Игра в дурака - Левит Ирина - Страница 44

— Тут еще занятнее. — Мне показалось, что Лузганов аж облизнулся. — Никита Петрович в рост пошел. Представь себе, Игорек. Когда у него вся обойма была, он на плаву хоть и держался, однако начал захлебываться, я тебе рассказывал. А сейчас явно ожил. Вот что значит в экстремальную ситуацию попасть. Для некоторых людей это самые дрожжи. Знаю, Игорек, тебе Бреусов не по нраву, однако толковый парень, ничего не скажешь. И еще. Вы Сокольникова с Желтухиным ищите, полиция ищет, и есть третья команда, которая след пытается взять. Команда, человека три-четыре, московская, ее Бреусов вызвал. Работают ребята тихо, почти незаметно. Попытался в Москве справки навести, увы, ничего не выяснил. В общем, имейте в виду.

Ну что ж, будем иметь в виду. Хотя интересно хоть глазком глянуть, кому это Виталий доверился.

…Земцов с военкоматом договорился (исключительно благодаря личным связям), и Володю Кротова в полном соответствии с его фамилией отправили рыться в базах военнообязанных. Володя — человек безотказный, но тут возроптал: дескать, пусть Славик Цветков лучше запустит программу распознавания лиц. Славик — тоже человек безотказный, но возроптал в ответ: слишком мало данных (человек, похожий на Желтухина, — совершенно размытое определение), в результате получим кучу «мусора» и т. д. В общем, перевесила идея военкомата.

Из его недр Кротов принес шесть фотографий — с именами, фамилиями, адресами и телефонами.

— Вот, — сказал, — эти наиболее похожи.

Мы приставили фотографию Желтухина. В самом деле, сходство имелось.

— Молодец, Володя, — одобрил Гена. — Я в тебе не сомневался.

Можно подумать, во мне и Погребецком он сомневается ежесекундно.

Нина Федоровна Копалкина нас тоже не подвела. Внимательно изучила все шесть фотографий и вынесла вердикт с безапелляционностью старой учительницы:

— Вот этих двух выбросите. А эти похожи. Хотя, — тут она позволила себе легкое сомнение, — точно не скажу, что среди них есть тот парень.

Я готов был при жизни поставить памятник Володе Кротову, потому как от одной только мысли, сколько ему пришлось перелопатить личных дел в поиске нужных нам людей, мне становилось плохо. Причем я нисколько не сомневался: он никого и ничего не упустил, и посади мы сейчас хоть целую бригаду на проверку его сведений, не получим ничего нового, кроме того, что получил в одиночку Кротов, действуя по собственной методике, которая позволила управиться с весьма трудоемким делом за относительно короткое время.

Перебрав по травинке целый стог сена, Володя выложил нам на стол шесть «иголок». Две из них забраковала Копалкина, оставив четыре. На то, чтобы сократить весьма скромный список еще на половину, мне понадобились двадцать минут. Я позвонил на два рабочих телефона и выяснил, что один из предполагаемых «Желтухиных» уже полтора месяца безвыездно находится в командировке в Хабаровске, а другой почти месяц безвылазно сидит у себя дома со сломанной ногой. Следовательно, в штабе Козлинского они появиться никак не могли.

Остались врач из детской поликлиники и сотрудник багажного отделения из аэропорта. Я решил начать с врача — исключительно по причине территориальной близости. До поликлиники мне было семь минут хода, а до аэропорта — примерно сорок минут езды.

В детской поликлинике заданный мной по телефону вопрос: «Когда принимает врач Шрамов?» — был встречен отчего-то с раздражением.

— С двух часов. Но талонов предварительной записи сегодня нет и не будет, — ответил юный женский голос с такой интонацией, словно я нанес его обладательнице сильное оскорбление.

Признаться, я не придал этому особого значения — какое мне, в конце концов, дело, как общается с народом медсестра из регистратуры? Однако появившись в поликлинике заблаговременно, в половине второго, я смог воочию убедиться, что в учреждении, где, по моим представлениям, должны работать люди сердобольные, вполне есть место для маленького серпентария.

Медсестрой из регистратуры (я узнал ее по тонкому, слегка писклявому голосу) оказалась девица лет двадцати, чью миловидность портили тонкие поджатые губки и раздражение, красочно пропечатанное на ее лице.

Обычно я произвожу хорошее впечатление на женщин, особенно если настроен благодушно, однако моя окрашенная любезностью заинтересованность: в каком кабинете принимает Юрий Васильевич Шрамов, тут же натолкнулась на встречный и отнюдь не любезный вопрос:

— А у вас талон есть?

— Мне не нужен талон, мне нужен номер кабинета, — вежливо пояснил я, вызвав у девицы немедленный приступ гнева.

— Доктор Шрамов до ночи должен здесь торчать? Сами, небось, на минуту после работы не останетесь, а врач — не человек?! У него весь день под завязку, на секунду выйти не может! Совсем заездили! Не взяли талон, и не надейтесь, карточку не дам! Звоните завтра с восьми утра и записывайтесь!

Конечно, я мог плюнуть на эту злыдню и выяснить номер кабинета у любого встреченного в коридоре медработника, однако меня заело. Поликлиника, предназначенная для больных детишек, — совсем не место, где надо разводить бюрократию и устраивать разносы. В конце концов, детские хвори не считаются с количеством талонов, а уж тем более с настроением девицы из регистратуры, которой никто не вменял в обязанность быть злобной овчаркой на пороге хозяйского дома.

Я уже приготовился сказать пару ласковых, но не успел, потому как услышал за своей спиной робкий голос:

— Простите, я могу сегодня попасть на прием к Юрию Васильевичу Шрамову?

Женщина была примерно одного возраста с медсестрой, однако уже познавшая радость материнства. Впрочем, горечь тоже, если судить по ее расстроенному личику, обращенному одновременно к стойке регистратуры и к малышу с перевязанной ручкой. Малыш прижимался к плечу матери и жалобно хныкал.

— Талон есть?! — рявкнула медсестра.

— Он руку поранил, — едва ли не всхлипнула юная мама, но ее явно бездетная ровесница озлилась еще больше.

— «Скорую» вызывайте! Они обязаны ездить по любому звонку! А у нас хирург принимает только по талонам предварительной записи! Есть талон?

Юная мамаша испуганно захлопала ресницами.

— Фамилия?!

— Смирнов… Паша… Четвертый участок…

Медсестра быстро пощелкала клавишами компьютера и бросила злорадно:

— Нет талона! Все! Не дам карточку!

Малыш, словно почувствовав неладное, перешел от хныканья к плачу, женщина принялась его судорожно успокаивать, но, похоже, успокаивать уже нужно было ее саму.

И тут я понял, что настоящий мужчина обязан заступиться за женщину, даже если защищать ее нужно от другой женщины, которая вовсе не женщина, а в лучшем случае представительница женского пола.

— Значит, так. — Я навис над стойкой и произнес угрожающе: — Я из облздрава. Если вы немедленно не дадите карточку, обещаю вам крупные неприятности.

— Ха! — Медсестра не только не испугалась, но даже преисполнилась какого-то ведьминского ликования. — Па-а-думаешь! Из облздрава! Да что вы мне сделаете, хлыщ лощеный? Главврачу нажалуетесь? С работы выгоните? Да на мою зарплату много дур вы найдете? Кого вы отыщите за эти шиши?!

— Возможно, увольнение вас не очень беспокоит, — произнес я с интонацией вампира, прицелившегося в аппетитную шейку. — Но я не просто работаю в облздраве. Я там работаю юристом, а вы только что совершили два проступка: один из них подпадает под действие административного права, а второе — уголовного. Вы нанесли публичное оскорбление должностному лицу, то есть мне. А также вы отказали в медицинской помощи больному ребенку, что влечет за собой куда более серьезную ответственность. Вплоть до тюрьмы на длительный срок. Вы хотите в тюрьму на длительный срок?

Вообще-то я с некоторой вольностью отнесся к юридическим тонкостям, но медсестре это знать было не дано. Зато она быстро сообразила, что не только ей позволено измываться над окружающими — нашелся куда более изощренный садист.