Волаглион. Мой господин. Том 1 (СИ) - Баунт Софи - Страница 18

— Поговорил? — уточняет парень, заметив мое присутствие.

Я достаю из бара бутылку красного вина. Другие бутылки звякают друг об друга, скатываясь на опустошенное место. Достав штопор, откупориваю крышку и наполняю бокал. Ловлю ноты винограда и жасмина. Делаю глоток. Алкоголь льется по горлу, приятно разогревая изнутри. Затем я отвечаю, бултыхая остатки на дне:

— Нет. И уже задумываюсь над вопросом: могла ли она лишиться памяти? Не удивлюсь, если Инга считает, будто ее женихРон, а не я. Иначе как объяснить эту комедию?

Иларий барабанит пальцами по верхней деке гитары, издавая звук, похожий на чечетку тараканов. Затем откладывает ее, поправляет атласную белую рубашку и синие штаны, из-за которых напоминает моряка. Струны приглушенно поют. Звук инструмента тасуется со свистом промозглого ветра на улице.

— Ты — ее старая жизнь. А ей нужно привыкнуть к новой. Это тяжело.

— А как же мои чувства? Они никого не волнуют.

— Это не так, Рекс.

Парень произносит мое имя таким слащавым голосом, что я неосознанно отстраняю бокал от губ и поворачиваюсь. Иларий мерит меня пронизывающим взглядом салатовых глаз. Бесстыдно. Настойчиво. Уже начинает напрягать, знаете ли. Чувствую себя на приеме у проктолога. Спустя полминуты он облокачивается об откос окна и снова закидывает правую ногу на подоконник.

Кожа на затылке зудит от неловкости. Я встряхиваюсь и констатирую:

— Рон не отходит от нее! Носится вокруг, как мошка над лампочкой. — Я махаю руками в воздухе, пачкая каплями вина свою черную кофту. — Ты считаешь, это нормально? Считаешь, что надо смириться и наблюдать, как этот помойный кабель окучивает мою девушку?

Иларий слегка кривится, после чего усиленно моргает, возвращая лицу добродушие.

— Ему стыдно. Не надо думать, что Рон такой прям черствый кочан. Он хочет казаться грубым, а сам очень переживает... о разных вещах. Например, за то, что сделал с Ингой. Вот тебе и объяснение его поведения. — Иларий спрыгивает с подоконника, одним махом преодолевает гостиную и оказывается возле бара. Составляет мне компанию, наливая себе бокал вина. — Он не такой пофигист, как ты думаешь.

— Мне казалось, вы не ладите. Зачем защищаешь?

— Нам приходится делить общество друг друга. Терки и подтрунивания — следствие совместной жизни. Скоро и сам это поймешь.

— О нет, брат. Я не собираюсь здесь оставаться.

— Ох, Рекс... Сколько же в тебе оптимизма. Хотя нет. Это жажда побеждать!

Ухмыляясь, салютую пустым бокалом:

— Твоя романтизация глупых поступков прелестна, ибо на сегодняшний день я так и не сделал ничего дельного. Впустую трачу время!

— Времени у нас навалом. Мы словно замороженные динозавры в музее.

Я кидаю бокал в раковину и опираюсь о столешницу, протягиваю руку и дергаю мизинцем за жемчужную веревку, созданную Жоржиком.

Паутина бесшумно лопается.

Небо за окном цвета темного свинца, который медленно и грузно движется, сопровождаемый громом и молниями. Ветер усиливается. О поющее стекло шлепаются листья, иногда и дождевые капли разбиваются о прозрачную преграду. С открытой форточки тянется запах влаги. В гостиной темно. Впрочем, как и всегда. Даже в солнечную погоду здесь живет мрак, он клубится и пропитывает комнаты, пожирает свет и радость. По коридорам гуляет ледяное дыхание нечисти, оно губит все, чего касается.

В доме — тишина.

Иларий, вместо ответа, утыкается вздернутым носом в бокал. Очки съезжают набок. Из-под губ раздается горестно сосущий звук — алкоголь отправляется хозяйничать в трезвом желудке. Парень и мне вина подливает.

Фруктовый аромат возвращается. Неужели я никогда больше не увижу персиковых садов дяди, не искупаюсь в море, не сяду за руль автомобиля? Разве что по двору кататься.

Ну, тоже неплохо. Рона перееду.

За месяц, проведенный в доме, так и не разузнал, как выбраться, не нашел ни одну лазейку, никакой информации, за исключением того, что мое сердце по-прежнему одиноко пульсирует в подвале. Но знаете, я не теряю надежды выбраться. Такой вот я мечтательный идиот...

Истошный крик заставляет нас подпрыгнуть.

Я давлюсь вином, задыхаюсь и кашляю. Иларий колотит меня по спине. Смешно, ей-богу. Будто я могу умереть.

К стенаниям из подвала мы уже привыкли. Сара пытает наемника, так как понятия не имеет, кто нанял его. Желать ее смерти может весь город. Как угадать? Сосед? Или глава города? Любой, знающий об убийствах, будет желать ведьме смерти, раз гражданское правосудие над ней не властно.

Снова крик.

Я вздрагиваю. Человек я жалостливый, да и звук особый из гортани, когда язык отрезан. Жутковато. И наемник, и Сара уже совсем отчаялись, надо бы проведать их, ради интереса, да и Илария оставить одного с мыслями, звенящими такой пустотой, какая не водится в глубоких пещерах.

Новый крик сопровождается ударом молнии и громом. Тучи разверзаются. По крыше хлещет бесконечная вода. Ливень — дикой силы.

Едва волоча ноги, окруженный туманом депрессии, я спускаюсь в подвал и захожу в «комнату пыток». Осторожно... Не даю двери подло пискнуть. После нападения ведьма ведет себя как разъяренная кобра (опасность, по крайней мере, от нее исходит не меньшая).

Сара стоит вплотную к наемнику. Природные рыжие локоны растрепаны, черный облегающий костюм в пятнах пыли и грязи, под глазами размазалась тушь — а ведьма все также невыносимо прекрасна. Она, как обычно, щурится и выпячивает пухлые губы в ожидании ответа.

— Даю последний шанс рассказать правду, а точнее, написать на листке имя, раз ты настолько глуп, что думал, будто отрезанный язык меня остановит. В ином случае я тебя убиваю. Причем медленно. — Сара вонзает заостренные алые ногти в горло мужчины. — Мучительно, понял? А после смерти, поверь, ты расскажешь — всё. От имени заказчика до грязных секретов, если на то будет моя воля. Решай. Да поживее.

Созерцая грозную ведьму-палача и слушая те броские слова, которыми она щеголяет в устрашение, мне хочется смеяться. С момента нашего знакомства она ни разу не внушила мне ужас. Уважение, вполне возможно, и восхищение. Однако, не страх. Я даже люблю, когда она выделывается. Мне нравится ее манера вздыхать с ироничным закатыванием глаз (и словами: ты не поймешь, Рекс), нравятся наши громогласные споры и моральные битвы по вечерам, однако больше всего мне нравится видеть ее настоящей — бывают такие моменты, — усталой и жаждущей поддержки, от которой она сама же и отказывается. Ведь показывать силу — смысл ее жизни. Сара — истинный идол феминисток. Мужчины трепещут перед ее умом и безграничной властью над ними, мечтают покорить, как вершину Эвереста, и плевать, что на пути ждет погибель. Если шанс есть, они идут. Я один из них. Или был раньше.

Наемник едва держит голову, висит прикованный за руки к стене. В одних штанах. Поджаренный в районе щиколоток. Ведьма поджечь его хотела? Безрассудная девушка. Ясно, почему в комнате гарь соревнуется с металлическим запахом крови и лавандовых духов.

У Сары здесь полный набор инквизитора.

Когда я последний раз заходил, ничего этого не было. В комнате лежали только кандалы и цепи. Видимо, ведьма приволокла запасы с погреба. Обычно люди там банки хранят с огурцами, помидорами, а Сара — пыточный арсенал. Что тут сказать… сильная, независимая девушка.

Я оглядываюсь. На одной из полок блестят иглы длинной со средний палец: такие острые, что ими можно асфальт изрешетить, создав каменные соты. На другой, пониже — железная груша. Помню, читал о них в интернете. Это симпатичное приспособление состоит из заостренных листовидных сегментов и засовывается в нужное отверстие, затем раскрывается.

Угадайте: в какое место грушу суют чаще всего?

В углу стоит испанский сапог — крепление на ноге с металлической пластиной, при пытке узника его затягивают, чтобы переломать человеку кости на ноге.

Остальные инструменты я не опознаю: какой-то железный колпак (с гвоздями внутри), пилы, ножи, веревки, стальная леска. Жуть. Страшно представить, откуда эти игрушки. И как часто Сара пускает их в действие?