Дворянин (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 20

— Господа, приготовились!- громко произнёс Геруа. Несвижский, скинувший мундир и оставшийся в белой, нательной рубахе и щегольски ушитых до состояния лосин форменных брюках, несколько картинно развернулся и встал к Даниилу правым боком, согнув руку и воздев пистолет со взведённым курком стволом вверх. Данька же остался стоять прямо, да ещё и сложив руки на груди.

— Даниил Николаевич, вы можете взять пистолет в руку,- обратился к нему Александр Клавдиевич.

— Нет необходимости,- небрежно отмахнулся бывший майор. Полковник Геруа неодобрительно покачал головой, окинул взглядом всех присутствующих после чего демонстративно пожал плечами и поднял руку с зажатым в пальцах платком.

— Начинайте…

— ДА-ДАХ!

Данька картинным жестом сдул со ствола дымок, затем невозмутимо вытащил из кобуры шомпол и начал неторопливо заряжать стволы своего пистолета. Оружие всегда должно быть заряжено! Все остальные не отрываясь пятились на валяющуюся на траве грузную фигуру Несвижского, уставившегося мертвыми глазами на низкие тучи. А потом кто-то из зрителей прошептал:

— Он даже не успел опустить руку…

Все эти картины прошлого промелькнули перед мысленном взором Даньки, когда он развернулся к Николаю и, эдак, вкрадчиво спросил:

— Как вы думаете, Ваше Высочество, чтобы случилось с Вами и Вашим авторитетом, если бы эта дорога не была построена.

— А почему она должна была быть не построенной?- удивился Николай.

— Ну, например, потому что командир Его Императорского Величества Лейб-гвардии Железнодорожного батальона вместо того, чтобы заняться прокладкой дороги по установленному и согласованному…

— Да читал я твои докладные, читал,- досадливо махнул рукой молодой Великий князь,- и губернаторские тоже. И не вижу больших проблем. Ну прошёл бы маршрут чуть по-другому — подумаешь…

— Ага-ага,- усмехнулся бывший майор,- вместо Чусового городка к Пчелиной заимке, что в семидесяти верстах от упомянутого.

— М-м-м… куда?

— Там пасека, речные ловы и солеварни у купца Бакулятьева, одного из собутыльников Несвижского. Вот он и придумал провести дорогу к себе на заимку. Ну чтобы товар удобнее было оттуда вывозить. А дорога до Тагила… да кому она нужна?

— Вот как?- Николай пожевал губами и нахмурился.- А ещё такие имеются?

— Трое. Причём даже если бы успели проложить до них всего треть пути — все рельсы и шпалы, заготовленные для этого сезона — были бы израсходованы… Скажу более — Несвижский хвастался перед офицерами своего батальона, что не собирается отправлять роты своего батальона в Нижний Тагил как это было согласовано, а наоборот, потребует перебросить в его подчинение дополнительные артели и ещё материалов. А ежели этого не было бы сделано… вернее, когда, потому что я не собирался это делать… так вот — он планировал накатать огромную жалобу с требованием полной приостановки работ и назначения большой ревизии. Понимаешь зачем?

Николай побагровел и натужно выдавил:

— Ну-ка поведай-ка…

— А затем, что он собирался сделать так, чтобы проект Уральской горнозаводской железной дороги окончился полным крахом, разорив всех своих пайщиков. Можешь себе представить как бы ты после этого выглядел в глазах тех, кто рискнул довериться тебе и Николаю Никитичу? Да и не только в них. Кто бы после этого рискнул бы поддержать хоть какое-то твоё начинание? И что бы в этом случае стало с твоим авторитетом?

Николай зло рванул застёжку воротника.

— Я всё это в таком виде не рассматривал… почему ты мне об этом не написал?

— Потому что любое письмо могут прочитать далеко не только те люди, которым оно написано.

— Я — Великий князь и сын императора…

— А Константин?- Николай замер, потом медленно выдохнул. А Данька закончил.- Насколько я помню, он кроме всего этого ещё и Цесаревич.

Николай вздрогнул, потом покосился на Даньку, пару мгновений поколебался, но затем, всё-таки, выдавил из себя:

— Нет.

— Что?

— Более он не Цесаревич. Александр в марте вызвал меня в Зимний где сообщил, что Константин уже который раз категорически отказался принимать корону, и объявил, что делает цесаревичем меня[1]…

[1] Автор знает, что в нашей истории Александр сообщил Николаю о том, что он делает его наследником ещё зимой 1819, но здесь немножко другой мир, немножко другой Николай, разделивший с Веллингтоном часть славы победителя при Ватерлоо, и немножко другие взаимоотношения между братьями.

Часть II. Переломный год.

1.

— Ыэх… ДЗОН! ДЗОН! Д-ДЗОН!- Даниил последний раз ловко саданул молотком на длинной ручке по головке болта и кивнул Николаю.

— Всё, Ваше Высочество, можно отпускать.

Взмокший Николай расслабил руки, разжимая клещевидный захват, которым удерживал «золотое звено», а стоявший наготове Демидов передал ему не менее золотую гайку. То есть гайка-то, естественно, была сделана из пудлингового железа на Верхнесалдинском заводе, но вот сверху покрыта настоящим сусальным золотом. Ну не было ещё здесь иной технологии «покраски» предметов и поверхностей в золотой цвет…

Великий князь и Хозяин Урала, как частенько именовали Николая Никитича льстецы, ищущие его милостей, довольно сноровисто накрутили гайки каждый на свой болт, время от времени бросая исподтишка опасливые взгляды на стрелы «паровых лопат», соединённые над их головами в этакую футуристическую арку, а Данька несколькими движениями накидного ключа с не менее длинной ручкой, нежели чем у молотка накрепко затянул их. И сразу после этого в небо взлетел фейерверк!

— Ш-ш-ш-ш-тыхс! Ш-шш-ш… ш-ш-шш… шш-штыхс!- ну как фейерверк… что-то типа… наверное… То есть сам бывший майор считать это за фейерверк не стал бы. Так — пороховые петарды с цветными дымами. Но, увы, никого, кто смог бы сделать настоящий фейерверк — Даниил здесь не нашёл. Хотя китайцев ему отыскали. Человек семь. Но никого умеющего делать фейерверки среди них не оказалось. Так что на все его вопросы китайцы либо недоумённо хлопали глазами, либо восторженно цокали языками, заявляя, что это «великое искусство» и что владеют им только, так сказать, «особы, приближённые к императору».

А сразу после фейерверка оркестр грянул кантату «Железная дорога» которую написал Алябьев… Ну да, Николай, помимо прокурора, долженствующего расследовать «убийство на дуэли начальника над Его Императорского величества Лейб-Гвардии Железнодорожным батальоном полковника Несвижского» привёз с собой едва ли не большую толпу, нежели была та, которая приезжала с Демидовым два года назад — военный оркестр, репортёров и литераторов, опять же художников и музыкантов, собственный конвой, чиновников Русско-Американской компании, купцов, торгующих с Китаем и Монголией, а так же тучу неясно какого народа непонятного вида и назначения. И все они сегодня были здесь, у моста… ну, то есть, вернее пока ещё собранной из брёвен эстакады через речушку Ломовка, в трёх с половиной верстах от Архангело-Пашийского завода.

Когда музыка, наконец, закончилась, и выстроенный рядом с оркестром караул из состава конвоя Великого князя Николая троекратно проревел «Ура!!!», Данька сделал шаг назад и махнул рукой. Пару мгновений ничего не происходило, а затем обе «кракозябли» взревели своими паровозными гудками и принялись медленно опускать и разводить в стороны свои визуально сцепленные ковши. Со стороны выстроившихся в линию художников нервно зашелестела бумаги. Стремившиеся непременно запечатлеть все столь впечатляющие детали этого воистину исторического момента мастера и подмастерья карандаша и кисти торопливо сбрасывали прямо на траву свои предыдущие эскизы и наброски и с напряжённо искажёнными лицами принимались за новые… Данька же только досадливо сморщился — эх, чёрт, как же не хватает нормальной фотографии. Но с какого бока к ней подступиться он со всем своим опытом фотографа-любителя даже не представлял. Вроде как там использовались какие-то соединения серебра, но какие? Да и людей катастрофически не хватало…