Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 37

 Я кивнула – разумеется, ведь как я могла ответить теперь «нет»!

 …В ту ночь сны были прескверные. То мерещился в углу комнаты граф Ллойд, живой и очень растерянный; он трогал собственную одежду, насквозь мокрую, и бормотал, что столько, пожалуй, не выпьет. То сгущался туман, и появлялась вдруг леди Милдред, бессовестно молодая и красивая. Одетая сперва в бхаратский наряд из длинного-длинного куска полотна, а затем в расшитый чжанский халат из шёлка, она шла, почти теряясь в белёсом мареве, и по лицу у неё текли слёзы… Я силилась вспомнить, плакала ли бабушка при жизни, но никак не могла. А затем внезапно поняла, что не уверена вовсе, она ли это, испугалась до смерти – и проснулась.

 Мрачное настроение усугубилось тем, что за завтраком зевали все. Даже Паола выглядела болезненной и бледной. А Лиам, который и перед лицом Душителя с лиловой лентой держался довольно храбро, признался, что ему не по себе.

 – Мне дважды за ночь чудилось, что меня мамка за окошком зовёт: выдь да выдь, и так жалостно, – сказал он, опустив глаза. У него даже прорезался уличный, простой говорок, чего не случалось уже давно благодаря урокам этикета. – А какая мамка? Я её и не знал-то. Это что, леди Виржиния, хандрень?

 Меня пробрало холодком. Немалых усилий стоило пожать плечами и улыбнуться:

 – Это всего лишь ядовитый туман с Эйвона, обычное дело осенью. Чего только из-за него не мерещится! Разумеется, ни в коем случае не нужно никуда выбегать из особняка ночью, даже если почудится, что зову я сама. Да и днём тоже не стоит.

 Паола, которая чаще была против успокоительных выдумок для детей, охотно подтвердила, что якобы эйвонский туман и впрямь обладает подобными свойствами. Это немного приободрило Лиама. Он пообещал, что не станет даже выглядывать из окон на подозрительный зов, а ещё – что будет всегда носить оберег Зельды с собой.

 Признаться, меня это утешило мало; я чувствовала себя уязвимой как никогда и стала подумывать – удивительно! – о том, чтобы хоть несколько дней никуда не выезжать, даже в «Старое гнездо», и провести время в кругу семьи.

 Масла в огонь подлил Эллис, который с самого утра заглянул в кофейню и без долгих вступлений выпалил:

 – У мисс Прюн старший брат – настоятель монастыря святого Игнасиуса. Под патронажем монастыря – что-то вроде больницы, дом призрения для «людей, тихих умом». Не психиатрическая лечебница, конечно, просто место, куда за плату отдают повредившихся рассудком, но не буйных пациентов, за которыми нужен уход и присмотр. Миссис Гибсон находится там!

 От напора я, пожалуй, немного растерялась; а может, виноват был недостаток сна.

 – Вы хотите её навестить?

 – Можно и так сказать, – зубасто улыбнулся Эллис и стащил кепи; волосы у него стояли дыбом, точно расчёску не видели дня три. – Мне нужно с ней поговорить, но так, чтобы мистер Гибсон не узнал. Он и так, кажется, что-то подозревает, и если я его спугну… К обитателям этого дома призрения не пускают никого, кроме родственников. Но есть одно исключение – благотворители и попечители. И миссис Прюн, разумеется, входит в их число.

 – И вам нужно заручиться её поддержкой?

 – Обратитесь к ней и попросите, чтобы она провела нас к миссис Гибсон в ближайшие дни, – безжалостно оборвал меня Эллис. Взгляд у него был лихорадочный. – Чем скорее, тем лучше, но сделать нужно всё аккуратно… Я поеду с вами, разумеется. Для отвода глаз можно взять с собой Мэдди, например. Вы ведь с ней тогда отвозили в приют угощение?

 Воспоминание о приюте имени святого Кира Эйвонского потянуло за собой другое – о Лиаме и о том, что он рассказал нынче утром.

 – Ах, боюсь, что в ближайшие дни не получится, – вырвался у меня вздох. – Подобные дела не делаются так быстро, увы. Даже в «Клуб дубовой бочки» удалось попасть не сразу, а уж в закрытое заведение, где содержатся сумасшедшие, пусть и тихие… Миссис Прюн, безусловно, удивится такой просьбе и может отказать. Имейте терпение, Эллис.

 – Хорошо иметь терпение, когда времени полно, и плохо, когда его нет… – пробормотал он и быстро оглядел зал, сейчас почти пустой, за исключением Зельды, которая усердно вышивала в углу. – О! Есть одна мысль. Знаете, подойдите с этой просьбой завтра. И, поверьте, миссис Прюн вам не откажет.

 Меня мучали изрядные сомнения на сей счёт, однако я согласилась – если честно, больше для того, чтобы Эллис перестал на меня наседать. Сейчас, после тяжёлой ночи, это ощущалось совершенно невыносимо… День пролетел быстро; вечером навалилась страшная усталость, такая, что даже кошмары перед ней отступили – или, по крайней мере, теперь хотя бы не запомнились.

 Дети завтракали совершенно без аппетита; Клэр, который обычно с безжалостностью заботился о правильном рационе для мальчиков, просто позволил им съесть по кусочку сладкого пудинга, не настаивая на сытной трапезе.

 Лиам не стал даже пудинг.

 В кофейню я уезжала с тяжёлым сердцем, хотя и знала, что всё будет хорошо: в особняке оставалась Паола, и дядя, и Джул, в конце концов! Какой безумец отважится навредить детям, которые под такой защитой? Но логика, увы, не спасает, когда сердце переполнено тревогой. В «Старом гнезде» у меня вещи буквально валились из рук. Сосредоточиться удалось только после дополнительной чашки кофе, уже далеко за полдень… И, уже почти осушив чашку, я вспомнила об обещании, данном Эллису.

 На мою удачу, миссис Прюн пришла и сегодня тоже, хотя нечасто навещала кофейню два дня кряду. Сейчас она раскладывала пасьянс на пару с мисс Блэк; я присоединилась к ним и ненавязчиво завела беседу о пустяках, а затем изложила просьбу Эллиса – как могла аккуратно.

 Миссис Прюн задумалась.

 Я, наверное, готова была уже сказать что-то вроде: «О, понимаю, всё это крайне внезапно», – а дальше выдумать на ходу какое-нибудь несусветное объяснение, когда она вдруг заговорила:

 – Какое удивительное совпадение! Только вчера я получила предсказание о том, что ко мне вскоре обратятся за помощью, и от моего ответа будет зависеть судьба и жизнь хорошего человека… И вот оно сбывается! Всё же она поразительно обращается с картами.

 – Кто? – осторожно спросила я.

 – Миссис Маноле. Такая славная женщина, совершенно бескорыстная! Что же до визита в дом призрения… – и она снова погрузилась в размышления. – Позвольте мне дать ответ завтра. Сегодня я постараюсь навестить брата – он весьма занятой человек, увы – и добиться у него разрешения на посещение. В конце концов вы, леди Виржиния, никогда не злоупотребляли своими знакомствами, а значит, у вас есть причина для такой просьбы, – добавила она.

 Я отозвалась как-то подобающе ситуации, в правильном тоне, но внутри меня обуял стыд. Лукавить с такими бесхитростными и добрыми людьми, как миссис Прюн, всегда совестно… А сейчас я и вовсе как будто стала соучастницей преступления: ведь, без сомнений, именно Эллис подговорил Зельду нагадать про «ответ, от которого зависит судьба»!

 Из-за этого мы едва не поссорились позднее.

 – Как удачно вышло, – обрадовался он вечером, когда я рассказала об удачном исходе разговора с миссис Прюн. – А вы боялись, Виржиния! Видите, как важно заранее подготовить почву? Если б не моя маленькая хитрость…

 – Тут нечем гордиться, – ответила я чуть резче, чем собиралась, и со стуком отставила чашку. От кофе меня уже к тому времени мутило, да и не помогал он взбодриться, а потому Георг сделал маленькую порцию горячего шоколада. – Ведь вы с Зельдой обманули бедную женщину.

 Эллис развёл руками, роняя кусочки от сэндвича на пол:

 – И в чём же обман, скажите на милость? Зельда предсказала, что миссис Прюн получит просьбу о помощи, и ответ решит судьбу хорошего человека. Так и случилось! Если бы она отказала, то под угрозой оказалась бы жизнь мисс Белл, ваше благополучие и моя гордость. Целых три хороших человека!

 Он, разумеется, шутил; скорей всего, чтоб развеять напряжение и немного развеселить меня. Но сейчас всё в нём отчего-то казалось отвратительным: и привычка использовать людей, даже самых близких, и та самая безжалостность, и скверные манеры, и мятая одежда, и запах отсыревшей ткани от одежды, и крошки на губах… Особенно крошки, да.