Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/70
• Следующая

И почувствовал, как на душе потеплело, словно он бескорыстно сделал большое доброе дело.

Доктор медицинских наук Василий Наумович Ампилогов, как выяснил старший советник юстиции Кучкин, которому межрайонный прокурор поручил лично разобраться во всех событиях последних дней, связанных со взрывами в жилищах врачей-наркологов, в настоящее время находился на пенсии.

«Странно, – подумал Валентин Арнольдович, – этому-то сушеному грибу зачем было нужно устраивать фейерверки на лестничных площадках? Как-то все это выглядит нереально. Определенно притянуто за уши», – решил он уже с раздражением, но по привычке не оставлять без тщательной проверки ни одного факта.

Оказывается, Эдуарда Григорьевича, лечащего врача той самой клиники, которой руководила погибшая Артемова, он уже видел, но лично знаком не был. Кучкин в тот день, когда было совершено убийство, запомнил почему-то этого рыжеволосого молодого человека в квартире Алексеевых-Артемовых. Он был в белом халате и делал успокоительный укол Георгию Витальевичу, который то взрывался истерикой, то беспомощно затихал и только плакал – тягостное зрелище видеть нормального, здорового и полного сил мужчину в таком состоянии.

А по поводу этого рыжего врача Валентин Арнольдович, помнится, еще подумал, что он прибыл с бригадой «скорой помощи». Но так как с пострадавшей было все и без слов понятно, то разговора не возникло.

И вот теперь, сидя напротив врача в ординаторской, откуда удалили посторонних, следователь Кучкин вел допрос Рассельского.

– Как вы оказались в квартире Татьяны Васильевны в момент ее гибели?

– Совершенно случайно, – потирая кончик веснушчатого носа, ответил Эдуард.

Называть его еще и Григорьевичем у Кучкина, что называется, рука не поднялась – больно молод еще. Но, вспоминая оценку, данную этому молодому человеку доктором Барановым, Валентин Арнольдович с сожалением подумал, что как раз вот от таких-то молодых, да ранних, и приходится ожидать всяких неприятностей. Вообще любой дряни! Никуда не годится сегодняшняя молодежь – все прохвосты и себе на уме.

– Что значит – случайно? Вы что, знали о взрыве? – удивился Кучкин.

– Узнал, – не ожидая подвоха, ответил Эдуард. – Татьяна Васильевна уже уехала домой, ее Веня повез, ну шофер ее мужа, а я оставался на дежурстве. И тут как раз неприятный случай. Вот я и позвонил ей на мобильник. Но никто не ответил. Тогда я набрал домашний, и тот же Веня мне сразу все объяснил. Ну я, конечно, бросил дела и помчался туда. И как раз вовремя, «скорая» еще не прибыла, а Георгию Витальевичу надо было срочно сделать уколы пантопона там, папаверина. И я знал, что Татьяна Васильевна всегда держала все необходимое в домашней аптечке. Вот таким образом...

– А о каком неприятном случае вы упоминали? Ну в клинике?

– Да какой неприятный? Обычный, в общем. Доставили к нам одного. В состоянии абстиненции. А он... Ну, в общем, особый пациент, отдельный разговор и к нашему делу отношения никакого не имеет. Там просто ее авторитет был нужен.

– Туманно вещаете, – недовольно покрутил головой и поморщился Кучкин. – Ладно, пока оставим. А теперь скажите, что вы сами думаете по поводу тех перспектив, которые открылись перед вами в связи со смертью главного врача?

– Да какие перспективы? Только те, что назначат к нам теперь какого-нибудь прохиндея вроде Славки Баранова. И перестанем мы называться клинической больницей для обычного населения, а превратимся в коммерческое заведение для элитных алкашей и наркоманов. Денег станут платить немного больше, это да, а насчет науки... Об этом можно будет забыть навсегда.

– Значит, вам не нравится Баранов? – спросил Кучкин, чувствуя, что, кажется, горячо.

– Почему? И потом, нравится, не нравится – это не критерий. И он не дама, чтобы производить впечатление. Нормальный современный хапуга от медицины. К нему и Татьяна Васильевна, сколько ее помню, так же относилась. Был, говорила, способным студентом, его продвигали, а потом он сам почувствовал свою силу, и поддержка не потребовалась. Вот и все.

– Интересная точка зрения. А как вы относитесь к этому... к Ампилогову, например?

– Ну что вы, Василий Наумович – не чета всяким Барановым, он по-своему святой человек. Бессребреник. Голова!

– А как вы считаете, мог бы этот ваш «голова» решиться занять место Артемовой?

– Ну и вопросики вы формулируете, ей-богу! Да кто ж, по-вашему, откажется, если ему предложат должность главврача? И еще такой клиники, как наша?

– Но вы-то сами... Или лукавите? О своей кандидатуре на этот пост не думали?

– Слушайте, как вас? Валентин Арнольдович, у меня может сложиться ощущение, будто вы меня сватаете на место Татьяны Васильевны! А кто вы такой, чтобы делать подобные предложения? Тут нужен человек уровня того же Ампилогова, вот! Ну, может, лет через пяток, если повезет, и мне можно будет подумать. Да только в нашем мире дорогу всегда переходят прохиндеи.

– А как же Артемова?

– Она из другого поколения. Сейчас оно начинает уступать позиции молодым волкам.

– Вроде вас? – «тонко» пошутил Кучкин.

– Нет, мне в этой стае делать нечего. Я навсегда уже, видимо, останусь лечить людей, вот в чем дело.

– А другие не лечат разве? Это что-то новенькое – слышать такое от врача!

– А другие, ежели желаете знать, господин следователь, делают деньги. На всем! На здоровье. На лекарствах. На дружеском отношении – да, и на этом тоже. А вы не лезьте в медицину, где все равно ни черта не поймете, вы на собственных коллег поглядите! Много вас, действительно защищающих справедливость, а?

– На вашем месте я бы не стал грубить человеку, которого вы совершенно не знаете и который находится здесь не по своей воле, а в связи со служебной необходимостью. И потом, не вам рассуждать о справедливости. Я так думаю.

– Это почему же? Значит, справедливость как прерогативу вы оставляете исключительно за собой? Ничего себе посылочка! И почему бы не мне об этом рассуждать?

– А потому что вы в данном случае один из тех, кого мы подозреваем в подготовке и даже, возможно, в совершении убийства своей начальницы! – резко заявил Кучкин и, увидев выпученные в недоумении глаза Рассельского, добавил: – И это у нас, извольте знать, вовсе не приватная беседа, а натуральный допрос!

– Ах вот как? – Лицо Эдуарда стало наливаться краской. – Тогда извольте и вы узнать, что без официального вызова в прокуратуру и без протокола я больше не отвечу ни на один ваш вопрос. И еще! Ординаторская не место для пустопорожних разговоров. Извольте немедленно покинуть помещение!

Он, этот развоевавшийся петушок, наверняка наговорил бы еще много глупостей, о чем позже, возможно, и пожалел бы, но Валентин Арнольдович, сам вызвавший подобную реакцию, не счел нужным переходить на перебранку. Он спокойно поднялся и сказал:

– Мне и самому не очень нравится такая обстановка. Конечно, в прокуратуре лучше. Там и звукозаписывающая техника имеется, чтобы запечатлеть интонации допрашиваемого. Лично я, знаете ли, молодой человек, стараюсь больше обращать внимание не на слова, а на те интонации, с которыми они произнесены. Вы правы, без протокола какой допрос? Так что имейте в виду: если вы мне понадобитесь, я вам пришлю повестку. А пока прощайте, я просто хотел познакомиться с вами.

Выйдя из клиники на скрипящий под ногами снег и под ослепительное январское солнце, Валентин Арнольдович подумал, что наводка доктора Баранова на этого молодого человека – элементарная пустышка. Ничего тут даже близко к истине не просматривается. Нормальный, по-своему закомплексованный парень, ничуточки не похожий на «бомбиста-террориста», немного вздорный, как любой молодой человек. А на хладнокровного, расчетливого убийцу он просто не тянет – по определению, как теперь говорят.

Но тем не менее придется, никуда теперь не денешься, надо отрабатывать и эту версию, покопаться в его биографии, прошлом, поговорить со знакомыми, соседями, собрать о нем информацию. Но лично заниматься этим делом Валентин Арнольдович не собирался, это можно поручить любому начинающему следователю прокуратуры. Пусть побегает, опыта наберется...

• Предыдущая
• 11/70
• Следующая