Наследник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 39

— Сын, что исполняет волю отцову, — это правильно, — вдруг заговорил старший.

Колонна же ждала и не двигалась.

На слова старшего я лишь склонил голову, признавая его правоту и мудрость.

— Андрейка, а ты крест целовал уже царю? — вдруг подъехал ко мне молодой и внимательно глянул.

Я же еле сдержался, чтобы не ляпнуть: «Которому? А то в последнее время что-то царей расплодилось».

На вопрос же лишь помотал головой.

— Откуда ты, Андрей? Да, что за люди с тобой, родичи твои?

— Из-под Гороховца я. Это же отцовы послужильцы, а теперь и мои, — тяжко вздохнул я.

— Ну, раз не целовал ты крест еще царю, то сейчас это и сделаешь, — веско произнес старший всадник.

«Видать, царский посланник, а может, еще и боярин какой», — мелькнула у меня мысль.

По знаку старшего тут же с телег принесли большой золотой крест с драгоценными каменьями и книгу, украшенную под стать, тут и поп в рясе нарисовался.

Нам же пришлось слезать коней и подходить. Прокоп строго на меня глянул, да и по остальным взглядом прошелся, чтобы мы ничего не учудили.

Ну да стоит только проявить сейчас неуважение, и к нам тут же возникнут вопросы, возможно, и со смертельным исходом. А если всплывет, что мы целовали крест Лжедмитрию, то и вовсе на месте убьют или на дыбу потащат. Что лучше, умереть на месте или после пыток?

Как говаривал один литературный персонаж: «Если мне приходится выбирать из двух зол, я предпочту не выбирать вовсе».

Жизнь штука сложная, к сожалению.

Тем временем нам озвучили, что целовать крест мы будем царю Федору Борисовичу и клясться ему в верности за себя и потомков своих до седьмого колена.

— Запомнили? — обратился к нам молодой.

— Запомнили, — кивнул я. Пытаясь изобразить на лице благолепие и вообще, что сейчас от счастья описаюсь.

Я первым произнес слова клятвы, а после, перекрестившись, поцеловал крест и Евангелие, следом за мной повторили и остальные, даже ни у кого мускул не дрогнул.

— Вот и славно, — произнес старший из двоицы.

— Царь Федор милостив к своим холопам, оттого держите, — подключился младший, залез в кошелек и, вытащив оттуда монету, бросил мне. Которую я на лету поймал и, отвесив поклон, поблагодарил за царскую милость и щедрость.

Старший вновь махнул рукой, крест и Евангелие спрятали, и спустя минуту отряд отправился дальше по дороге.

Нам же пришлось отойти с дороги.

— Эй, служивые, а это кто, боярин али князь? — повысив голос, спросил я.

— Это Вельяминов Афанасий Матвеевич и сын его, царские родичи. Считай, сам царь тебя облагодетельствовал, — донесся до меня чей-то ответ, и я кивнул.

— Благодетели хреновы, — проворчал я, когда отряд отошел подальше, а монету припрятал. Отдам кому-нибудь из нуждающихся в монастыре, хотя хотелось выкинуть эту копейку, но я сдержался.

— Видать, по городам поехали, клятву Федору принимать, — глядя на спины отряда, хмыкнул Прокоп.

— Так мы, получается, теперь клятвопреступники? — тихо произнес Вишка, но я его расслышал, как и остальные.

Под нашими взглядами он потупился.

— С чего это мы клятвопреступники? — вкрадчиво спросил Прокоп.

— Ну как же? В Туле мы Дмитрию Иоанновичу крест целовали. А тут царю Федору Борисовичу. Вот и выходит… — И Вишка развел руками.

— Так то под принуждением, что там, что здесь. Попробовали бы чего-нибудь не того пискнуть и там и здесь тут бы и конец, — зло усмехнулся Прокоп.

— Клятва, полученная под принуждением, не считается истинной, — задумчиво произнес Елисей.

На которого я тут же покосился, вспомнив, как он попал ко мне в послужильцы.

— А чего ты, Андрей, на меня так смотришь? А-а-а… — Тут он понял. — Не, я тебе сам принес, волей своей, да и сам предложил. У меня ж выбор был, о коем я ни дня не пожалел. Ты меня выходил, обиды не чинил. Я сыт и накормлен. Да еще в твоем доме живу, так что верен я тебе до самого последнего вздоха, — степенно произнес Елисей.

Я же не удержался от хмыка.

«Философ доморощенный нашелся. Да еще вон как завернул, и совсем ничего, что у его на шее острое железо было. Двойные стандарты», — мелькнула мысль.

— Так как же тогда-то? — удивленно произнес Вишка, хлопая глазами.

— Кто за веру нашу станет. Кто землю нашу от ворогов оберегать будет, — твердо произнес я.

— Тоже верно, — кивнул Елисей без улыбки. — Бог на небе, царь на земле.

— Не думай об этом, Вишка. Ныне послужилец ты, тут уж как Андрей решит, туда и встанем.

— Недолго будет Федор царем, — впервые произнес я для послужильцев. — Нет за ним силы, не любят Годуновых. Сам слышал, как Бориса антихристом на торгу называли.

— Свят, свят, — тут же перекрестился Вишка.

— Ладно, по коням. — Я первым вскочил в седло Черныша, и мы направились дальше по дороге, через час свернули на другую дорогу, которая вела к монастырю.

Вот тут уж «дорожное движение» было более оживленное и многолюдное. В сторону монастыря кто-то ехал на телеге, кто шел целыми семьями, а кто-то и на коленях.

«Паломники», — понял я. Все-таки святое место.

Спустя еще пару часов стал виден монастырь, дорога же петляла между холмов и оврагов, через некоторые были перекинуты деревянные мосты, ведь внизу протекали ручьи.

А там и святая обитель предстала перед нашими глазами.

Троицкий Сергиев монастырь имел хорошие каменные стены, выстроенные в виде четырехугольника. На протяжении версты, а то и более. Стены были высотой более двух метров, а в некоторых и все три, до зубцов. По углам и вдоль линии стен возвышались двенадцать башен разного вида (круглых, плоских). В таком виде монастырь представлял собой настоящий город. В некоторых оврагах, как я заметил, были устроены пруды с помощью плотин, под самыми стенами монастыря находились огороды, а подальше виделись мельницы. Вокруг же монастыря вырос целый деревянный город, или монастырские слободы: Клементьевская, Служня и другие. В округе также виднелись и перелески с лесами.

Устроившись на постоялом дворе и обиходив коней, я завалился спать. Утром мы и все, кто живет возле монастыря, отправились на службу.

Этот колокольный звон, он был прекрасен. Особое ощущение, которое я бы не смог описать.

Когда служба закончилась, и народ разошелся, я вместе со своими послужильцами смог пройти в самый большой собор на территории монастыря, в Успенский собор.

Он был красив. Действительно красив. Украшен живописью, везде стояли иконы в серебряных или золотых образах, играли отблески свечей, а запах ладаном бил по обонянию.

После улицы, на мой взгляд, было душновато, но я легко это пережил, медленно бродя от одной иконы к другой, отбивая поклоны и крестясь. Я будто прикоснулся к седой древности, к вере и чувствам своих предков. Когда с божьим словом жили и умирали. Шли в бой и радовались жизни. Было в этом что-то свое, сакральное, я бы сказал. Вера, она творит чудеса.

Уходя в армию, я был атеистом, но вот там поверил. Так как некоторым событиям просто не находилось рационального объяснения.

Как говориться, хочешь — верь, хочешь, не верь, но…

Не меньше часа я находился в соборе и наконец-то его покинул.

Во дворе встретил монаха, которому и рассказал, что матушка мне заповедовала отвезти иконы в образах в женский монастырь, сделать там вклад, и была на то ее воля.

Это была неправда, но и другого способа, как попасть в женский монастырь и пересечься с Марией, я не видел. Можно, конечно, было бы заслать туда какую девушку, вот только подходящей я не знал. Вот и приходилось изворачиваться

И мне подсказали, рядом находилось несколько женских монастырей, самый большой — это был Хотьковский. Расположен в десяти верстах в излучине реки Пажи. Еще был Подсосенский монастырь, но он совсем небольшой и тоже находился совсем рядом, всего в семи верстах.

Вот тут меня током и пробило. Я вспомнил слова старца Феофана и расспросил как до него добраться.

Поблагодарив монаха, Вишку и Елисея отправил на постоялый двор. Не стоит слишком долго оставлять вещи и коней без присмотра.