Хрустальная гробница Богини - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/70
- Следующая
На немой вопрос Ани (передний зуб обломился, и теперь ей запрещалось раскрывать рот под страхом порки) Ленчик ответил:
– У нас с тобой сегодня своеобразный юбилей. – Он зажал бутылку между колен и начал сдирать с нее фольгу. – Пять месяцев нашего знакомства! Помнишь, как ты пришла ко мне и попросила не выгонять тебя? Ты сказала, что мечтала обо мне всю жизнь и что хочешь жить со мной в радости и горе…
Аня кивнула головой. По правилам игры она должна была соглашаться со всеми бредовыми заявлениями Ленчика. Особенно касающимися Эвы!
– Ты прости меня, если я бываю груб с тобой, – продолжил он с милой улыбкой. – Знаю, у меня сложный характер, но ведь ты все равно меня любишь?
Хлопнув наштукатуренными ресницами, Аня приподняла уголки губ. Это означало – да, люблю!
– Тогда давай выпьем за это! – Радостный Ленчик сорвал с крышки металлическую сетку, направил горлышко бутылки в потолок. – За любовь! И за долгие-долгие годы счастья! – Пробка выстрелила. Шампанское пенной струей выплеснулось из горлышка. По каморке разнесся запах не игристого вина, а перебродивших дрожжей. По полу растеклось пятно. Но Ленчик ликовал: – Подставляй стакан, богиня! Сегодня мы будем пить и веселиться!
Аня подвинула свой стакан к краю стола. Ленчик наполнил его. Подал Ане. Налил себе в пластиковую емкость (у нее он ел и пил только из одноразовой посуды) и, чокнувшись с «богиней», осушил ее до дна. Аня же пила мелкими глотками, стараясь продлить удовольствие – хотя шампанское и было ужасного качества, оно ей казалось божественным нектаром. Отвыкшая от сладкого, холодного, пенного, она наслаждалась этим газированным напитком, вспоминая, как пила его на последний Новый год дома и фыркала, называя кислятиной…
– Ну хватит, присосалась, – буркнул Ленчик и отобрал у нее ополовиненный стакан. – Потом допьешь… Сейчас подарок!
Он схватил сверток с бантом и, пропев «Та-та-а-а-а!», сорвал с него обертку. Под ней оказалась коробка с изображением фотоаппарата и надписью «ЗЕНИТ».
– Ну как тебе сюрприз? – сияя, воскликнул Ленчик.
– Это фотоаппарат? – уточнила Аня.
– Конечно. Отличный, между прочим… – Он вытряхнул аппарат из коробки. – Со вспышкой! Не новый, конечно, но в хорошем состоянии. У нас фотокружок в школе закрылся, вот аппаратуру распродают. Я купил. Теперь могу не только снимать, но и печатать…
Вопрос о том, кого он собирается снимать, Аня задать не успела, поскольку Ленчик на него ответил без всяких просьб:
– Я знаю, ты скучаешь по своей работе… Тебе нравится позировать. Но из-за меня ты вынуждена отказываться от этого. – Он снял крышку с объектива, вскинул фотоаппарат. – Теперь я буду снимать тебя. Я стану твоим единственным фотографом. Вместо И-Кея! – Ленчик опустил «Зенит» и, впившись глазами в «иконостас», выдохнул: – А фотографии мы повесим на стену рядом с остальными… Вот увидишь, мои будут не хуже, чем его! Только надо сюда электричество протянуть, чтобы света побольше было, да и розетка мне нужна для вспышки… – Он припал на колено, нацелил объектив на Аню. – А сейчас давай просто порепетируем! Без пленки… – Голос Ленчика стал строже, им он наставительно проговорил: – Но ты все равно должна стараться. Как будто ты в настоящей студии, а твои снимки напечатает «Космополитен». Давай ложись и принимай эротичную позу. Я знаю, ты это умеешь…
Опустившись на топчан, Аня неуклюже пристроила на нем свое тело, изо всех сил стараясь выглядеть эротично. Получалось у нее плохо. Бедра не так изгибались, руки походили на плети, ноги на палки, а стоило ей запрокинуть и слегка повернуть голову (Эва на многих снимках была запечатлена в такой позе), как Ленчик обозвал ее дикой уткой, изготовившейся почесать у себя под хвостом. Короче, измучились они оба. Но после нескольких неудачных дублей и такого же количества тумаков нужная поза была принята. Выкрикнув: «Замри!», Ленчик нажал на кнопку.
Первые фотографии Ленчик напечатал спустя две с половиной недели. Они оказались ужасными – размытыми, блеклыми, неконтрастными. К тому же Ленчик плохо их промыл, и на поверхности снимков красовались белесые разводы. Но ужасало не столько качество, сколько запечатленная на фотографиях Аня. Она выглядела просто кошмарно! Угловатая, худющая, изможденная, по-идиотски разодетая и накрашенная, к тому же испуганная, зажатая и какая-то жалкая. Глядя на эти снимки, Аня не верила, что пародия на женщину, что таращится в объектив своими наштукатуренными глазами, это она – юная девушка с некогда привлекательной внешностью. Раньше она считалась весьма фотогеничной. Ее частенько снимали для школьных стенгазет. Да и на классных фото она всегда получалась что надо, а тут… Словно набальзамированный мертвец, подготовленный гримером похоронного бюро к панихиде!
Аня и не предполагала, что так подурнела. Конечно, глядя в зеркало, она отмечала, что кожа у нее чересчур бледная, землистого оттенка, щеки впалые, под глазами синяки, а от носа к губам тянутся две скорбные складки, грозящие через несколько лет перерасти в глубокие морщины. Но Аня и думать не думала, что в свои неполные двадцать выглядит на полные пятьдесят. И не очень верила в то, что зеркало говорит правду. Считала – лжет, попавшись на удочку ужасного освещения… Оказалось, нисколько не приврало, все как есть отобразило: и болезненную худобу лица, и землистость кожи, и синеву подглазий, не закрашиваемую даже тональным кремом…
Справившись с первым разочарованием от просмотра фото, Аня начала разглядывать их более придирчиво, и тут на нее накатила волна паники. То, что она из симпатичной девчушки превратилась в уродливую развалину, – это ерунда, а то, что она совершенно (то есть абсолютно!) не похожа на Эву, – настоящая беда! В реальности она хоть отдаленно ее напоминала. Благодаря все тому же скудному освещению. Приняв нужную позу, нарисовав брови, губы, глаза, Аня поворачивала лампу так, чтобы ее лицо было наполовину спрятано в тени, и тогда между ней и Эвой появлялось легкое сходство…
Очень легкое!
Но Ленчику было его достаточно, чтобы представить, что рядом с ним, перед ним, под ним его БОГИНЯ! А если учесть, что у него было не стопроцентное зрение, а конкретнее, небольшая близорукость, из-за которой он видел людей через легкий туман, то увериться в своей иллюзии ему не составляло труда.
Именно поэтому он так любил смотреть на Аню с расстояния двух шагов. Когда же подходил вплотную и несоответствие копии и оригинала било в глаза, он опускал веки и давал волю своему воображению…
Теперь же благодаря беспощадному объективу «Зенита» все встало на свои места. Аня – не Эва. Аня даже не двойник Эвы. А какое-то жалкое подобие. Карикатура. Очень злая карикатура…
И Ленчик это видел!
– Уродина, – прошипел он, швырнув фотокарточки Ане в лицо. – Ты все испортила! Тварь…
– Я не нарочно, – едва слышно выдохнула она, осипнув от страха. – Я старалась… Честное слово! Но я не она. Я не могу так…
– Ты ничего не можешь! Ты бесполезное отродье… Только жрешь и спишь! Жрешь и спишь! Я же велел тебе заниматься. За фигурой следить. А ты?
– Я пытаюсь, но здесь мало места.
– Может, я должен тебе тут тренажерный зал обустроить?
– Нет, но если бы помещение было больше…
Она не договорила, потому что Ленчик заставил ее замолчать ударом кулака. Аня охнула и повалилась на топчан, внутренне сжимаясь от предчувствия очередного тычка. Он не заставил себя ждать – Ленчик врезал ей ногой в плечо. Затем стащил на пол и начал пинать. Методично, прицельно, не спеша. Стараясь не попадать по лицу. Ленчик все еще надеялся сделать из Ани Эву. И получить хотя бы несколько достойных фотографий… Достойных в смысле сходства, а не содержания, так как Ленчик давно мечтал иметь снимок обнаженной Эвы…
И все бы отдал за порнографический!
Эва из Ани не получалась – хоть тресни! Не помогали ни изнурительные упражнения, ни новая косметика, ни тем более ежедневные побои. Ленчик злился, как никогда, но от своей затеи не отказывался. Каждый вечер он спускался в каморку с фотоаппаратом и снимал, снимал, требуя от Ани полного послушания…
- Предыдущая
- 38/70
- Следующая
