Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 69
- Предыдущая
- 69/80
- Следующая
– Ах, Славушка... да если б я в самом деле владела, разве я сидела бы здесь и сейчас в твоем купальном халате? Оставим это. Ты хочешь, как я поняла, что-то знать про «Гармонию»? А цель?
– Скажу всю правду. Подозреваем, что ваш Рутыч принимал участие в подготовке убийства одного известного телевизионного журналиста. Его фамилия – Морозов. Убит двумя выстрелами из «макарова» за полтора часа до нынешнего Нового года. На пустой улице, неподалеку, кстати, отсюда, в собственном автомобиле. Его остановили и произвели два выстрела. Рутыч – одна из версий, к которой и я, и Саня склоняемся все больше. Ты можешь рассказать что-нибудь? И чтоб тебе эта информация абсолютно ничем не грозила?
– Я всего два месяца там. С Алиной – это наш гендиректор – познакомилась совершенно случайно в одном салоне... да ты помнишь наверняка, на Старом Арбате, у Софьи Романовны?
– А-а, ну конечно...
– Разговорились, пока мастер бегала к телефону. И я получила лестное приглашение. Платит прилично, особо не нагружает, но и в собственные архивы не допускает. А я и не лезу. Мне теперь – незачем.
– Архивы, значит, есть?
– А где их нет? Как им не быть? У нас два десятка сотрудников, у каждого персональный компьютер, все соединены в единую сеть, главный – у Алины. Но сегодня, после ухода твоего сыщика, Вадим зашел в кабинет Алины – он единственный, кому разрешено, – и основательно засел там. Я не думаю, чтобы он производил тотальную очистку, но чем черт не шутит? Вид был, во всяком случае, озабоченный. Когда я заглянула перед уходом, он был этим очень недоволен. Хотя на его противной физиономии, по-моему, вообще никакие чувства, кроме неприязни, не отражаются.
– И как же ты, такая красивая, умная?.. Извини, я повторяюсь...
– Валяй, мне все равно приятно!
– Ну как ты с ними ладишь-то? Я вот послушал Сережу и сразу усек: э-э, ребятки, а вы там не делом занимаетесь! Ох каким криминальным душком потянуло сразу! Тебе-то это надо?
– Меня устраивает уже то, что ко мне никто не лезет руками и платят приличные деньги. Уйти я всегда могу, меня никакие Алинины секреты не держат. А что я знаю, про то, ты понимаешь, никто не узнает. Может быть, кроме тебя. Ну еще одного человека... А как он... Саша? Не развелся?
– А ты ждала? – помолчав и сумрачно сдвинув брови, спросил Грязнов.
– Не то чтобы ждала, но, возможно, надеялась... Очень он мне запал тогда в душу... Наверное, зря вы с Денисом приставили меня к нему. Что-то тогда во мне словно сдвинулось.
– Я заметил... Но... Саню надо было спасать, и только ты одна могла это сделать на самом высшем уровне... Потому, я подумал, что и у нас с тобой как-то тоже ни черта не получилось...
– Вполне возможно. Значит, счастлив... Ну и дай ему Бог...
– Бог-то – Бог, да сам, говорят, не будь плох! Послушай, Илонка, а ведь складывается так, что нам придется тебя самую малость расшифровать...
– Это зачем? – насторожилась она.
– Если настоящий криминал обнаружим, привлечем в качестве свидетеля. Но не больше, в этом могу поклясться, ты меня знаешь. Как ты к этому отнесешься?
– Отрицательно. Но если вы без этого не можете обойтись... Только без Илонок, пожалуйста. Документы у меня подлинные, понимаешь?
– Еще бы! – улыбнулся Грязнов. – Гознак, высший класс.
– Ну то-то, – облегченно улыбнулась и она. – Ладно, хватит базара, слушай внимательно, я повторять не буду. А то совсем времени на сон не останется, а мне завтра надо выглядеть выспавшейся и свежей, как молодой огурчик...
– В пупырышках, – ласково добавил Грязнов.
...Близко к полуночи позвонил Турецкий и с ходу спросил:
– Ты в курсе, что наш подопечный... нет, пока еще твой, сюда намылился?
– В курсе. Но мне еще не доставили запись его новых переговоров. Его провожают.
– Что-то ты, дорогой мой генерал, медленно раскачиваешься... Он уже из поезда звонил, только что отправился ночным, проходящим мимо нас.
– Этого я еще не знал. Зато кое-что уже выяснил про «Гармонию». Масса вопросов.
– Это хорошо. От кого? Чего молчишь, секрет?
– Думаю, как тебе это сказать...
– Словами скажи, твои красноречивые жесты моему взору недоступны, – поторопил Турецкий..
– Одна фантастическая женщина, как выразился бы ты...
– Ох, Грязнов, погубят тебя когда-нибудь женщины!
– Такие, Саня, не губят, такие спасают... Впрочем, ты ее знаешь. Давно было, когда ты однажды по Сокольникам бродил в поисках приключений на свою башку, а я в кустах, в засаде, сидел в это время. Ни о чем не говорит? Ничего не напоминает?
– Не может быть... – после паузы почти шепотом проговорил Александр. – Славка, какая же я жуткая свинья... Ведь получилось – с глаз долой – из сердца вон... Ты ее еще увидишь?
– А я ее и сейчас вижу. Прямо перед собой.
– Скажи ей, что я перед ней виноват навсегда. И нет мне прощения... И уж за одно это с меня там – понимаешь?– наверху, когда-нибудь обязательно спросят... Как она?
– Как всегда, прекрасна. Сам ничего не хочешь сказать?
– Боюсь... слов не найду.
– А ты все же попробуй. А то, когда будешь ее в качестве свидетеля допрашивать, язык проглотишь. За нее, кстати, не беспокойся, мы уже пришли к консенсусу.
Грязнов передал трубку Илоне, и та, помолчав, сказала:
– Ну здравствуй, крестник. Я рада, что жизнь у тебя в порядке, Слава мне рассказал.
– Я, наверное, был бы куда более рад, если бы она в порядке была у тебя. Прости меня, а? Илонушка, я ведь все про себя знаю, и это «все» мне ужасно противно. Но я о тебе никогда не забываю, если это может служить хоть каким-то оправданием.
– А ты знаешь, мне сказанного сейчас тобой вполне достаточно. Для души. А остальное пусть тебя не волнует. Уверена, что мы днями встретимся. Не делай большие глаза, и вообще меня зовут Ириной Владимировной. Так уж получилось.
– О-бал-деть! – с расстановкой произнес Турецкий.
– Я тоже все знаю, но, повторяю, так вышло. Поэтому, – хмыкнула она, – если однажды, нечаянно, я приснюсь тебе, и ты произнесешь во сне мое имя, ничего не бойся, будешь понят окружающими абсолютно правильно. Мысленно целую и передаю трубку твоему генералу, занимайтесь вашими делами.
– Славка, просто нет слов!
– Ничего, найдутся. Так какие у тебя планы по поводу... э-э... пассажира?
– Он такой компромат на всех, включая себя, выдает, что можно одним махом паковать всю компанию. Но мы встретим и доведем его до дома, а там еще послушаем и решим окончательно. А ты начинай колоть эту чертову «Гармошку». А очередную распечатку, или что там они тебе таскают, перечитай пару раз и внимательно. Впечатляет... Поцелуй, пожалуйста, ту, которая рядом с тобой. И скажи ей, что она – удивительная и изумительная.
– Да? Прямо вот так? А это не тавтология?
Турецкий словно поперхнулся.
– Слушай, откуда ты такие слова знаешь? – с неподдельным как бы ужасом спросил он. – Ты не заболел?
– Что знаем, про то не распространяемся, а чего не знаем, про то молчим. Свои слова потом сам ей скажешь. Пока, до завтра, человеку отдыхать пора от нас, бездельников...
Александр Борисович уже отчетливо чувствовал, что дело близится к развязке. И по этой причине к моменту встречи господина Рутыча, который мчался ночным поездом в Нижний Новгород, чтобы постараться предотвратить возможные неприятности с Зоей, организовал и «напряг» лучших сыщиков и «топтунов» Главного управления внутренних дел области.
С Рутыча требовалось ни на миг не спускать глаз и слушать каждое сказанное им слово. Его внутреннее состояние, судя по последним телефонным переговорам с Воробьевыми, было близким к стрессовому. Потому нельзя было попадаться ему на глаза: немедленно угадает при таком душевном волнении и напряжении, что за ним следят, и может попросту «слинять». И тогда у следствия останутся только слова, сказанные по телефону, – вот и все улики. А слова за улики никто, никакой суд принимать не станет.
- Предыдущая
- 69/80
- Следующая