Заблуждения толпы - Бернстайн Уильям Дж. - Страница 22

В начале восемнадцатого века Джон Лоу ^[67], блестящий шотландский финансист, оставил после себя мрачный след финансового хаоса, который наверняка покажется подозрительно знакомым всем, кто пережил крах пузыря доткомов в 1990-х годах. Акции интернет-компаний попросту разорили миллионы инвесторов; а Лоу подорвал веру французов в банки, что стало гораздо более серьезным ударом для нации.

Молодой шотландец происходил из почтенной семьи выдающихся эдинбургских ювелиров, этим ремеслом занимались его отец, дядя и три брата. Ко времени его рождения в 1671 году само слово «ювелир» уже маскировало перерождение этой древней профессии в нечто совершенно новое – в занятие банковским делом.

Ближайшие предки Лоу обитали на острове, не имевшем ничего общего с будущей величественной Британией, приверженной свободе торговли. (Вдобавок в ту пору Шотландия все еще сохраняла независимость от Англии.) На заре семнадцатого столетия население будущей Великобритании составляло лишь треть населения Франции – и было меньше, чем до прихода Черной смерти в 1348–1349 годах. Англия эпохи Лоу была слаборазвитой страной, пережила недавно жестокую гражданскую войну, а ее присутствие в открытом море подразумевало пиратство и контрабанду наряду с обычной коммерцией. Международная торговля в больших объемах только-только медленно складывалась благодаря появлению крупных торговых организаций на рубеже 1600 года; самой известной из них была Ост-Индская компания.

Когда корабли из Ост-Индии, груженные золотом и серебром – плодами новоявленной торговли пряностями, прибывали в Лондон, торговцы сталкивались с неожиданной логистической проблемой: в Англии не было банковской системы, то есть отсутствовали способы надежного хранения сокровищ. Ювелиры, чьи средства к существованию опирались на безопасное хранение ценностей, виделись наиболее очевидной альтернативой банкам. В обмен на ценности купцы получали сертификаты. Важно здесь то, что эти бумаги можно было обменять на товары и услуги – иными словами, они функционировали как своеобразная валюта. Кроме того, ювелиры постепенно осознали, что можно выпускать такие бумаги в количествах, превышающих объемы золота и серебра (монет) в их распоряжении.

То есть ювелиры поняли, что могут печатать деньги.

Лишь наиболее глупые и недальновидные среди них выпускали и затем использовали собственные сертификаты; куда чаще эти клочки бумаги выдавались взаймы под высокие проценты. Поскольку преобладающая ставка даже для лучших заемщиков часто превышала 10 процентов в год (особенно когда Англия находилась в состоянии войны), на протяжении десятилетия выдача сертификата была выгоднее прямых расходов – и такое положение сохранялось до тех пор, пока ювелир оставался платежеспособным.

Эта цепочка обязательств имела смысл ровно до того момента, пока большинство держателей сертификатов не решит выкупить их все сразу. Скажем, в сейфе ювелира хранилось 10 000 фунтов стерлингов монетами, а сертификатов выпускалось на сумму 30 000 фунтов стерлингов: треть владельцам монет, две трети – заемщикам. Если вдруг держатели сертификатов на сумму 10 001 фунт стерлингов явятся с требованием золота или серебра – неважно, заемщики это или первоначальные вкладчики, – ювелир может разориться. Хуже того, заподозри держатели сертификатов, что подобное может произойти, растущей очереди в офисе ювелира было бы достаточно для того, чтобы спровоцировать разрушение всего «карточного домика». В нашем примере соотношение сертификатов к монете составляет 3:1; чем оно выше, тем более вероятен крах. Даже самые осторожные ювелиры / банкиры могут разориться; с 1674 по 1688 год случилось четыре задокументированных «краха ювелиров», а с 1677 года по учреждении Банка Англии в 1694 году число лондонских ювелиров / банкиров сократилось с сорока четырех до приблизительно дюжины.

С практической точки зрения ювелиры / банкиры считали вполне безопасным соотношение 2:1, то есть 1 фунт ссуды заемщикам на каждый фунт монеты на депозите. Нельзя недооценивать важность этой системы, поскольку она предвещала рождение эластичной денежной массы, размеры которой возможно изменять в зависимости от потребности заемщиков в получении ссуд и готовности кредиторов предоставлять ссуды. Когда заемщики и кредиторы пребывали в эйфории, денежная масса увеличивалась, а когда их охватывал испуг, масса сокращалась. Современный финансовый термин для увеличения объема бумажной денежной массы – «кредитное плечо», что означает соотношение совокупных бумажных активов с твердыми активами¹⁵⁰.

Кредитные рычаги, предоставляемые банками, суть топливо, питающее современные финансовые мании, а его появление в Европе семнадцатого столетия породило бесчисленные финансовые пузыри. На протяжении следующих четырех столетий финансовые инновации вызвали к жизни головокружительное разнообразие инвестиционных инструментов, причем каждый, в свою очередь, часто оказывался все тем же кредитным плечом в несколько ином обличии и служил искрой, что воспламеняла накатывавшие чередой волны спекулятивных безумств.

Потомок ювелиров, перешедших на английский стиль банковского дела, Джон Лоу фактически жил внутри системы, в которой бумага могла функционировать в качестве денег наряду с редкими монетами. Даже сегодня отвергают саму концепцию бумажных денег, а уж на рубеже семнадцатого века она и вовсе казалась обычному человеку нелепой.

К 1694 году молодой Лоу, утомленный грязным, бедным, застрявшим в Средневековье Эдинбургом, добрался до Лондона, где представлялся «Бо Лоу» ^[68], городским повесой и завсегдатаем игорных столов; у него состоялась дуэль с неким Бо Уилсоном – оба проявили интерес к одной молодой особе, и эта дуэль обернулась смертью Уилсона. Задержанный, приговоренный к повешению, затем получивший отсрочку – и вновь приговоренный к повешению, Лоу сбежал. В «Лондон газетт» за начало 1695 года читаем:

«Капитан Джон Лау (так! – Авт.), шотландец, недавний узник королевской тюрьмы, осужденный за убийство, 26 лет, очень высокий, черноволосый и худощавый мужчина, стройный, рост шесть футов, с заметными оспинами на лице и большим носом, говорит на высоком и низком наречии ^[69], совершил побег из означенной тюрьмы. Всякий, его узревший и задержавший, дабы он сызнова был доставлен в означенную тюрьму, немедленно получит 50 фунтов стерлингов от маршала ^[70] королевской скамьи»¹⁵¹.

В конце семнадцатого столетия побеги заключенных происходили куда чаще, нежели сегодня, и друзьям Лоу при вероятном попустительстве короля Вильгельма III удалось, вероятно, организовать этот побег¹⁵². Приведенное выше описание внешности намеренно вводило в заблуждение – нос у Лоу был среднего размера, а кожа чистая.

Первоначально он отправился во Францию, где поразил всех своими математическими способностями и добился известности за игорными столами. Однако было бы несправедливо именовать Лоу игроком, отказывая ему тем самым в иных качествах. Даже сегодня умение считать и полная концентрация необходимы для успеха в покере и блэкджеке (при условии, что крупье не мошенничает). Триста лет назад куда более простые казино вознаграждали бесстрастные расчеты еще щедрее. Эти возможности привлекали к азартным играм внимание ряда блестящих математиков Европы, в первую очередь Абрахама де Муавра, чье «Учение о случае» легло в основу современной статистики¹⁵³. Очевидец навыков Лоу писал:

«Вы спрашиваете у меня новостей о мистере Лоу. Он видится только с другими игроками, проводит время с ними с утра до вечера. Он всегда рад сыграть и каждый день предлагает разные игры. Готов заплатить 10 000 цехинов любому, кто выбросит шесть шестерок подряд, но всякий раз получает по цехину с любого, кто не смог этого сделать»¹⁵⁴.

Шансы выпадения шести шестерок подряд составляют один к 46 656 (или один к 6⁶ ), и Лоу нисколько не рисковал. (С его точки зрения, вероятность проигрыша по результатам 10 000 бросков составляла 19 процентов.) Кроме того, всякий раз, когда Лоу выпадало «банковать» при игре в карты, это, в зависимости от правил конкретной игры, обыкновенно обеспечивало ему небольшое статистическое преимущество, ведь он тогда оказывался в роли крупье, а не клиента¹⁵⁵.