Начальник милиции. Книга 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 37

— Что это у тебя? Пистолет? — Ася нащупала под рубахой ПМ Купера.

Оружие я ему так и не вернул, перебьется. Если что — лишний рычаг воздействия на него. Если заартачится, можно будет рапорт на него настрочить. Дескать, мне стало случайно известно, что дражайший наш начальничек похерил табельное. А оружием разбрасываться — это не мелочи, это же вплоть до увольнения.

Я и Баночкину сказал — журнальчик, где Купер расписался в получении ПМ, сохранить, спрятать и беречь, как самый вкусный чебурек. Тот сначала опешил, но я пояснил — можно же его списать как закончившийся, а взамен новый завести в оружейке. На всякий случай — чтобы с журнальчиком Купер ничего не смог сделать. Ведь там в строке «получил» его корявка стоит и краткая запись, что пистолет номер такой-то и восемь боевых патронов 9 мм он принял.

— Ты голодный? Я драничков напекла, супчик с клёцками сварила, иди мой руки, — Ася от меня не отлипала.

Все же хозяюшка она отменная, и выходит, что прошлый «парадный» ужин не был разовой акцией.

— Ой, а почему от тебя тюрьмой пахнет?

Она при этом не стала отстраняться и поцеловала меня.

— Работа такая, — пожал я плечами и потопал в ванную, а потом обернулся и бросил через плечо: — Меня, кстати, оправдали, так сказать, не ищут больше. Так что завтра на работу, но я пока у тебя поживу на всякий пожарный. Ты же не против?

— Ой, Саша, конечно не против, живи сколько хочешь! Алёнке я не скажу, не волнуйся.

— А почему ты думаешь, что я должен за это волноваться?

— Иди уже руки мой, суп стынет!

На следующий день я заявился на работу как ни в чем не бывало. Потискался с Мухтарчиком, пообнимался. От радости он готов был разнести вольер и лаял так, что забрехали собаки из своих домов на окраине города.

— Ты думал, я тебя бросил? — спросил я, глядя в его честные и серьёзные глаза. — Нет, друг, от Сан Саныча так просто не избавиться…

Покормил его и потопал на планерку. Уселся в кабинете Кулебякина (теперь его снова так можно называть) — не в уголок, а в первых рядах. Сотрудники пожимали мне руку, чуть ли не аплодировали, все были в курсе моих злоключений. И вот теперь я снова на коне, а Купер — на больничном, и планерку, как сотрудник кадров (все-таки административно-надзирающая структура в милиции) и как действующий комсорг проводила Мария Антиповна.

Традиционно дежурный зачитал сводку, потом желающие высказались по служебным насущным проблемам. У кого бензин в машинах служебных закончился, у кого пишущая машинка требует ремонта, следователи сетовали на горящие сроки по материалам, Казарян ругался на нерадивых автолюбителей Зарыбинска, из-за которых ему приходится по десять дырок в день в талонах нарушений прокалывать. В общем, рабочая планерка получилась, жизненная, а не обсуждение проблем Кубы и других братских народов и банановых республик.

И заседали в связи с этим недолго, буквально минут в пятнадцать-двадцать уложились.

— Если нет больше вопросов, — одарила всех своей фирменной улыбочкой Мария Антиповна, — все свободны. За работу, товарищи, и помните, что через три дня закрываем полугодие. Осталось маленько, но нужно поднапрячься. Есть сведения, что наш отдел на особом и не очень хорошем счету в главке. Петр Петрович пока за штат выведен, со здоровьем у него уже все вполне нормально, и от нас сейчас зависит, вернут его нам или нет. Если мы покажем своей работой, что можем бороться за показатели, то возможно, скоро все станет как раньше. Все в наших руках, товарищи.

А Мария Антиповна умеет народ зарядить! В речи ее нет пафоса и партийных призывов свернуть этот старый мир и построить новый, как принято сейчас разбрасываться лозунгами на совещаниях всех уровней, от кухонных до заседаний политбюро. Но своими высказываниями кадровичка определено воодушевила личный состав. Сотрудники понимающе загудели, одобрительно закивали и двинули на выход оживлённым, энергичным роем рабочих милицейских пчёлок.

— А вас, Александр Александрович, я попрошу остаться, — проговорила сладким, но твердым голосом кадровичка.

Во как… Быстро она вжилась в роль начальника. И я остался, пропустив мимо поток сотрудников, который унес из кабинета Баночкина и Ваню Гужевого. Последний, оглянувшись, как-то странно посмотрел на нас с Марией. И в глазах его была тревога и сомнения. Будто Ваня приехал на происшествие с трупом, которых до сих пор ужасно боялся.

Когда все ушли, и в кабинете повисла тишина, Мария закрыла плотненько дверь. Я думал, она прямо здесь набросится на меня с объятиями, и потом мы обновим стол Кулебякина, давненько у нас ничего не было. Но Мария вдруг с серьезным выражением лица тихо сказала:

— Саша, нам нужно поговорить…

Ничего хорошего такие фразы не предвещают. И не было ее привычного «хи-хи» и радости в глазах, лишь какая-то грусть еле уловимая повисла между нами, будто умер кто-то. Да что случилось?..

— Конечно, — кивнул я, не торопя коней, пусть сама все расскажет. — Давай поговорим.

— Мне Ваня сделал предложение, — проговорила убитым голосом Вдовина.

— Хм… Неожиданно, — я озадаченно почесал затылок.

Злился я на Ваню? Нет. Он влюблен, а я…

— Что мне делать? — вздохнула кадровичка. — Скажи, Саша.

— Почему ты меня спрашиваешь? Это же твоя жизнь… — проговорил я тут же, но попытка снять с себя ответственность не удалась.

— Мы вместе, но ты не со мной. Я это вижу, а мне… мне замуж нужно, сам понимаешь.

Вот что ей сказать? Что я не готов жениться, что не вижу ее в роли жены? Что слишком молод — и прочую вот эту чепуху? Нет… Я просто многозначительно кивну, в тяжких раздумьях поджав губы. Ведь она права. Мы вместе, но я не с ней. А с кем? С Асей? С Алёной?.. со всеми и ни с кем…

Вот женщины… В один прекрасный момент им обязательно надо все усложнить.

— Поступай, как считаешь нужным, я в любом случае поддержу твое решение, — нахмурился я.

— Спасибо, Саша, но не это я хотела от тебя услышать… — в глазах Марии блеснули навернувшиеся слезы. — Думала, ты разозлишься или хоть ругнешься… Или скажешь, что морду Гужевому набьешь.

— Я — перекати-поле, Маша, вчера чуть ли не в розыске был, сама знаешь. А тебе нужен мужик домашний, что называется, семейный. Нет, я тебя ни в коем случае не гоню, но и удерживать не имею права. Женское счастье — это семья, и кто я такой, чтобы препятствовать этому. Ты мне дорога, ты мне нравишься, но — сама принимай решение, чтобы мы потом виноватых и крайних не искали.

Проговорил я это четко, твердо, но при этом мягко. Все-таки правду сказал. Какая бы горькая она ни была. Ну не могу я жениться на нескольких женщинах, этика, советское законодательство и моя внутренняя убежденность не позволяют. Но и мозги пудрить никому не хочу. Приятно мне с Марией? Конечно! Но… Пусть будет, что будет, только врать не стану… Нет, я вовсе не хочу терять свою птичку, но удерживать ее в золотой клетке не собираюсь, хоть и хочется иногда…

Мария подошла ко мне и прижалась. Я ее обнял, она потянулась ко мне губами. Я ответил на поцелуй.

— Я не знаю, что делать, — пробормотала она. — Я уже не в том возрасте, чтобы отказываться от замужества. Не хочу остаться одна на старости лет.

— Ну, до старости тебе далеко, — подбодрил я. — Еще лет двадцать как минимум.

— Сколько⁈ — обиженно ущипнула меня кадровика.

— Ой! За что?

— Значит, по твоему, через двадцать лет я буду старухой, да? — отстранилась от меня женщина, но из рук не выпускала, а только пепелила со среднего расстояния взглядом.

— Нет, просто не будешь молодой, будешь зрелой, но все равно красивой. Я это точно знаю, — пытался загладить я вину, прикидывая в уме, сколько же будет Маше через два десятка лет. Пятьдесят пять примерно или около того… М-да-а, с прогнозами о старости я действительно погорячился. Когда я погиб в прошлой жизни — мне больше было, и стариком я себя совсем не считал… Все познается в сравнении. Кто-то старым себя и в сорок ощущает, а кого-то из кабака под утро внуки забирают.