Крестная внучка мафии 2 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 64

— Пока нет.

Заметив на лестнице знакомую фигуру Лоренцо Бальдини, я холодно произнесла:

— Передай моему мужу, чтобы ждал в машине на парковке, пока я не подам сигнал, что ему нужно подняться.

Рино кивнул, а я вернулась к наблюдению за гостями. Очень непросто найти китайца и его дочь, если все гости в масках, скрывающих лица.

Хотя под описание Эшфорд подходит не так много девушек. Ланфэн Ю должно быть 25 лет и она очень хрупкая по телосложению. А вот ее отец чуть меньше моего дяди Миши. То есть мужчина ростом примерно 170–173 см и средней комплекции.

— Волнуетесь? — еле слышно спросил Рино. — Синьора, миссис Эшфорд дала вам неплохие уроки в самолете, но вы не должны сомневаться в себе. Вы отлично справлялись и без этого…

Я чуть не рассмеялась.

Ну, после всех моих приключений за меня можно не волноваться. Как сказал Доменико Дольче, моя марка: «В огне не горит, в воде не тонет.» В общем я удивительно живучий экземпляр.

Даже хочется пожалеть гостей аукциона.

Теперь-то я точно могу не сомневаться, что каждый, кто меня обидит — огребет. И за словом в карман я не полезу. Но так и быть, гости дорогие, сегодня я не по ваши души и буду милостиво закрывать глаза на все ваши косяки.

Шутки-шутками, однако словами не описать, как же мне на самом деле страшно. Просто коленки трясутся из-за лежащей на мне ответсвенности.

Как женщина может сорвать сделку двух мафиози и не спровоцировать при этом конфликт?

— Синьора, постарайтесь насладиться вечером… — произнес Рино. — Вы всем понравитесь…

— Рино, — твердо оборвала я его. — Я благодарна тебе за поддержку, но лучше просто не отвлекай. Я приехала сюда не ради признания или чьих-то восторгов.

Пригубив газировку, внешне не отличимую от шампанского, я уверенно двинулась в малый зал.

В самолете я волновалась, как я тут буду одна без мужа и вдруг что-то случится. Но стоило принять тот факт, что мужа рядом нет и не будет, а светлое будущее моего ребенка под вопросом, как словно что-то щелкнуло внутри.

На миг я остановилась у распахнутых дверей роскошного малого зала.

Все-таки уроки Эшфорд пошли мне на пользу.

Чувствую себя, как пантера перед прыжком. Сосредоточенная и сфокусированная настолько, что пролети рядом со мной муха, я ее поймаю на лету.

Мои шаги, будто сами по себе, стали легче. Походка стала более мягкой и вкрадчивой, а взгляд цепко и быстро оценивал каждого в малом зале.

У самой дальней стены играл оркестр. В центре зала кто-то и правда танцевал, как на самом настоящем балу. Но большинство тут просто культурно тусовались, собираясь возле лотов аукциона или столов с напитками и закусками.

Дядя Миша еще в холле отошел кому-то позвонить, а потому пользуясь минутами одиночества, я незаметно прогуливалась по залу. Останавливаясь, как и многие гости, у каждого «лота», стоящего на постаменте с подсветкой за пуленепробиваемым стеклом.

Главные шедевры вечера — это две скрипки, виолончель и альт Страдивари. Но тут представлено на продажу много и других предметов 17–18 века связанных с музыкальной тематикой.

Картины. Какие-то уникальные портсигары или шкатулки. Книги. Статуэтки. Вазы.

Ценник исключительно скромный и аскетичный. Даже как-то неловко видеть крохотную шкатулочку со стартовой ценой от 50 тысяч евро. Подумаешь коробочка для обручальных колец стоимостью, как Mercedes-Benz?

Уверена, каждый здесь не сомневается, что дешевле — только украсть.

А вот музыкальные инструменты дороже. Самую чуточку.

Рояль — 1 миллион евро. Скрипки от 2−3х. Виолончель от 9 лимонов.

Остановившись возле альта Страдивари в самом центре зала перед сценой с музыкантами, я мысленно вспоминала все уроки от Эшфорд, как не показывать свои истинные эмоции.

И все-таки, я не могу поверить, что считаю нули правильно…

Сколько-сколько стартовая цена на аукционе?

21 миллион евро⁈

За скрипку⁈

— М-да… Это не зарплата твоей мамы в консерватории… — неоднозначно произнес рядом со мной дядя Миша по-русски. — Прикинь… И за этой скрипкой уже целая очередь из покупателей.

И правда. Народ потихоньку подтягивался, сканировал qr-код на постаменте и регистрировался на аукцион.

Невольно я непонимающе посмотрела на дядю Мишу. Как Энн вообще согласилась выйти за него замуж? Он же до сих пор ест на обед суп с хлебом!

Чтож… Зато теперь понятно, откуда у моей тетки деньги, чтобы арендовать на мероприятие оперный театр Гарнье ЦЕЛИКОМ.

— Надеюсь, дивизия скрипачей к ней идет комплектом? — не удержалась я от сарказма, указывая на альт.

Вместо ответа, дядя Миша указал на подпись на постаменте:

«Один из трех лучших по звучанию альтов мастера Страдивари из 19 сохранившихся в наши дни». Ну, и прочие хвалебные, рекламные слоганы для оправдания такой цены.

Неожиданно рядом со мной прошмыгнула девушка очень маленькой комплекции с телефоном и деловито отсканировала qr-код для участия в онлайн-аукционе. Но она упорхнула обратно в толпу так быстро, что я и не успела рассмотреть ее.

Взяв дядю под руку, я медленно прогуливалась по залу, выискивая ее взглядом. Вряд ли это дочь Цзяо Ю, но сотрудницей, которая участвует в аукционе от его имени вполне может быть.

Дядя Миша вдруг указал на рояль:

— Ты еще помнишь, как играть? — любопытно спросил он.

— Естественно, — усмехнулась я. — Именно музыка в свое время вытащила меня из папиных долгов.

— Каким образом?

На самом деле сейчас вообще не до этого. Но видя по глазам насколько дядю мучит совесть, я решила честно рассказать:

— Ну… На работу меня без опыта не брали и я попыталась устроиться уборщицей в консерваторию. Там же мамина подруга заведующая. Она меня с детства знает и помогла оплатить похороны, — тихо прошептала я. — Зоя Павловна меня пожалела. Послушала мою игру и сказала, что для тренировок скрипачей первого курса — сойдет. Оформила нагрузку на другую мамину подругу и дала мне скромную зарплату. Целых 14 тысяч рублей.

— Этого же даже на коммуналку за вашу трешку не хватит… — изумился он.

— Зато спустя два месяца мне повезло… — улыбнулась я. — Скрипачки, с которыми я занималась, устроились музыкантами в твой любимый ресторан. Взяли и меня. Вскоре их пригласили куда-то гастролировать, а я осталась в ресторане одна и все чаевые доставались только мне.

Наклонившись к дяде, я указала на оркестр и безразличных к нему гостей, а после с гордостью прошептала:

— Никому из отличников консерватории не давали столько на чай, сколько оставляли мне. А администратор меня еще и кормила на халяву.

Резко остановившись посреди зала, дядя с искренней болью произнес:

— Куся, ты что… Питалась чужими объедками?

— Да, нет! — тихо рассмеялась я. — Блюдами, которые не успели продать, а на следущий день уже были бы не комильфо для важных гостей.

Приложив руку к сердцу, я со всем обаянием от мамы грузинки по-секрету прошептала:

— Ничто в жизни не мотивировало меня играть и петь столь душевно, как трепетно ждущие меня контейнеры оливье с красной икрой.

Дядя Миша с трудом сдержал приступ неприлично громкого хохота, а я чуть не подпрыгнула, услышав рядом голос:

— Как вы можете смеяться над погребальной урной великого маэстро? — картаво произнес кто-то по-английски. — Еще и когда его музыка звучит в этом храме искусства…

М-да… Кажется, конфуз — это у нас семейное.

Мы и не заметили, как остановились у вазы, которая оказалась погребальной урной французского композитора.

Губы маленькой пухленькой женщины в темно-синем платье подрагивали из-за обиды, а я мысленно поблагодарила Эшфорд за все часы «уроков». Ни один мускул не дрогнул на моем лице, пока я напряженно вслушивалась в музыку и готовила подходящий ответ.

— Но мадам… Это мазурка. Маэстро написал ее, чтобы в наших сердцах стучала радость и веселье, — ответила я.