Игра по правилам - Френсис Дик - Страница 52

• Предыдущая
• 52/73
• Следующая

— Да, — ответил он.

— Ты отвез их?

— Да.

— Спасибо. Молодец. Давно вернулся?

Он пожал плечами. Я не настаивал. Неважно.

— В Лэмборн, — сказал я, когда мы выехали. — Но по пути еще раз заедем к брату домой кое-что забрать. Хорошо?

Он кивнул и быстро привез меня к дому Гревила, но, не доезжая, притормозил и показал на машину Гревила, все еще стоявшую на обочине улицы.

— Видишь? В нее кто-то лазил.

Он нашел место, где оставить машину, и мы вернулись посмотреть. Наглухо запертый до этого багажник был вскрыт и теперь не закрывался.

— Хорошо, что мы все вытащили оттуда, — сказал я. — Надеюсь, эти вещи еще в моей машине. Он покачал головой.

— У нас дома. Под лестницей. Мама посоветовала так сделать, потому что твоя машина простояла возле вашего дома всю ночь. А соседство вокруг подозрительное.

— Разумно, — заметил я. Он кивнул.

— Мама знает, что делает.

Он вошел за мной в палисадник Гревила, оставляя калитку открытой.

— Здесь хорошо поработали, — сказал он, доставая из кармана три ключа. — Открыть?

Особо не дожидаясь ответа, Брэд поднялся по ступеням и открыл замки. Еще день — ни прожекторов, ни «собаки».

Он остался ждать в холле, а я пошел в малую гостиную за пленками. Она по-прежнему являла собой жалкое зрелище, со временем беспорядок не уменьшился. Я сунул почти невесомые кассеты в карман и вышел, думая о том, что уборка была для меня делом далеко не первой срочности. Вот когда лодыжка совсем заживет, может быть, тогда... Когда на все это взглянут страховые агенты, если пожелают.

Я приготовил записку и оставил ее на видном месте — на нижней ступеньке лестницы, где она бросится в глаза любому, кто войдет.

"Уважаемая миссис П. Боюсь, Вас ждут неприятные новости. Не делайте в доме уборку. Позвоните в «Саксони Фрэнклинлимитед».

Я приписал номер телефона на случай, если она его вдруг забыла, и предупредил Аннет, чтобы та как можно деликатнее отвечала на телефонные звонки. Что еще я мог сделать, чтобы смягчить удар?

Брэд запер входную дверь, и мы отправились в Лэмборн. Он уже достаточно наговорился за сегодняшний день, и мы ехали в привычном молчании, которое нас почти не тяготило, как старых приятелей.

Майло расхаживал по двору, попусту растрачивая энергию. Распахнув дверцу машины с моей стороны, он хмуро посмотрел на Брэда, что было обусловлено, на мой взгляд, его общим настроением, а не какой-то личной неприязнью.

Опершись на костыли, я поднялся, на что он сказал, что пора бы их уже выбросить.

— Успокойся, — ответил я.

— Мне не нужна твоя забота.

— Фил здесь?

Фил — это Фил Эркхарт, ветеринарный врач, Айболит конюшни.

— Нет, — раздраженно буркнул Майло, — но он еще вернется. Эта чертова лошадь не пожелала сдать анализ. И для начала я бы хотел, чтобы ты подтвердил, что это Дазн Роузез. С документами все в порядке, но мне бы хотелось знать наверняка.

Он направился к стойлу в углу двора, и я, последовав за ним, заглянул туда же, куда и он, через нижнюю половину двери.

В стойле находилась упрямившаяся лошадь и красный от злости конюх, державший в руках длинную палку, на конце которой было закреплено кольцо с пластиковым пакетом, похожее на сачок для креветок. В пакете было совершенно пусто.

Я хмыкнул.

— Тебе смешно, — сердито сказал Майло. — Ты не сидел здесь два часа в ожидании, пока эта упрямая тварь пописает.

— Как-то на Сингапурском ипподроме в анализе лошади обнаружили никотин, — сказал я. — Лошадь-то не курила, курил конюх. Устав ждать, он сдал свою мочу на анализ.

— Очень смешно, — сдержанно заметил Майло.

— Иногда на это уходит несколько часов, чего злиться-то?

На словах все было просто, обычный анализ мочи. Его брали у двух лошадей из каждого забега, один, как правило, у победителя. На деле же это означало долгое ожидание, пока лошади не соизволят облегчиться. После двух бесплодных часов вместо этого брали анализ крови, но это было несколько сложнее. Многие теряли терпение, пока лошади не поддавались на уговоры.

— Пойдем, — сказал я. — Он в конце концов все сделает. Это, несомненно, та же лошадь, что бежала в Йорке. Это Дазн Роузез.

Он нехотя поплелся за мной, и мы пришли на кухню, где Майло включил свет и предложил что-нибудь выпить.

— Я бы не отказался от чая, — ответил я.

— Чай? В такое время? Ну что ж, заваривай сам. Он смотрел, как я налил чайник и поставил его кипятить.

— Ты что, совсем теперь не пьешь?

— Нет.

— Слава Богу.

Во дворе послышался шум машины. Подкатив к окну, Фил Эркхарт вбежал на кухню и спросил, есть ли какие-нибудь результаты. Прочитав ответ на угрюмой физиономии Майло, он рассмеялся.

— Ты думаешь, что лошадь чем-то накачали? — спросил я его.

— Я? Да в общем-то, нет. Трудно сказать. Это Майло так думает.

Маленького роста, с рыжеватыми волосами, лет тридцати, он был представителем третьего поколения семейства ветеринаров и, на мой взгляд, самым лучшим. Я поймал себя на мысли о том, что когда в будущем буду держать лошадей здесь, в Лэмборне, то непременно буду пользоваться его услугами. Странная мысль. За моей спиной будущее само строит свои планы.

— Судя по слухам, нам повезло, что ты еще с нами, — сказал он. — Говорят, свалка была впечатляющей. — Он по-дружески окинул меня профессиональным взглядом. — Но кое-где тебя все-таки заметно поцарапало.

— Это не помешает ему выступать, — сердито вставил Майло.

— В твоем голосе слышится не столько сочувствие, сколько тревога, — с улыбкой сказал Фил.

— Какая тревога?

— С его приходом среди твоих лошадей стало больше победителей.

— Чушь, — отозвался Майло.

Он налил выпить себе и Филу, а я приготовил чай. Фил заверил меня, что, если анализ мочи окажется нормальным, он обеими руками сможет поручиться за Дазн Роузез.

— На нем, возможно, сказываются последствия переутомления в Йорке, — сказал он. — Не исключено, что это для него вполне естественно. С некоторыми лошадьми такое бывает, к тому же мы не знаем, сколько он потерял в весе.

— А что может показать анализ мочи? — спросил я.

Он удивленно поднял брови.

— В данном случае барбитураты.

— В Йорке, — задумчиво сказал я, — один из знакомых Николаев Лоудера расхаживал по ипподрому с ингалятором в кармане, точнее, с кухонным бейстером.

— Владелец лошади? — удивленно спросил Фил.

— Да. Ему принадлежит лошадь, победившая в пятифарлонговом спринте. Он был еще в стойле, когда седлали Дазн Роузез.

Фил нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Лишь то, что видел. Я не думаю, что он что-то сделал с этой лошадью. Николас Лоудер не допустил бы этого. Вся его конюшня поставила на нее. Они рассчитывали на ее победу и знали, что в этом случае у нее возьмут анализ. Так что вопрос лишь в том, что можно дать лошади, не рискуя, что ее дисквалифицируют. Что-то при помощи ингалятора непосредственно перед забегом?

— Ничего, что могло бы ее подстегнуть. Их проверяют на все виды допинга.

— А что, если дать ей, скажем, сахар, глюкозу или адреналин?

— У тебя порочные мысли.

— Мне просто интересно.

— Глюкоза придает силу, как и всем спортсменам. Однако на скорость она не повлияет. С адреналином сложнее. Если сделать инъекцию, то это сразу заметно: шерсть вокруг укола встает дыбом. А если непосредственно на слизистую... что ж, думаю, это возможно.

— И никаких следов. Он кивнул.

— Адреналин так или иначе попадает в кровь лошади, если он возбуждена. Если она стремится к победе. Если она чувствует кнут. И никто не может сказать, в каком количестве. Если возникает подозрение о допинге, необходимо взять анализ крови, когда лошадь находится в загоне, но даже в этом случае трудно доказать, что содержание превышает норму. Уровень адреналина в крови сильно колеблется. Трудно будет доказать даже то, что это как-то повлияло на результат скачек. — Сделав паузу, он серьезно посмотрел на меня. — Ты понимаешь, что, если все так, как ты говоришь, Николас Лоудер был в курсе?

• Предыдущая
• 52/73
• Следующая