Последний барьер - Дрипе Андрей Янович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/69
• Следующая

- Вы подскажите, что надо подправить. У нас по театральной части слабовато.

Киршкалн встает и идет в отделение. "Можно подумать, я сам много в этом смыслю", - думает он, но вслух произнести не имеет права. Он обязан все понимать, обязан все знать и уметь, к нему обращаются за советом по любому вопросу, и среди них театр - отнюдь не самый сложный.

XXI

Родительский день, пожалуй, самое значительное событие в жизни колонии. Заблаговременно, недели за две до знаменательного срока, все чистят и надраивают: общежитие, школу, мастерские. Старательно готовят номера к концерту самодеятельности для родителей.

Предпраздничная суета не оставляет в стороне даже тех, у кого нет близких, они только ждут не дождутся дня, который внесет разнообразие в монотонность будней.

На плечи работников ложится множество всяких дополнительных забот. Надо спланировать и продумать все мероприятия, распределить помещения, назначить подходящих дежурных и ораторов. Кроме того, необходимо иметь в виду, что среди посетителей будут и такие, кто по образованию и сознательности стоит ниже своего сына, и потому надо заранее подумать о том, как предотвратить возможные недоразумения.

В колонии теперь дни отсчитывают, как секунды перед стартом ракеты, пять, четыре, три, два, один, и вот оно - утро родительского дня.

Пропускать родителей в зону будут в десять утра, но задолго до срока к остановке подъезжают переполненные автобусы, останавливаются легковые машины.

День пасмурный, но теплый, и прибывшие, поставив на обочине чемоданы и сумки, стоят кучками, беседуют и посматривают на ограду, где видны прилипшие к окнам школы их чада.

- Вон та - моя мама, - взволнованно показывает Мейкулис Киршкалну на группу стоящих за оградой людей. - Я думал, не приедет, вот - приехала.

Воспитатель встречался с матерью Мейкулиса, но сейчас ему не удается ее распознать среди остальных.

- Вон, махонькая, в белом платке, толстая такая, - показывает Мейкулис. - Ладно, я побежал к учительнице за поросенком!

Он убегает, находит Калме и, понизив голос до шепота, радостно сообщает:

- Моя мама приехала.

- Что ж, это хорошо, Висварис.

- Ну, вот, я и хотел того поросенка...

- А может, попоздней, когда родители соберутся в зале? Еще время есть.

- Лучше сейчас. Вы еще уйдете куда-нибудь.

Отговаривать бесполезно. Калме отпирает комнату

кружковых занятий, открывает шкаф с работами воспитанников, и Мейкулис заполучает своего поросенка и сделанную недавно глиняную ложку.

- Смотри осторожно, не урони!

Ложку Мейкулис прячет за пазуху, а фигурку держит в руках и возвращается к окну в коридоре.

Воспитатель ушел.

Ребята, увидев Мейкулисово сокровище, сразу просят показать, но Мейкулис не выпускает поросенка из рук: если хотят, пусть смотрят так.

- Еще разобьете,

- Да ладно жмотничать!

Мейкулис все-таки дает поросенка для обозрения, но сам стоит рядом и не отводит от фигурки испуганных глаз. Однако ребятам мало дела до тревоги Мейкулиса, и вот поросенок уже пошел гулять по рукам.

Смеются, разглядывают, отпускают нелестные шуточки.

Лишь теперь до Мейкулиса доходит, как он опростоволосился. Еще хорошо, что ребята не видят спрятанной за пазухой ложки...

- Дай сюда! Дай сюда! - бубнит он и тянет руку.

Надо было послушаться учительницу и оставить подарок до поры до времени в шкафу.

И тут подходит один из тех, чье слово имеет большой вес, - старый колонист Буллитис из третьего отделения. Через месяц у него кончается срок. Растолкав и оттащив за шиворот передних, он громко спрашивает!

- А это что за хреновина?

Без долгих разговоров вырвав поросенка у кого-то из рук, Буллитис поднимает его поближе к свету.

- Хо, хо! Ото кто же такого состряпал?

- Это мой. Для матери, - говорит Мейкулис и тянется за своей собственностью.

- И сам, и мать твоя, и боровок этот - все на одно рыло. Семейная чушка. Хрю, хрю, хрю! - Буллитис тычет поросячьим пятачком ребятам в лицо.

- Отдай! - хватает его за рукав Мейкулис. - Равобьешь!

- Ну и что? Подумаешь, барахло. Ее и надо разбить. Во!

И Буллитис кидает поросенка вверх, подпрыгивает и ловко ловит. Подкидывает и ловит, подкидывает и Ловит. Фигурка кувыркается, свет взблескивает у нее на боках. Мейкулис побледнел, глаза дергаются вверх И вниз за глиняной игрушкой, рот его то открыт, то закрыт. Страшно приблизиться к Буллитису, ведь как знать - отвлечешь внимание своего обидчика, и поросенок в самом деле брякнется об пол. И одно ухо у поросенка еле держится, того гляди отлетит.

- Отдай! - вопит Мейкулис не своим голосом.

Буллитис ловит фигурку, усмешка сходит с его лица. Этот "сушарик", этот хиляк посмел на него заОрать! Эта жалкая гнида вздумала командовать! Ребята испуганно поглядывают на Мейкулиса. Что это о ним, совсем спятил? Неужели это Мейкулис?

А Мейкулис ничего не видит, кроме своего поросенка в кулаке у Буллитиса.

- Ты чего-то сказал? - цедит сквозь зубы Буллитис и делает шаг к Мейкулису. - Если захочу, я не только свинью твою расшибу, но и из тебя слеплю такое, что родная мать не узнает! Жижа!

Мейкулис смотрит на руку Буллитиса. Она поднимается к груди, придерживая поросенка только двумя пальцами, и словно издалека доносится голос:

- Гляди - сейчас упадет, разлетится вдребезги.

Поросенок не успевает упасть. С пронзительным воплем Мейкулис бросается вперед. Буллитис на голову выше и в плечах изрядно шире Мейкулиса. Он скорее от изумления, чем от силы удара летит вверх тормашками на паркет, а Мейкулис, кинувшись на грудь врага, завладевает своим сокровищем и вскакивает на ноги.

Когда красный от злости Буллитис встает, готовый расправиться с Мейкулисом, позади раздается веселый возглас:

- Аи да Висварис, молодчина!

В тот же момент Буллитису на плечо ложится рука Киршкална:

- Ну чего разошелся? Остынь, уймись! И чтобы крепче запомнить, что не все на свете делается так, как тебе того хочется, ты вечерком вымоешь в общеЖигии туалет. Понял?

Буллитис сердито пыхтит,

- И если только тронешь Мейкулиса, знай: снова будешь мыть. Теперь ступай и успокойся, чтобы мама не увидела тебя таким хмурым.

Киршкалн поворачивает парня за плечи к дверям коридора и легонько подталкивает вперед.

А Мейкулис тем временем озабоченно щупает рукой у себя под рубахой.

- И ложка цела, - широко улыбаясь, говорит он Киршкалну.

* * *

Ровно в десять толпа родителей врывается в проходную. И тут в их сумки положено заглянуть контролерам. В результате досмотра на столике выстраиваются первые "гостинцы": "Кристалл", "Московская особая", бутылка грузинского коньяка, затем несколько лимонадных бутылок, их невинные этикетки с яблоками и грушами призваны маскировать сорокаградусное содержимое. Сигареты громоздятся уже целыми штабелями. Конфисковано далеко не все. Зелье, которое дальновидные мамаши в плоских бутылочках запрятали под пояса или в лифчики, контролеры отнять не могут по той лишь причине, что закон запрещает мужчинам обыскивать женщин. Этими "подарками"

надо будет попытаться овладеть позже, внимательно присматривая как за детьми, так и за родителями.

Поток гостей не иссякает. Из дверей тесной проходной он растекается пестрым веером. Вдоль дороги стоят дежурные воспитанники с красными нарукавными повязками. Они показывают, куда идти. Первый объект ознакомления - школа.

В школе сейчас урок. Классы стали непривычно тесными, потому что вдоль стен и на свободных партах расположились взрослые, немолодые уже люди; они молча наблюдают, как их дети рассказывают, как пишут, как выполняют задания, понятные, быть может, только половине присутствующих родителей.

На это время Киршкалном завладевает мать Трудыня. Хенрик среднюю школу окончил, и ей нечего делать в классе

• Предыдущая
• 67/69
• Следующая