Как приручить дракона 2 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 28

Мрачный лес на пригорке меня абсолютно не пугал. Я вынул из кармана пачку салфеток, вытер штиблеты, отряхнул и расправил костюм и повернулся к Риковичу:

— Есть жвачка? — во рту было слишком ликерно и слишком шоколадно.

— Апельсиновая пойдет? — он полез в карман.

— Пойдет. И что, вон там, за распаханной полосой — Хтонь? Бывший сафари-парк? — я вытянул из салона трость-копье и покрутил его в руках.

Не так удобно, как лопатка, конечно… Но — управлюсь как-нибудь. Иван Иванович почесал обеими руками свою рыжую шевелюру и пояснил:

— Еще десять лет назад тут всё для туристов было оборудовано. Паровозик… Электровозик ходил, вагончики за собой таскал, с туристами. Из таких же вагончиков животных обычно кормили, вот зубры, лоси, олени и прочие кабаны с косулями и выбегали навстречу. Визг, писк, фотографии, восторги! Все счастливы. А потом тут Вишневецкие с Ходкевичами и Олельковичами сцепились…

— И что? Что с животными-то?

— Хтонь с ними со всеми — вот что! Когда Вишневецкие давить начали, то Ходкевичи родовой Ultima Ratio применили, потом Вишневецкие жахнули… Теперь у Вишневецких из всего рода — один старикан, два пацана мелких и девка какая-то, от Ходкевичей тоже почти никого не осталось, кроме женщин и детей, но там бабка серьезная, она всех в ежовых рукавицах держит, они выдюжат. У Олельковичей вроде получше, там глава рода выжил и из молодых кое-кто, потому как сразу понял, что старый Ходкевич полную хрень сотворил, используя ультиму, и приказал своим отступать…

— И что я могу со всем этим предпринять? — поинтересовался я. — Это жутко увлекательно, и я потом попрошу вас про Вишневецких и всех остальных поподробнее рассказать, но… Сейчас-то что делать?

— А… Ничего. Иди вон — по асфальтовой дорожке, пока она не кончится. Там будет шлагбаум, ты или пролезь под ним, или перепрыгни — только не сворачивай и не касайся. Ну, и дальше по тропинке — пока хатку кудесника у яблоневого сада не увидишь, там будет Мартышка… В смысле — Марта Васильевна Крышкина.

— Хатка кудесника? Это что еще за бесовщина?

— Раньше туристический объект, локация для фотосессий. Теперь — сам увидишь. Ну, давай, Пепеляев, вперед. Шагай. Вон, уже и наши подъехали, так что если что — залетим на конвертопланах, все там разбомбим и тебя вытащим…

Действительно, обернувшись, я разглядел на дороге колонну из броневиков, ощетинившихся во все стороны стволами автоматических пушек и пулеметов. Они разрывали сумерки снопами света из фар, земля дрожала под десятками колес. И почти не было слышно моторов!

В небе мелькали габаритные огни конвертопланов огневой поддержки.

— Давай, два часа у тебя, — махнул Рикович. — Потом начинаем силовую операцию. Если не поможет — буду вызывать министерских. Но очень бы не хотелось. С Богом!

— Однако! — взмахнув тростью я зашагал по асфальту в сторону границы Хтони.

Мало того, что привезли черт знает куда, еще и условия теперь ставят! Не было такого уговора, сударь целовальник! Ух, отольются тебе мои слезы!

На самом деле, никаких слез не было. За эти месяцы я пообвыкся на своей второй работе, чудища и магические спецэффекты меня пугали мало. Плевать им на меня было, если честно. Так что, пока я не совался в зубы тварям и не прыгал по пораженным скверной местам типа кровавых болот или черных булькающих провалов в земле, я был для Хтони пустым местом.

Рыжебородым, оконфеченным пустым местом в коричневом костюме-тройке, кожаных стильных штиблетах и с тросточкой в руках. Я шел и, ей-Богу, насвистывал мелодию «Хасбулат Удалой», он же — гимн США. Никогда не сравнивали? Страшное сходство. Я не фанат заокеанских товарищей, я фанат странных параллелей…

Мимо пробежал шерстяной мужик с оленьей башкой, следом за ним — еще один, только с кабаньей. Сохранить самообладание оказалось довольно сложно, особенно когда их обоих ухватили толстые гибкие корни растущего у самой дороги дуба и потащили внутрь ствола, который раскрылся навстречу добыче зубастой трепещущей пастью.

— Однако, ничего нового. Стандартный набор для Полесья: живые деревья, сумасшедшие зверолюды, хищные трясины, — пробормотал себе под нос я. — Ничего нового.

Темнело. Лес стонал, выл, скрипел и перешептывался. Видно уже было откровенно плохо, так что я даже пожалел, что не взял фонарик.

— ИДИОТ, — рявкнул дракон. — ЗА КАКИМ БЕСОМ ТЕБЕ ФОНАРИК? ТЫ УМЕЕШЬ ТО, ЧТО УМЕЮ Я!

— Просить не собираюсь. Обойдусь как-нибудь. К тебе обращаться — себя дороже! — отмахнулся я.

— ЛАДНО, СПРАШИВАТЬ НЕ БУДУ, САМ ПОМОГУ!

Хоп! Я вдруг стал видеть в черно-белом диапозоне, а твари и всякие иные живые существа подкрасились, как в тепловизоре.

— Однако!

— ДВАКО, ЯТЬ! ПОЛЬЗУЙСЯ, УБОГИЙ, ПОКА Я ДОБРЫЙ!

Я достал телефон и сфоткал себя на фронталку. Вот же черт! На портрете глазки мои горели адским пеклом, точно, как описывалось в книжке Генриха Инститора! Я огляделся: лес вокруг кишел разными существами, гадами малыми и великими. Они носились туда-сюда, жрали друг друга, решали какие-то свои вопросы и не обращали на меня никакого внимания. Так что я вполне бодро перепрыгнул обещанный шлагбаум, который тоже почему-то в открывшемся мне диапазоне выглядел так, будто вместо трубы проход перегораживал нагретый кипятильник, и зашагал вверх по холму, откуда доносилось довольно мелодичное пение:

— Я построю гарем на четыреста мест

Будут пальмы, фонтаны, павлины…

Кандидатов в мужья посажу под арест

И ревнивых, и лысых, и длинных!

Такой джазовый голос, как у толстой негритянки. Я даже заслушался. А потом как-то пришел в себя, осознал контекст и вообще — тот факт, что это мне Хтонь тоньше лезвия, а обычному человеку — если военных можно назвать обычными людьми — длительное в ней пребывание может здорово ударить по здоровью и без всяких хищнических поползновений со стороны местной флоры и фауны.

Называя вещи своими именами — я боялся, что Мартышка там с ними совокупляться пытается. Вот это было бы прям страшненько. Вот этого бы я служивым не пожелал… Это в сервитуте плакаты с кошкодевочками и лисодевочками — штука довольно популярная, вон даже у Барбакана в «Орде» за прилавком я такой видал, а у нас, в земщине, народ более консервативный. Одно дело — белокурая эльфийка, другое — дикая шерстяная баба. Пусть и не лишённая некоторого шарма.

Остановившись, чтобы пропустить какие-то отрастившие ложноножки болотные кочки, я призадумался — как себя вести с сударыней Крышкиной? С одной стороны — хтоническая сущность. С другой стороны — как минимум дней пять в месяц каждая женщина в некоторой степени — хтоническая сущность. И что теперь — тростью в нее тыкать? В женщин в такие периоды вообще тыкать ничем не рекомендуется, опасно для жизни… Как говорил некто Геральт из Ривии — « Вежливость никогда не помешает, тем более, что она ничего не стоит».

Но вежливость мне не понадобилась.

Только я вышел на пригорок, только успел разглядеть дебелую фигуру Мартышки, которая сидела на оструганных бревнах крыльца кудесничьего домика и штопала камуфляжный китель, только убедился, что с четырьмя служивыми все в порядке — они дрова колют у поленницы и складывают их — как Марта Крышкина совсем по-бабьи взвизгнула, увидев меня и подпрыгнула выше собственного роста:

— Все, — сказала она, приземлившись, и приложила огромные, как лопаты, ладони к щекам. — Звиздец мне пришел!

— Это не звиздец, — удивился я. — Это я пришел.

— А я о чем говорю! Звиздец и есть. Малюта, ну почему так всегда? Почему тебе мужиков на кол сажать можно и целыми полками испепелять, а мне себе парочку взять — нельзя? Ну, что за несправедливость⁈ Это что — так без мужика и жить теперь?

— Я не Малюта, — сказал я. — Я Пепеляев.

— Гля! — мартышка даже ладони от лица убрала. — Шо — правда? Не Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский?

— Нет, — твердо заявил я, несмотря на шевеления дракона, который явно что-то хотел сказать, но сдерживался. — Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, если хотите.