Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 42

Я его уговаривал почти как «Вышнего», тем более генерал-майор КГБ имел не меньше возможностей мне нагадить, чем инопланетянин.

— Не волнуйтесь. Всё бросать не нужно. Останетесь за рубежом с Кимом Васильевым и женой, дочь Марию к вам переправим позже в США.

— Я не видел Кима больше года.

— За его согласие не переживайте. Вашего секунданта взяли за жабры после Кёльна с наличной валютой на руках. Не отдали под суд, потому что его разработку перехватил наш главк. Мы следим за спортивными деятелями, катающимися за рубеж, чтоб использовать в интересах разведки. Впрочем, вам это хорошо известно.

— То есть он стучал на меня все эти годы!

— Конечно! — довольно усмехнулся генерал. — Думаете, вам бы иначе сошли с рук шалости с игрой на тотализаторах — и в зарубежных командировках,в СССР? Учитывая, что размер вашей добычи с Васильевым приближался к сотне тысяч, это уже особо крупный размер, даже не по Уголовному кодексу, а по нашим представлениям, начальник Главка доложил Андропову. Тот счёл вас крайне неординарной личностью. Бесспорно предан Советскому Союзу, отмёл заманчивые предложения, в том числе и озвученные Васильевым по нашему поручению, сражался в Афганистане, рискуя жизнью спас заложников в угнанном самолёте… и невероятно корыстолюбив.

— Вот тут прошу извинить. Про корыстолюбие. Я брал то, что само шло в руки. Могу жить скромно, как во время обеих афганских командировок. Жену, к сожалению, разбаловал. Но она — генеральская дочь, привыкла не знать отказов с детства.

— Её отец до сих пор не принял ваш брак. Не удивляйтесь, перед столь важным ходом я поручил досконально изучить ваше окружение. Родители благонадёжные, ваш отец даже чересчур, его считают фанатиком-сталинистом. Ну а отсутствие контакта с тестем не поставлю вам в вину, всякое случается. Вы не рады возвращению в спорт?

— Я не рад отъезду из СССР на ПМЖ. Тем более — неизбежному переходу в профессионалы.

— Вот как? — Соколов приподнял бровь. — Мне приходилось слышать, что советские боксёры мечтают сразиться с их чемпионами.

— Разок — можно. Но невозвращенцу выпадет иная стезя, как любому любителю, например, из ФРГ. Мне исполнится двадцать три года, золото Олимпиады, да ещё не в тяжёлом весе, для промоутеров весит не больше комсомольского значка. То есть меня будут выставлять на бой часто. Там — очень грязные поединки, травматичные. До выхода против чемпиона пройдёт несколько лет. Допустим, выиграю, получу хорошие деньги. Затем деньги за то, что лягу перед слабым. Снова начну побеждать, верну рейтинг, и однажды против меня выйдет малоизвестный, но перспективный юнец, и хоть ставки на него будут меньше, отобьёт мне голову. Не обязательно точно так, но в этом роде. Сдохну от пятидесяти до шестидесяти, возможно, последние десять лет буду ходить, но только под себя.

— Мрачная картина.

— Конечно, с первых денег надо бы попытаться бросить большой бокс, организовать спортшколу под своё имя. Но я — белый. Вы упомянули США, там бокс — удел чернокожих, у тех бесспорное физическое преимущество. Они не захотят тренироваться у белого, даже сломавшего челюсть Стивенсону. Разве что в ФРГ или Великобритании…

— Это — частности. Хоть США предпочтительнее. Я официально спрашиваю, товарищ капитан, вы согласны принять участие в операции по внедрению вас в буржуазное государство под легендой предателя-невозвращенца?

— На какой срок? Когда разрешите вернуться?

— Конкретный срок не оговаривается. Обычно от десяти лет и более. Приказ на эвакуацию отдаётся, если очевидна угроза вашего ареста. Либо агент выгорел, его присутствие в капстране не несёт никакой пользы.

— Приказ есть приказ.

— Нет, Валерий Евгентевич. На такое идут только добровольцы. Вы вправе отказаться, и это не отразится негативно на вашей карьере. Найдём иное применение.

— Что же… Лучше попробовать и пожалеть, чем жалеть, что не попробовал. Я не о наркотиках, товарищ генерал-майор. Согласен.

Через сутки мы с Викторией уже ехали на двух машинах в Минск. Очень аккуратно, начался гололёд. На «волгу» я загодя поставил нормальную зимнюю резину, купленную за чеки в «Берёзке», «Нива» же вихлялась на так называемой «всесезонке», проще сразу одеть ей лыжи. Уговаривал себя: не ныть, следующую зиму встречу за рулём «лэнд-ровера».

На долгом пути, а ехали часов двенадцать, думал о коварстве корейца. Меня столько лет обманывал. КГБ — тоже. Больше ста тысяч долларов у Кима в загашнике лежит у одного. У меня намного больше благодаря «мерседесу» и призовым «волгам». Четверть миллиона на двоих точно наберём. В ценах восемьдесят четвёртого года хватит на приличный стартап, и не надо голову под кувалды подставлять.

Боюсь, у «Вышнего» опять найдётся иное мнение.

15

Во второй раз в ту же реку

Хотелось выйти из дома под сосны и материться от избытка чувств! До чего здесь славно!

Приезжали сюда на лето в мой отпуск, но сейчас зима, конец декабря, у неё есть особое очарование. А сколько эмоций доставляет довольно большая дочка, два года, вполне себе человечек, бегает по двору в ярко-оранжевом югославском комбинезончике, шубы-скафандры времён моего детства, одна доставлена тёщей, вторая родителями тела, я пустил Рексу на подстилку.

Машка ревёт от восторга, лезет в сугробы, затевает борьбу с собакой, потом лезет пёселю на спину, и он, глядя на мир страдальческими глазами, секунд пять изображает «лошадку», потом сбрасывает наездницу, но та ничуть не обижается и хохочет. Привязал санки к его ошейнику, дело лучше пошло, двор стал мал, катались прямо на льду замёрзшего водохранилища, вплоть до занесённых метелью крокодилов.

Виктория, рафинированная столичная штучка из Москвы, бросилась к телефону обзванивать институтских подружек. Несмотря на некоторую удалённость от Минска, дом обречён на гостей, ну и ладно.

Новый год праздновали шумно, моя совсем немаленькая усадьба казалась тесной, она не вмещала столько людей с самой нашей свадьбы. Приехали Стас, Коган с женой и четырьмя парнями из белорусской сборной, Ким, тёща с Ольгой, родители тела, викины одногруппницы. Меня поздравляли с возвращением в большой бокс, желали победы на Олимпийских играх (куда советские спортсмены не попадут), в кубке мира по боксу в восемьдесят пятом (когда точно уже не смогу представлять СССР) и прочих успехов. Я старался держать улыбку, а на сердце кошки скребли, не давая насладиться моментом. Это в последний раз…

Во дворе, когда вышли дыхнуть воздухом, заодно поджечь бенгальские огни, Ким тихо спросил:

— Тоскуешь, что всё уходит в прошлое — безвозвратно?

— Если бы ты меня не сдал как стеклотару…

Он ухмыльнулся.

— Не сдал. Гэбисты и десятой части не знают того, за что нам полагалось бы лет по пятнадцать как с куста, если ты сам не раскололся. Ну а ехать за бугор — мы же давно уговорились. Твой срок в боксе проходит. Как и моей жизни вообще. Куда тянуть?

— Тянуть не позволят. Возвращаюсь на чемпионат СССР. Даже если не займу призового места, всё же перерыв больше полутора лет, едем в июле в Белград на молодёжный турнир до двадцати пяти. Сдаёмся в американское посольство. Югославы невозвращенцев силой не выпирают в Союз. Американцы делают нам визы, дальше — по обстоятельствам.

— Виктория и Маша?

— Беру с собой. В ФРГ или Британию трудно было бы объяснить. А так — почти социалистическая страна, туда даже по путёвке можно попасть, хоть нелегко простому человеку. Вику выпустят, я давно обещал ей мир показать.

Ким кивнул.

— Правильно. Она знает?

— Не будет знать, пока не поставлю в Белграде перед фактом. В Балашиху же поехала со мной. Ну так если перед разумным человеком поставить выбор: Нью-Йорк или Балашиха, что решит?

— Женщины порой непредсказуемы. Ну, это твоя семья, сам решай.

По принципу Скарлетт О’Хара «подумаю об этом завтра» я отложил морально-психологическую подготовку благоверной к измене Родине и после праздников отдался тренировочному процессу, где меня ожидал пренеприятнейший сюрприз.