры в покер Аркадий Каплун, обаятельный, компанейский человек, автор книги “Преферанс и…”.

– Десять лет я работал барменом, – рассказывал Аркадий Борисович. – Когда мы издавали книгу, дочь никак не могла найти подходящий портрет на обложку: то я с бутылкой, то с бабой. Пришлось выбрать – с бутылкой и стереть ее в фотошопе.

– Опытный игрок чует карту, как сеттер зайца, – говорил Каплун. – Вот он берет колоду, взвешивает на ладони: “Одной карты нет”. Партнер взял, тоже на весу подержал: “Семерки треф…”

– Я играю с другом – онлайн, – рассказывает Аркадий Борисович. – Сидеть ему двенадцать лет, там убийство, и не одно, семь уже отсидел, осталось пять, заведует в тюрьме хлебопекарней, вот мы с ним играем по интернету…

– Оружие – это все, что у него есть, – с уважением сказал Аркадий Каплун о хозяине частного музея оружия.

– А у нас, – отозвался Иртеньев, – все, что есть, – это мы друг для друга.

Хотела устроить Седова к знакомому стоматологу. Но меня предупредили, что тот не за всех берется, например, не стал делать зубы Александру Минкину, поскольку счел его слишком желчным.

В журнале “Обыватель” прочитала, что мужчина перестает обращать внимание на женщину после месяца-двух совместной жизни, считая свой брак рутинным.

Я отложила журнал и спрашиваю у Лёни:

– Ты не считаешь наш брак рутинным? А то я тут прочитала, что многие мужчины считают свой секс в браке рутинным… после тридцати восьми лет…

Тишков:

– Я засел за книгу о том, как стать художником, и не просто художником, а гениальным! Даже если человек думает, что у него ни капли таланта. Она будет адресована всем людям на Земле. Потому что – чем больше художников, тем меньше преступников.

Дина Рубина прислала мне приглашение в Израиль. А у меня вечные проблемы с оформлением документов.

– Как ты не понимаешь??? – она инструктировала меня по телефону. – Для визы нужны твои данные! Когда ты родилась, а не когда родила! Хотя ты и манда, но для документа это не надо!

Брат моей подруги Алексей Книжников из Фонда дикой природы долгое время занимался тем, что вил гнезда орлам. Лёню это очень тревожило.

– Орлы должны сами себе вить гнезда! – говорил он. – А то они будут на Лёшку надеяться, а он чем– нибудь другим увлечется – и все.

Накануне открытия выставки Тишкова в Париже устроители позвонили ночью, они там все очень предупредительные, и спросили:

– Леонид, кого бы вы хотели пригласить на открытие?

– Из французов? – сквозь сон пробормотал Лёня. – Скажите, чтоб звали гостей поименитей: Анни Жирардо, Бельмондо, Мирей Матье и белого блондина в черном ботинке.

– Монахи! – прочла я нашему сыну Сергею прощальные слова Будды. – Все вещи мира, движущиеся или покоящиеся, невечны и обречены на умирание. Время уходит, и вот уж мне пора идти к другому берегу, это мое последнее вам предостережение, – так, закончив проповедь Дхармы, Будда вступил в паринирвану.

– А кто сказал, что вечны? – вскричал Серёга. – Что вы все ломитесь в открытую дверь? Кто с этим спорит?

В главном корпусе “Малеевки” в холле стоял телефон-автомат. Выхожу из будки – за мной в очереди Зиновий Паперный, филолог, литературный критик, остроумнейший человек.

– Монетку проглотил – и привет, – я предупредила его.

– России рано пока заводить телефон… – сказал Зиновий Самойлович.

Зиновий Паперный показал мне тетрадку по математике своего сына Бори, там было написано: “Павлик! Будь внимателен!”

Второе замечание такое:

“Уважаемый Зиновий Самойлович! Ваш сын употребляет нецензурную лексику – это настораживает”.