Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 58

Кое-как изложив свою программу, свой путь решения Великой теоремы Ферма – тот самый, что позже описал в письме Гельфанду, – я, помню, сжался, потный и взъерошенный. Меня тут же забросали вопросами, трое на одного.

О, никогда ранее, ни на каких экзаменах или матолимпиадах, мои ответы не продумывались настолько тщательно!

Во втором часу наших посиделок, когда Андрей Николаевич затеял чайную церемонию, я прошмыгнул к удобствам – унять дрожь, смыть липкую испарину, выдохнуть.

Вероятно, Колмогоров даже не догадывался, что окошко на кухню пропускает не только свет, но и звуки…

«Не понимаю, как… – бормотал он, позванивая посудой. – Ладно, Галуа. В то время, чтобы знать всю математику, было достаточно понять тридцать книг. Через сто лет, когда мы с вами начинали, таких книг стало полторы сотни. Это еще подъемно. Вот, ты, Виталий, смог их освоить к восемнадцати, и уже студентом писал работы мирового уровня. Ты, Пес, то же самое в девятнадцать сделал. Я-то чуть позже на этот уровень вышел, сначала историей интересовался… Но сейчас-то! Сейчас, чтобы знать всю математику, надо понять не менее пятисот книг! Это, при таланте любой величины, невозможно сделать за год!»

Я замер, слыша, как попискивает участившийся пульс, и еле разобрал задумчивый, картавый голос Александрова:

«А он все и не знает… Мы ж поковыряли его. Очень фрагментарно. Где-то очень густо, где-то так себе».

«Ты не понял! – с чувством сказал Колмогоров. – Смотри, вот в чем странность: чтобы быть готовым штурмовать Ферма по его программе, надо отлично понимать несколько областей. Он их и понимает. Остальное – на уровне доцента института, что тоже в шестнадцать лет странно. Но! Откуда он заранее мог знать, где именно надо глубоко копать, а где – не надо?! Это выглядит нелепо, как шикарный, устремленный в небо дворец в окружении халуп!»

Я долго и очень тщательно вытирал руки. Вернулся на кухню, нацепив рассеянную улыбку.

Мы пили чай с конфетами «Мишка косолапый», и мило беседовали…

…Я разлепил глаза. Моргая, глянул на будильник. Шесть утра.

Дом еще цепенел, вылёживая последний сон, но маме скоро вставать. Зашипит, забрызжет душ, и тень махрового халата зареет за дверным стеклом, рифленым и узорчатым.

Сдержанно грюкнет сковородка, дверца холодильника отвесит смачный шлепок. Спросонья забормочет отец, шаркая шлепанцами.

Неведомо какими токами воздуха донесенный, завьется аромат маминого кофе. Заскворчит папина яичница…

А мне еще можно поваляться! С наслаждением кряхтя, я повернулся набок. Дремотно перебрал мысли, и фыркнул в подушку.

«Уж перед самим собой-то притворяться не стоило бы! – пригвоздил я натуру. – Да, та встреча в башне МГУ оч-чень памятна, как пейзанину – аудиенция у короля, но разве математические восторги переполняли тебя летом? Ты лучше не «кэпител оф зэ Грейт Бритн» вспомни, и не столицу нашей Родины, а Черноголовку! Личная жизнь затмила все твои планы и раздумья, науку и политику! Разве не так? А что происходило в Виннице? Давай, сформулируй для себя, четко и ясно!»

Я беспокойно заворочался.

«Что, потерял Олю – и вернулся на «запасной аэродром»? Или то альковное неистовство, что охватило тебя в Черноголовке, было всего лишь порывом – хотения тела пересилили веления души? Ведь в любви ты признавался Томе, и разве твое чувство к ней – ложь или притворство?»

О, нет, былые амурные видения меня не покидали, мы с Томиком по-прежнему комплементарны…

«Однако, – холодел голос совести, – если данное утверждение истинно, то что же с тобой произошло в сладостном и тревожном месяце июне, четырнадцатого числа? М-м?»

Пыхтя, я лег на спину, уставившись в потолок.

«Мальчик поддался искушению, зная девушку какой-то час? Увлекся соблазнительным силуэтом на пылком гормональном фоне?»

Я покачал головой, перекатывая ее по мятой подушке.

Всё так… и не так.

Тот танец, то нездешнее парение мне не забыть никогда. Мы с Олей кружились, словно одни в целом свете. Я видел только ее глаза – и каждую мою клеточку обжигала нечаянная близость! Тепло гибкого девичьего тела, касанья рук, касанья ног, бесстыдно зовущие взгляды, даже горячее дыхание, что срывалось с сухих губ – всё влекло меня, затягивая в «медовую ловушку», куда я и сам мечтал угодить…

Соблазн? Сеанс сексуальной магии? Да как угодно назови, только не увлечением! Тогда какую дефиницию подвести под то, что было между нами?

«А зачем тебе? – недобрая усмешка тронула мои губы. – Что было, то было. Прошло…»

Щелкнула, отворяясь, дверь, и я вздрогнул.

– Сынуля… Встава-ай… – ласковый мамин голос щекотно тронул слух.

– Встаю… – мне удалось изобразить горестный стон.

– С праздничком! – хихикнули за дверью.

Избив одеяло ногами, я сел – и мягко завалился на ковер, перекатываясь спиной. Растяжка… Связки… Колени, локти, позвоночник…

Отжался раз десять для разогреву, нанес тени травмы, несовместимые с жизнью – и добавил громкости радио.

– …Вычитать и умножать, малышей не обижать учат в школе, учат в школе, учат в школе! – выводил пионерский хор.

– Мы пошли! – громко сказала мама из прихожей, и смешливо присоветовала: – Дюш, чтоб малышей не обижал!

– Пошли, пошли… – заторопил ее папа. Просунувшись в дверь, он внушительно добавил: – И малышек – тоже!

– Ла-адно! – отозвался я.

Лязгнул замок, затопали шаги на ступенях – и тишина. Пришло мое время.

Сунувшись под душ, я окатил себя горячими струями, потом ледяными, и до скрипа растерся полотенцем. Хорошо!

И яичница еще теплая! Всё, как я люблю – белок прожарился в нежный белый натек, а пара желтков блестит полужидкими линзами. И колбасочка колечками, и помидорчики дольками, и зеленый лучок… Объеденье!

Я прислушался. Бесстрастный голос диктора деловито выкладывал:

– …Назначенные на осень военные учения «Щит-78» пройдут на территории Чехословакии, ГДР и Советского Союза. В маневрах примут участие войска СССР, ГДР и ЧССР. Как подчеркнул товарищ Устинов, объединенные вооруженные силы стран-участниц Организации Варшавского Договора, в отличие от агрессивного блока НАТО, будут сокращаться. Именно поэтому требуется принять меры для сохранения необходимого уровня боеготовности…

«Правильно, – усмехнулся я. – А заодно пусть отработают вторжение в Польшу с юга, востока и запада…»

С аппетитом доев свою порцию, выпил два стакана компота – и пошел собираться в школу. У спасения СССР есть и комичная сторона…

* * *

Отражение в зеркале меня успокоило – подросло и окрепло. Главное, детская припухлость помаленьку уступала мужественной твердости черт.

«Красавчег!»

Согнав с лица мрачное печоринское выражение, я шагнул за порог. Четыре оборота ключа – и лестница загудела под скачками через три ступеньки.

Заученный ногами поворот и переход… Через дворик «Гипрорыбпромпроекта» наискосок… Еще поворот – и я с ходу окунулся в веселое буйство бантов и гладиолусов.

Вот, вроде бы все, от малолеток до старшеклассников, смурнели, ожидая начало учебного года, а как собрались на торжественную линейку – хохочут, галдят радостно, словно и впрямь великий праздник. Первый день осени…

– Дюха, здорово! – налетел Паштет, рассеяв мое элегическое настроение. – С Днем знаний! Ну, как там Лондон?

– Загнивает, – нацепил я дежурную улыбку.

Пашка расхохотался, перехватывая пузатую кожаную папку, набитую учебниками, а ко мне на секундочку прижалась Кузя, как бы невзначай, с расчетливой, чуть томной грацией.

– Привет, Андрей!

– И всё? – возмутился я. – А поцеловать?

– Соколо-ов… – на какое-то мгновенье в светло-карих глазах мигнула растерянность. – Вот, честное слово, ты у меня взрыднешь!

Зорька, наблюдавшая за нашей сердечной встречей, резко отвернулась, а я отметил мельком, как Света вытянулась за лето. Можно сказать, похорошела… но ничуть не изменилась внутренне. И мне оставалось принять безразличный вид, что далось легко – каникулы тоже не прошли для меня даром…