Развод. Ты не уйдешь (СИ) - Ярина Диана - Страница 9

Духи, конечно, ни в чем не виноваты, но теперь я больше не люблю этот аромат и без сожаления кидаю почти пустой флакончик в мусорное ведро.

Пусть теперь Глеб нюхает любовницу, а не меня.

***

Поздним вечером, когда, наконец, дети уже легли спать, появляется возможность спокойно поговорить с мамой. Судя по ее взгляду, этого момента она ждала целый день.

— Я подам на развод с Глебом. Мы можем пожить у тебя?

Она

Мне кажется, мама не удивлена. Этот день многое ей рассказал, плюс она не глупая и по моему поведению поняла многое. Но все же, я ловлю в ее глазах сожаление. Она искренне хочет мне счастья.

— Я надеялась, что до этого не дойдет, — вздыхает. — Надеялась, что ты мою судьбу не повторишь и тебе не придется ни воевать с мужем, ни растить детей одной. Уверена, что не поспешила с выводами?

— Не поспешила ли я? Да я в тот же самый день… Должна была заявить, при всех, что будет развод. Кем он меня выставил? — бросаю с обидой и болью.

— Маша — точно его любовница? Странно это все как-то... И про друга какого-то слышу впервые. Я не понимаю, как… Что стряслось? Почему? У вас же все хорошо было.

— Хорошо, но скучно. А еще Глеб теперь не видит смысла в праведной жизни, сам мне сказал. И, когда я ругалась, он ни разу не опроверг, что Маша — не его любовница. Да о чем говорить, мама! У меня есть глаза, есть уши. Эта сучка приперлась в дом хозяйкой положения… И на похоронах, тьфу…. Глеб в самый последний момент горсть земли бросил, когда уже закапывали. До этого со своей шлюхой на глазах у всех нянчился…

— Ты задавала ему прямые вопросы?

— Здесь не о чем говорить, — отрезаю. — И еще он меня ударил и позволил себе кое-что очень низкое. Не хочу говорить, — в горле собирается горечь.

Мама молчит, накрывает мою руку своей. Конечно, она за меня. Полностью, за меня. Однако она в недоумении и слабо пытается найти ниточки оправдания, но они рассыпаются трухой.

— Все-таки тебе нужно поговорить с Глебом. Выжди день-два, скажи, что у меня погостишь. Потом поговори. Спокойно, без скандалов. Вы взрослые люди и должны уметь говорить друг с другом. Выяснить все… Может, всего раз оступился?

Молчу, смотрю в кружку с давно остывшим чаем.

Внутри закипает что-то, я отнимаю ладонь из рук мамы.

— Ты много с моим батей говорила, — напоминаю ей. — Когда прогорело дело, он погряз в долгах и все продал, кроме этой квартиры, начал выпивать сначала немного, потом все больше и больше. Я уже была немаленькая и хорошо помню ваши разговоры в редкие моменты просветления. Когда он божился и у тебя в ногах валялся с клятвами, что больше пить не станет, а через неделю опять уходил в запой и х**ями с ног до головы обкладывал. Всех. В том числе и меня. А еще я помню, как мы то у родственников, то у друзей ночевали, когда он буянил. И как в одной ночнушке в подъезде зимой остались, посреди ночи выскочили и несколько часов там провели… Потому что у него уже совсем крыша поехала. А ведь ты с ним говорила, мама. Много говорила. Постоянно говорила! И что? Куда эти разговоры завели?!

Мама молчит.

Мой упрек справедливый, а еще я, наверное, как модно сейчас говорить, до сих пор где-то в душе травмированная и не вылеченная.

Несмотря на годы любви, заботы, внимания… Несмотря ни на что.

Хватило одного удара в спину, чтобы я внутри чувствовала себя снова той девочкой девочкой в тонких резиновых сланцах, продрогшей до самых костей…

— Про твоего отца и говорить нечего, — соглашается мама дрогнувшим голосом. — Но Глеб кажется не таким.

— Мам, — вздыхаю. — Ты просто ответь, я на тебя рассчитывать могу? Или нет? Вот и все. Мне демагогию разводить некогда, мне проблемы решать надо. Дел полно.

Может быть, отвечаю резко. Даже слишком.

Но мне так душу травят все эти разговоры о том, что все может быть не тем, чем кажется.

Скотство куда деть? Безразличие… Как мне дальше с этим жить?

— Конечно, доча! — плачет. — Какие еще сомнения! Живи, боже, сколько угодно. Разве я против? Только рада, что с внуками видеться буду…

Поплакав немного, она добавляет:

— Просто поговорить все-таки надо, Оль… За делами прятаться можно до поры до времени, но груз на сердце держать нельзя.

— Тут просто не о чем говорить, мама. Глеб этой потаскухе еще и машину присматривал, мне подруга сказала.

— Ой, а подруге-то веришь? Она прям застала их на горячем? Или ей просто что-то показалось, и она тебе принесла это как истину?

— Хочешь сказать, что Таня врет? Я с ней с университета дружу!

— Иногда подругам веры нет. Знаю, о чем говорю.

***

Нам с детьми хорошо в квартире у мамы.

На следующий день вставать не спешу, позволяю себе понежиться в постели до позднего часа. Втягиваю носом запах свежего завтрака… Кажется, мама варит кашу, еще что-то печеное, вкусно так тянет.

Приятно чувствовать, что кто-то готов о тебе позаботиться.

После завтрака выходим с детьми на прогулку во дворе. Совсем недавно, буквально в самом конце лета во дворе поставили хорошую детскую площадку, постелили газон. Теперь гулять здесь одно удовольствие.

Позволяю себе пока не думать о плохом, находиться в моменте, радуюсь, что дети играют и хохочут, Тамара увлекается, в ней еще пока много детскости, но с каждым месяцем все больше становится самостоятельной.

За нее я больше всего душой болею, как она переживет наш с Глебом развод? Ванька тоже по отцу скучать будет, уверена, но все же… Но все же он мал, значительно меньше Тамары.

***

После обеда оставляю детей с мамой.

Мне нужно поехать в квартиру и собрать наши вещи.

Еду на такси, смотрю на привычное место, где Глеб всегда оставляет машину. Место пустует. Я поднимаюсь на лифте на нужный этаж.

Ключи непривычно жгут ладонь… Испытываю волнение, которого не было раньше.

В нашей квартире пахнет знакомым и родным. С ноющей болью в груди поднимаю картину по номерам, оставленную на комоде. Тамара как раз просила меня помочь ей справиться с мелкими деталями, когда нас застала врасплох новость о смерти свекра.

Хожу из комнаты в комнату: стены хранят много приятных воспоминаний. Украдкой вытираю слезинки…

Потом решительно выдвигаю ящик, беру из него сумки и начинаю складывать самые необходимые вещи. Остальное потом возьму.

Как быть с игрушками Вани? Для них, кажется, отдельно несколько больших мешков понадобится!

Смахиваю испарину со лба, иду в комнату Тамары и...

вдруг понимаю, что в квартире я больше не одна…

Он

Моя жизнь разваливается на куски и все, что я делаю, это иду на работу. Выбираю из тех рубашек, что всегда висят в нашей спальне, в доме отца.

В нашей спальне. То есть, в моей спальне и спальне Оли. В доме отца давным-давно появилась спальня, которая стала нашей. Такой она оставалась до сих пор.

Я равнодушно скольжу взглядом по комнате, задерживаю взгляд лишь на идеально заправленной постели. Помню, как во время ночевок в доме отца, не мог сдержаться, лез к жене.

Отзывчивая, жаркая, очень страстная в постели.

Так, с первого взгляда на Ольгу и не скажешь, что она может быть жадной тигрицей. Внешне она сдержанная, холодная и чистая какая-то.

Волосы темные, кожа светлая, как та самая Белоснежка из сказок.

Оля всегда шептала: «Не надо, перестань… Вдруг твои родители услышат?»

Но потом сдавалась. Она всегда сдавалась моим рукам, и всегда потом краснела за завтраком, сидя за одним столом с моими родителями. Сколько бы ни провели жарких и приглушенно темных ночей, Оля всегда отговаривала меня и всегда таяла, сплетаясь своим телом с моим.

Потом мамы не стало… Как будто часть души отрезали.

Мне даже казалось неправильным быть счастливым и продолжать жить, как прежде, когда случается такое. Отец начал хворать, мы начали проводить время у него в гостях больше и чаще, чем прежде.