Матабар III (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 23

Лей-линии. Их эхо. Эманации. Можно называть как угодно.

Они плыли нитями незримого ветра, изгибаясь и извиваясь, переплетаясь в столь сложном узоре, что невозможно разобрать где начиналась одна и заканчивалась другая.

Вид, открывшийся на сей раз Ардану, разительно отличался от того, что он увидел почти шесть лет назад в стареньком сарае.

На сей раз ему, словно, открылось чуть большее, но из-за того — куда более сложное и запутанное.

Синий кристалл же стал чем-то вроде маяка посреди разноцветного океана пряжи Лей.

Как только Ардан потянулся к зеленой ните, тот мигнул и начал испускать мерное, как у пламени в темном лесу, сияние. Зеленые нити, мчащиеся сквозь пространство, ненадолго замирали уставшими путниками, решившими отдохнуть после ненастной дороги у теплого костра.

Арди дотрагивался разумом до этих нитей и, игнорируя боль, шел их путями. Пересекал вместе с ними тропы столь удивительные, что даже пути Фае на их фоне выглядели стройнее и прямее столичных проспектов.

Держась рядом, Арди распутывал сложные узоры, освобождая зеленый цвет от всех прочих примесей. Он вылавливал его среди клубков алого, пропускал через сито синего, развязывал узлы желтого и розового, пронзал покрова черного и серого, а все прочие цвета старался и вовсе выгнуть дугой, чтобы пропустить сквозь них зеленый.

Но сколько бы юноша не старался, нити зеленого цвета никак не хотели умещаться внутри его сознания. Каждый раз, когда он, стоя на их тропах, пытался соединиться с ними — те рассыпались у него в ладонях песчаным маревом.

И путь начинался заново.

Странно, но боли Ардан не ощущал. Он просто брел и брел среди троп, неподвластных разуму и от того — описанию человеческого языка. Как неподвластно описать как бьется сердце во время первого поцелуя; как стонет душа на похоронах матери; как крутит нутро, когда навсегда прощаешься с другом; как легко и высоко в далеких горах; как спокойно и вязко на глубине озера, когда вокруг лишь тишина и убаюкивающий мрак; как летит кисть художника по полотну, оставляя за собой узоры вечности; как бегут пальцы по клавишам рояля, рассказывая то, о чем, обычно, молчат языки.

Нет.

Те тропы нельзя описать.

По ним можно лишь пройтись. А затем помолчать с тем, кто тоже имел счастье или неудачу ступить на них. Потому что, даже если вы оба знаете что-то, то не всегда можете подобрать слова, чтобы обсудить. Но молчание… тишина — они порой скажут больше самых громких песен и сладких стихов.

Ардан брел, не считая времени, коего здесь, наверное, и не существовало вовсе. Ступал шаг за шагом, подхватывая зеленые нити и более не пытаясь их, как прежде с красной звездой, забрать себе в первозданном виде.

Нет, он сгибал их аккуратно и неторопливо, переплетал друг с другом, создавая формы и изгибы; одни пропускал снизу, другие направлял сверху, прочие вдоль и поперек, пока не сформировал нечто, похожее на что-то неуловимо знакомое, но скрытое от разума. Как позабытое слово, вертящееся на кончике языка в разгар ожесточенного спора.

Арди забрал получившийся узор с собой и почувствовал первый укол внутри разума. Будто кто-то обжег его раскаленной иголкой.

Но юноша пошел дальше.

Вдох. Выдох.

Он сплетал все новые и новые узоры, восхищаясь тем, что видит перед собой. Будто мир сворачивался в точку, внутри которой раскрывал все секреты и тайны, позволяя желанием сотворять новое и невиданное, чтобы затем, вдруг, одновременно с тем, как пребывая внутри точки, раскинуться бескрайними просторами, на фоне которых даль темного космоса покажется соседним домом.

И Арди, восторгаясь просторами, коих даже не понимал, просто гулял по незримым путям, попутно, не обращая внимания, сплетая все новые и новые узоры. Не потому, что хотел, а потому, что помнил, что так надо. И если бы не эта память, то, наверное, он бы оставил попытки забрать с собой зеленый свет и просто отправился в путь, который никогда и нигде не закончился бы.

Но с каждым новым узором, с каждым новым лучом, зажегшимся в его Звезде, посреди таинственных троп возникали путевые столпы все нарастающей боли. Они отмеряли пройденный маршрут, напоминая Ардану, что это чуждый, не предназначенный для него мир.

А Арди все пытался и пытался забраться подальше. Увидеть больше. Будто за очередным изгибом, за следующим поворотом — он смог бы найти что-то важное. Что-то, что заполнило бы все разрастающийся провал в его груди. Пока еще маленький, размером с бусинку, но неустанно ширящийся и бесконечно голодный.

Но боль уже практически ослепляла его. Он шел едва ли не на ощупь, если так можно выразиться когда дело касалось чего-то настолько эфемерного, что даже полузабытый сон на его фоне тверже гранита.

И все же, в какой-то момент, Ардан осознал, что следующий шаг станет для него последним и он либо сгорит в океане боли, либо исчезнет и потеряет себя посреди незримых троп.

Вдох. Выдох.

Юноша открыл глаза и разорвал связь разума с реальностью. За окном уже вовсю пылало солнце, пробиваясь сквозь крышку серых облаков. На полу лежал расколовшийся, разбитый на части накопитель, а Арди, все так же сидя спиной к столу, держал в руках посох.

Он никак не мог понять чудится ему или нет. Находится ли он уже « здесь» или все еще — « там». И процессу никак не помогал тот факт, что внутри его разума пылала вторая, Зеленая звезда.

Звезда с девятью лучами.

Ардан пересчитал еще раз. Затем еще и еще, но количество и не думало меняться.

— Проклятье, — выдохнул юноша укладываясь спиной на пол и вытягиваясь во весь рост. — И что мне теперь с этим делать?

Потолок, к которому обратился Арди, не стал нарушать свое каменное молчание.

А ведь при этом юноша отчетливо понимал, как и в прошлый раз в случае с красной Звездой, что при большем риске и сильном желании, мог бы продвинуться и дальше. Но если тогда вопрос касался восьмого и девятого лучей, то теперь…

— Мысли завтрашнего дня, — нарочито строго сам себя одернул Арди.

Встав и, по уже сложившейся традиции, открыв окно и собрав снег с крыши, Ардан завернул его в полотенце и обтер тело. Раз в неделю он, конечно, ходил в общественные бани, оставляя за посещение порядка семи ксо.

Вернувшись к столу, Ардан снова щелкнул огнивом, зажег горелку и вскипятил на ней воду, попутно растворив порошок из смеси бодрящих трав и кореньев.

Выпив залпом горькую жидкость, заодно запив еще одну пилюлю, выданную Плащами, Ардан оделся и направился на выход. На лестнице, в столь поздний час, он не встретил никого, кроме, разве что, вездесущих, талых луж. Их убирали утром и вечером.

В баре тоже, разумеется, обнаружились лишь поднятые на столы стулья и…

— Ты чем там всю ночь занимался? — прищурился Аркар, сменивший черный костюм на темно-коралловый.

— А?

— Ну ты в несознанку… не отнекивайся, тобишь-та, — все с тем же прищуром, поправляя монокль и щелкая счетами, полуорк проверял многочисленные бланки отчетов и табели расходов. — У тебя в окнах разноцветный свет мигал. Уж думал припекает… горим, значит-ца.

— Небольшой эксперимент с магией, — вновь не солгал, но и не сказал правды Ардан.

— Помнишь про наш склад… уговор, тобишь-та?

Арди проверил крепко ли держится на цепочках гримуар, после чего замотал шарф вокруг шеи и натянул вязанную шапку.

— Если я что-нибудь взорву — ты мне что-нибудь сломаешь.

— Возможно даже с особой жестокостью, матабар, — кивнул Аркар.

— До вечера, орк.

— До вечера.

Ардан выскочил на улицу и, чуть ли не в припрыжку, минуя редких прохожих, пропуская мимо себя гудящие автомобили, добежал до трамвайной остановки. Его мысли занимали… нет, вовсе не девять лучей новой Звезды и уж точно не дуэль с Керимовым. Юношу всецело поглотили воображаемые сцены свидания. Учитывая поздний час, лекции пятого дня уже скоро закончатся, так что он успеет добраться до Большого аккурат к началу поединка.

Ну а, после того, как все разрешится, нужно будет обязательно навестить пресловутые бани и, может, если у Аркара найдется, то спросить какой-нибудь приличный костюм? Или не стоит?