Скрывая улики. Компиляция (СИ) - Розенфелт Дэвид - Страница 69

— Никаких проблем. То, что я не доем, отнесу домой своему псу.

Когда официант удалился, я зачем-то напомнил:

— Пит, у тебя же нет собаки.

Он кивнул, признавая мою правоту.

— Ну, вот и будет повод завести. — Он огляделся. — Думаю, еще бутылочка вина нам не помешает.

— Мне даже информация от оплачиваемых осведомителей обходится дешевле, — пожаловался я.

— А ты ищешь какую-то информацию? — Он поднял глаза, удивленный.

— Я ведь согласился прийти сюда, правда? — сказал я. — Зачем, думаешь, я тебя на ужин звал? Предложение делать?

— И какая же информация тебе нужна?

— Об Алексе Дорси.

Он рассмеялся.

— Я не занимаюсь этим делом, балда. Я думал, ты это уже разнюхал.

— Я не имею в виду дело Гарсии. Я говорю о самом Алексе Дорси. Меня интересует, чем именно он занимался и почему его не приперли к стенке, когда Лори нашла против него улики. И почему его собирались прищучить сейчас.

— Не знаю, — сказал Пит.

— Как это «не знаю»?! Ты же, мать твою, лейтенант полиции, плюс ты чертовски любопытный сукин сын. Ты знаешь все, что у вас там происходит.

— Это слишком глубоко зарыто. — Пит покачал головой и неожиданно добавил: — Кроме того, «у вас там» — вовсе не обязательно там, где ты думаешь или где ты хочешь.

— Что это, черт возьми, значит?

Пит положил одну из своих вилок, думаю, третью по величине, если считать от самой маленькой, и уставился на меня. Такой взгляд запросто заставит уголовника признаться во всем, что он совершил за последние двадцать лет.

— Я намерен рассказать тебе кое-что, но только если никто не узнает, что информация исходит от меня. Надеюсь, твой бумажник это выдержит.

— Поверь мне, если за эту неделю я что-то и выяснил, так это то, что я, оказывается, умею хранить тайны.

Пит кивнул. Он и сам это знал, я мог и не говорить.

— Здесь замешано Бюро, — сказал он.

Меня это изумило.

— Ты имеешь в виду ФБР?

— Нет, блин, я имею в виду бюро, которое стоит у меня в кабинете.

Я проигнорировал эту шпильку. Слишком уж значимым было открытие.

— И чем же таким занимался Дорси, что это заинтересовало федералов?

— Понятия не имею, — заявил он, и я сразу ему поверил. — Все, что я знаю, это слушок, что федералы запретили Отделу внутренних расследований заниматься этим делом. Думаю, они тоже расследовали его со своей стороны.

— Тогда почему вдруг все изменилось? Почему Дорси пришлось скрываться?

Ответа на этот вопрос Пит не знал, и тогда я спросил его, слышал ли он когда-либо о Джеффри Стайнзе. Он сказал, что нет, но согласился проверить его. От Винса я до сих пор не получил никакой информации, так что вовлечь в это дело еще и Пита, безусловно, имело смысл.

Я уже собирался идти, но Пит заставил меня ждать, пока он попробует и крем-брюле, и некое «вишневое торжество». Оба десерта заслужили его одобрение, хоть он и счел крем-брюле «слегка в пупырышку». Я сказал ему, что если он еще когда-нибудь выберет ресторан вроде этого, я покажу ему «пупырышку» несколько другого рода.

По дороге домой я начал продумывать свою стратегию. Мне надо попытаться вести это дело так, как если бы я не знал доподлинно, что Гарсия невиновен, а это подразумевает выяснение всего, что только возможно, о жертве — Дорси. Если Пит не соврал насчет ФБР, а он редко ошибается в таких вещах, тогда здесь целая куча некопаной информации, и нарыть ее будет ой как невредно.

Дома меня ждало чудо. Лори сидела на крыльце и гладила Тару. Я припарковал машину и направился к ним, а они встали с крыльца и направились ко мне.

Лори крепко обняла меня, а Тара села рядом в ожидании своей очереди. Объятие продолжалось довольно долго, и это было хорошо. Я никуда не спешил. Наконец она отстранилась и заглянула мне в глаза.

— Я знаю, ты не мог взяться за это дело, чтобы ранить меня, — сказала она.

— Не мог.

— Я знаю, что у тебя была серьезная причина заняться им, — сказала она.

— Была.

— Я знаю, что ты не можешь назвать мне эту причину.

— Не могу.

— Я знаю, что ты любишь меня.

— Люблю.

— Я знаю, что ты хотел бы, чтобы я осталась с тобой сегодня вечером, хотя сегодня не понедельник, не среда и не пятница.

— Хочу.

— И я знаю, что еще один односложный ответ, и я еду домой, а ты пропустишь самую жаркую, дикую, возбуждающую и страстную ночь любви в своей жизни.

— Я гарантирую, что больше никогда не буду отвечать односложно. Я обещаю тебе развернутые ответы. Я тебя обожаю и буду говорить до тех пор, пока ты не скажешь мне: «Заткнись».

— Заткнись, — сказала она.

Я прибыл в суд задолго до начала предварительного слушания, чувствуя одновременно легкий страх перед тем, во что ввязался, и возбуждение — у меня наконец-то есть дело. Возбуждение, видимо, преобладало, потому что я обычно редко добирался до суда вовремя, а сегодня приехал так рано, что даже удалось припарковаться без проблем.

Оскара еще не привезли. Я позвонил Кевину Рэндаллу, извинился, что не смогу быть у него, как договаривался, и в двух словах объяснил, по какому поводу хотел встретиться. Кевин тактично воздержался от комментариев по поводу моего решения и согласился по моей просьбе попытаться выяснить у следователя, который обследовал тело Дорси, подробности его гибели, например, точное время смерти.

Среди массы несомненных достоинств Рэндалла больше всего меня привлекала в нем абсолютная надежность. Если он за что-то берется для тебя сделать, можно смело вычеркивать это из списка своих забот — он сделает все возможное, и сделает хорошо.

Странно сложилась судьба Кевина — он попал в ловушку своей безупречности. Первоклассный юрист с огромным опытом как на стороне защиты, так и на стороне обвинения, он страдал от мук совести. Будучи прокурором, боялся, что благодаря его непревзойденному таланту невиновный человек может угодить за решетку. А в качестве адвоката боялся оправдать опасного преступника.

В конце концов он все бросил и открыл «Юридическую прачечную», где клиенты могли постирать одежду и получить бесплатную юридическую консультацию. Лори хорошо знала Кевина, по ее совету я воспользовался его помощью в деле Уилли Миллера. С тех пор он заходил ко мне не реже двух раз в неделю, давая понять, что готов оказать помощь в моих следующих делах, если, конечно, проблемы с отбеливателем или умягчителем ткани и тому подобным не требовали его личного присутствия.

Привезли Оскара, и я несколько минут беседовал с ним в приемной по поводу предстоящей процедуры. Он был не новичок в общении с законом и довольно быстро схватывал суть. Дилан уже собрал членов большого жюри,[2] которое должно было зачитать Оскару обвинения, а оно, в свою очередь, должно было пригласить прокурора. Все, что требовалось от Оскара в ходе этих слушаний, — сидеть прямо, прилично выглядеть и четко произнести «Невиновен», когда его попросят сделать заявление.

Когда явилась охрана, чтобы проводить Оскара в зал суда, я пошел рядом. Мы почти дошли до стола защиты, когда я услышал, как он произнес — должно быть, просто буркнул себе под нос:

— А эта сука какого черта здесь делает?

Я посмотрел туда, куда смотрел Оскар, и увидел Лори; она стояла в конце комнаты.

— Ты о ком это? — спросил я, продолжая идти рядом.

— Вон о той суке в синем платье.

Сомнений не было, он имел в виду Лори.

— Следи за своим языком, когда говоришь о ней, — сказал я.

Это был жалкий, ненужный, но непроизвольный акт словесного рыцарства.

Мы дошли до стола защиты и сели.

— Ты хочешь сказать, что знаешь ее? — спросил он.

— Знаю.

— Ну, раз так, то вот что я тебе скажу, мужик. Помнишь, ты просил меня составить список врагов? Людей, которые хотели меня подставить? Так вот, она пойдет номером первым, прямо во главе списка.

— Ты бредишь, Оскар.