Грязная история - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/75
• Следующая

— И я буду рад, — признался Турецкий. — Ну, показывайте, что у вас в этой папке.

— Фотографии со стрельбища, — разложил перед ним снимки хозяин. — Я сам увлечен спортивной стрельбой, знаком с некоторыми ребятами. И когда есть время, прихожу на соревнования поболеть, заодно и поснимать. Вот Костя Мартынов, мы с ним давно дружим. Хороший парень, стрелок отличный был. Но жалко, бросил.

— Не знаете почему?

— Отчего же, знаю. Как раз в этот день погиб один парень из оцепления. Кто-то из стрелков промахнулся. Уголовное дело завели, обвинили вот эту девушку — Аню Гущину, — показал он пальцем на знакомое Турецкому лицо.

— Я слышал об этом, — сказал Турецкий.

— И кто вам сказал? — удивился фотограф. — Ведь вы из Москвы, говорите. Откуда известны такие подробности?

— От самой Анны Гущиной. Более того, вынужден признаться, что меня к вам привело важное дело. У Лагутина я действительно был. И считаю, мне очень повезло, что я увидел у него ваши работы. Нашелся повод вас посетить. Потому что я рассчитываю на вашу помощь. Короче, в данном случае я выступаю в роли частного сыщика, и моя задача помочь Анне Гущиной доказать ее невиновность. Ради этого она вчера приезжала ко мне.

— Как, вы с ней виделись? Я уже десять лет о ней ничего не слышал. Боялся, что совсем пропала девушка. Ведь ей срок дали, она отсидела три года. Бедная, а ведь она ни в чем не виновата.

— А вы уверены в этом?

— Голову даю на отсечение! — эмоционально воскликнул Наугольных. — Она же чемпионом была, призов у нее столько!

— Почему же ее обвинили?

— А вот такие и обвинили… Знаете, Александр Борисович, я бы провел собственное расследование, будь на то моя воля.

— Ну допустим, вы начали расследование. Чтобы усомниться в справедливом решении суда, нужны основания. А к ним — доказательна база. Это так, упрощенная схема. У вас есть основания? — Турецкий облокотился на согнутую в локте руку и с интересом уставился на фотографа. Тот важно сдвинул свои причудливые брови и назидательно поднял палец.

— Профессионализм Анны — раз. Безукоризненная репутация — два.

— Позвольте вас перебить. Насколько я знаю, на соревнования собрались профессионалы, именитые участники. А что вы имеете в виду, сказав о репутации?

Наугольных замолчал, подвигал своими бровями и решительно брякнул:

— Среди стрелков один был выпивший. Вот на него прежде всего и падает подозрение.

— Имя назвать можете?

— Теперь уже что? Даже если назову, столько лет прошло. Кто докажет?

— Хорошо, не говорите. Я и сам знаю. Белобров.

Наугольных изумленно вытаращился на Турецкого.

— Ничего себе! Ну, раз вы знаете, мне только остается подтвердить.

— Основания у вас веские. А как насчет доказательной базы?

— Один сотрудник мне говорил под большим секретом, что тогда из вещдоков пуля пропала. А через три дня всплыла. Знаете, что за пуля? Которую извлекли из тела покойного. Естественно, она была идентифицирована криминалистом, и тютелька в тютельку соответствовала тем пулям, которые извлекли из мишени. Если бы я проводил следствие, задался бы вопросами: а) почему пропала пуля? б) кому это было выгодно? в) если пуля всплыла, то та ли это пуля? И знаете, что бы я ответил? Что пропавшая пуля отличалась от предыдущих шириной трасс. То есть она была выпущена не из оружия Гущиной. Вот и доказательная база.

— Откуда такая осведомленность?

— Поскольку прошли, как говорится, годы и годы, мои слова теперь мало что могут изменить и тем более навредить кому-то. Так что я со спокойной душой могу вам рассказать эту историю. Как только привезли пули на экспертизу, один мой знакомый эксперт сразу отложил все дела и провел экспертизу. И выяснилось, что пуля, извлеченная из тела погибшего, отличается от тех, которые были извлечены из мишени. То есть она отразила микрорельеф канала совсем другого ствола. Ведь ствол каждого оружия имеет индивидуальный микрорельеф.

— Завидная осведомленность об идентификации оружия для фотографа, — заметил Турецкий.

— Во-первых, я стрелок-любитель, а во-вторых, не забывайте, где я работаю. Мы же общаемся с коллегами. Просвещаем друг друга. Так вот, продолжение истории. Был конец рабочего дня, сотрудники разошлись, а он задержался. Ну, и впопыхах все оставил как есть, то есть в запечатанном виде. Только оформление письменного заключения отложил на завтра. А на следующий день пуля пропала и появилась уже через три дня. Он, кстати, сообщал следователю о пропаже, но тот повел себя странно: не удивился, не доложил начальству, а велел искать самому. Дескать, завалилась и нужно ее найти без лишнего шума. К сожалению, эксперт — человек нерешительный и я бы даже сказал, трусливый. Он молча переживал, делал другую работу, благо следователь эти дни его не теребил. А когда пуля возникла, решил провести повторную экспертизу, поскольку записей-то у него не было, не успел тогда. И к своему изумлению, увидел, что пуля-то другая… Из серии тех, что извлечены из мишени. А ведь он прекрасно помнил, что первая пуля была выпущена из другого оружия. Тут он уж совсем испугался и никому не стал говорить. И в заключении написал, что все пули идентичны. Что и случилось на самом деле, когда подменили ту, первую. А вот если бы он не спешил в первый день домой, а успел сделать письменное заключение, это спасло бы репутацию невиновного человека и не поломало бы ей жизнь.

— Лучше бы он сообщил о пропаже пули или хотя бы о том, что ее подменили.

— Я же вам говорил, что он, к сожалению, трусоват. Боялся неприятностей.

— А почему вы не настояли на том, чтобы криминалист-баллистик указал в заключении, что подброшенная пуля совсем от другого оружия? Раз он вам рассказал эту историю, вы могли подтолкнуть его в корне изменить ход следствия!

— Было слишком поздно. Эксперт мне это сообщил спустя какое-то время после суда. Даже скажу точнее когда. На моем дне рождения. Прошло уже года два, как суд вынес решение. Я пригласил кое-кого из коллег и друзей, выпили… Они попросили показать мои новые работы. Я наугад вытащил папку с работами на спортивную тему, подвернулась эта, со стрельбища. Вспомнили ту историю, потом вышли с коллегой покурить на балкон, и он вдруг раскололся. Мне было очень неприятно. Он, видимо, ждал от меня каких-то слов утешений, потому что я видел, — мучился от угрызений совести за тогдашнюю бездеятельность. Но у меня таких слов не нашлось. Я только сказал ему: поставь себя на место Гущиной.

• Предыдущая
• 58/75
• Следующая