Начальник милиции. Книга 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 38

— Морозов, вот ты подлиза, — улыбнулась кадровичка и снова прижалась ко мне. Вздохнула. Потеребила пуговку на моей груди. — Ну почему, скажи, только с тобой я ощущаю себя по-настоящему женщиной? Почему ты один такой? Откуда ты вообще такой взялся? А?..

Я удовлетворённо хмыкнул.

— Из области перевелся. Из следствия.

— Да ну тебя… — Мария уже немного повеселела.

Все же объятия — штука мощная, успокаивают и поднимают настроение.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Гужевой. Мы в это время стояли, всё ещё чуть приобнявшись. Ваня вытаращился на нас, его нижняя губа дергалась, а в глазах стояли обида и негодование.

— Мария Антиповна, вы же обещали подумать, а сами… — проговорил он, будто обиженный ребенок.

— Извини, Ваня, — гордо тряхнула головой женщина, сверкая бронзой роскошных волос. — Я подумала. Уже подумала… Не могу я за тебя выйти… молодая я еще. Хи-хи…

Гужевой нахмурился и вышел из кабинета.

— Ну вот, — хихикнула кадровичка. — Теперь он будет тебя ненавидеть.

— Пусть встанет в очередь, — улыбнулся я. — Меня многие ненавидят. А если серьезно, то Ваня — неплохой парень, все поймет. Думаю, мы найдем с ним снова общий язык. У нас сейчас есть враг посерьезнее.

— Ты про Кукловода? Кстати, ты в курсе, что Трубецкой из больницы сбежал?

Я посмотрел на неё очень серьёзно. Ничего себе новости!

— Как сбежал? — переспросил я, пытаясь собраться с мыслями.

— Да-да. И Петра Петровича нет дома, — с тревогой проговорила Мария. — Я все утро ему названивала. Мне как сказали, что на меня готовят документы временно исполнять обязанности начальника, так я сразу давай Кулебякину звонить, хотела узнать, как проводить планерку и что говорить. Вроде тыщу раз на ней была, но в шкуре подчиненного, а тут такое дело…

— Погоди, — перебил я ее. — Кулебякин и Трубецкой исчезли? Вместе?

Информация о том, что и Петр Петрович Кулебякин, и Трубецкой исчезли одновременно, резала и колола. События из хаотичной картины начали складываться в опасную головоломку, которая, соединившись, угрожала выйти из-под контроля.

— Значит, Трубецкой сбежал из больницы, — повторил я, прищурившись. — Почему? Возможно, он боится, что кто-то хочет избавиться от него.

— Или он сам что-то замышляет, — заметила Мария.

Она была права, в этой истории уже слишком много скрытых нитей.

Мы оба замолчали, погруженные в размышления. Ну ладно ещё Трубецкой, но Петр Петрович? Крайне подозрительно. Эти двое явно связаны, но в каком именно ключе? Или всё не так, и Мария просто не дозвонилась до пьяного Кулебякина?

— Думаю, надо поискать Петра Петровича, я навещу его, — сказал я, выпрямившись. — Может, он что-то знает. А заодно разузнаем, где Трубецкой.

— У него ведь больничный, он не может вот так просто сбегать. Это прогул будет, — Мария кивнула, соглашаясь со мной.

Все-таки хороший она кадровик.

— Ладно, займусь этим, — добавил я, направляясь к выходу. Мария задержала меня легким движением руки.

— Будь осторожен, Саша. Я… за тебя очень боюсь.

Я лишь кивнул, чувствуя, что что-то темное и серьезное приближается.

— Да не нужны мне деньги, — отнекивался Эдик, выруливая на главную улицу. — Я тебя так повожу. Я же не такси.

— Бери, бери, — настоял я, засовывая в бардачок «шестёрки» четвертак одной купюрой. — Ездить много сегодня придётся.

— М-да… Такси бы тебе дешевле вышло.

— Не мой вариант сегодня. Дело деликатное, поэтому тебя и вызвал. Тугрики есть, ты не парься.

— Что случилось? Ты с Алёнкой разошёлся? Ха! Теперь мне зелёный свет? — заухмылялся тот.

— Размечтался, у нас с ней отношения серьёзные, даже целовались один раз, — я многозначительно хмыкнул.

— А-а. Ну ты маякни, если что. Ну… когда у вас всё закончится. По-братски…

— Ага, бегу и падаю… Закрыли тему… Ты мне лучше скажи, Эдик, вот ты ничего в городе странного не замечаешь? Все как раньше или что-то не так?

— Есть немного странного, ага… Вот, например, на мясокомбинате нашем в колбасу стали туалетную бумагу добавлять. А в пиво — стиральный порошок, чтобы пенилось лучше, а еще…

— Брехня всё это, — мотнул я головой, — ты ещё про красную плёнку расскажи, на которую можно фоткать, и все голыми будут при проявке. Или про антенну из ртути, которая любую волну поймает.

Какую бы ещё городскую легенду советской эпохи вспомнить?

— А ты откуда знаешь? — вытаращился на меня Эдик.

— Это все знают, — кивнул я, смеясь. — Я тебя не про это спрашивал, а про реальные вещи. А это всё выдумки… Давай серьёзно. Что можешь рассказать про криминальную обстановку в городе? Изменилась она, на твой взгляд?

Эдику, видимо, не слишком понравилось, что я так несерьёзно относился к колбасе, потому что морду он тут же сделал кирпичом.

— Да что в нашей дыре может измениться? Всё так же, тихо, глухо… Разве что видел тут двоих из области на днях. КГБ-шников. Чего это они к нам пожаловали, я не понял.

— КГБ-шников? Ты уверен?

— Эдик свистеть не будет, — внушительно поджал губы тот, — такими вещами не шутят.

— Так. А ты откуда знаешь, что это были КГБ-шники? У них что, на лбу написано? — с сомнением покачал я головой. — Что-то я сомневаюсь, что они корочки тебе показывали. Не любят они ксивами светить.

Мало ли, что ему показалось. Привык везде с оглядкой ходить, вот и мерещится.

— Пф-ф. Да я их в лицо знаю, — заверил фарцовщик. — Видел в Угледарске.

— Интересно… Ну-ка расскажи.

— У меня не только в Зарыбинске фарца крутится, но и в Угледарске есть бегунки и квартирники. Так вот, однажды я к ним сунулся, товар раздать да выручку забрать, и меня приняли эти двое. Сказали, что из ОБХСС, но я-то всех БХСС-ников знаю, работа такая у меня. Не из милиции они, хотя корками светанули красными, правда, не раскрывая их. На дурачка, но мы учёные. Стало быть, из конторы они, если не менты. Ну не прокуратура, это точно.

Я нахмурился. Чёрт, на этот раз не фуфло, видно, гонит Эдик.

— А чего хотели?

— А вот это, дружище, самое интересное… Стали меня за фарцу крутить, мол, откуда товар берёшь, кому сбываешь. Я в отказ. Ошибаетесь, говорю, вы, товарищи БХСС-ники. Я тут к другу в гости приехал, делов не знаю, о чём вы вообще? — Эдик свернул в сторону улицы, на которой живёт Кулебякин, и продолжил свой рассказ. — А они мне, представляешь, фотки показывают, где я с бегунками встречаюсь на площади. Потом фотки еще, как они у меня потом за парком из багажника машины свёртки с товаром забирают. И тут я окончательно убедился, что товарищи эти — самые настоящие чекисты. Ну сам подумай, кто из ментов фарцовщика фоткать будет? Да ещё так, чтоб я не заметил?

Набивал себе цену Эдик уже как-то автоматически.

— Дальше что? — поторопил я его.

— Не сдали они меня ментам, фотки в ход не пустили. Сказали: «Будешь с нами сотрудничать — и можешь дальше спокойно жить».

— Так ты стукач? — деланно скривился я.

— Сам ты стукач! Я информатор их был. Потом отпустили меня. Но сказали, если что, то ещё раз попросим о сотрудничестве, когда время придет. Какое-такое время, ума не приложу…

— И какую информацию ты им сливал?

— Да ерунду… У меня в клиентах людишки никчёмные некоторые есть. То есть были. Вроде, высокопоставленные: директора, партийцы из обкома, а сами по себе гнилые, зарвавшиеся. Лишь бы карман себе набить, а людям втирают о важности выполнения решений декабрьского пленума, о сознательности и честности, а сами ругают страну за глаза и на Запад оглядываются, мол, всё там у них распрекрасно, не то, что у нас.

— Странно слышать такое от фарцовщика, — удивился я. — Осуждаешь клиентов своих.

— Ты, Саня, не смотри, что я барыга и закон нарушаю. Я так-то патриот, — Эдик даже распрямился в кресле водителя. — Нравится мне наша страна, люблю я её. И за бугор совсем не хочу… Как говорится, нас и здесь неплохо кормят.

— Согласен, но давай ближе к делу…