Девочка с куклами - Панов Вадим - Страница 15

– Это официальное заключение? – уныло уточнил Феликс.

– Официальное сделаю дня через три.

– И что в нём будет написано?

– Перебрала героина, – пожал плечами Иван Васильевич. – Будто ты не знаешь.

– Ничего другого в ней не было?

– Подозреваешь, что её сначала одурманили, а потом вкололи смертельную дозу? – Патрикеев был опытным экспертом и понимал оперативников с полуслова.

– Да.

– Готовы не все анализы, поэтому точно сказать не могу. Но если там настолько сложная схема, убийца мог использовать препарат, который сложно заметить.

– Мог.

– А ещё в квартире нашли початую упаковку снотворного, и никто не докажет, дали ей препарат перед смертью, или в её организме накопились следы из-за частого употребления.

Прозвучало логично и взвешенно. А из уст Патрикеева – приговором, означающим, что экспертиза преступного умысла не увидит.

– Следы насилия?

– Ни единого. Но за несколько часов до смерти у Виктории был секс.

Об этом Вербин знал из показаний Наиля, но машинально уточнил:

– По взаимному согласию?

– По согласию или за деньги, я не знаю, тут тебе виднее, но без насилия. – Патрикеев помолчал. – И в презервативе.

– После этого Виктория принимала ванну? Или была в душе?

– Гм… нет.

Если, проводив Наиля, девушка отправилась в душ, это стало бы ещё одним, хоть и косвенным, но доказательством того, что убивать себя Виктория не собиралась. Но в душ она не пошла. Оставалось понять, почему не пошла? Допустим, сначала она что-то делала по дому, например, убиралась, в конце концов, кровать была аккуратно застелена, потом её отвлёк звонок Веры Погодиной, а потом… потом пришёл убийца? Или она ждала убийцу? Второй любовник? Но если Виктория ждала Шевчука, логично было бы сходить в душ, смыть, так сказать, следы предыдущей встречи.

– Она не была беременна?

– Нет.

Патрикеев ответил уверенно, значит, проверил, он никогда не забывал о важных деталях. Что же касается отсутствия беременности, то это минус ещё один мотив убийства. В современном мире к нежелательной беременности относятся намного проще, чем раньше, но беременная любовница могла начать шантажировать женатого мужчину и, в том случае, если его карьера зависит от супруги или её родителей, изрядно испортить ему жизнь. Но беременной Виктория не была… Но она могла соврать, сказать Шевчуку или Наилю, что ждёт ребёнка…

Или не могла?

Сейчас Вербин не мог ответить на этот вопрос, поэтому сделал пометку в записной книжке и улыбнулся Патрикееву:

– Спасибо, Иван Васильевич.

– Мог бы просто позвонить, – буркнул эксперт.

– Я был недалеко, – соврал Феликс.

Патрикеев махнул рукой и направился к дверям морга. Он любил, чтобы к нему приезжали, тем более когда речь шла о неофициальных просьбах, а поскольку Вербина ещё не назначили расследовать смерть Рыковой, его вопросы были неофициальными и получить на них ответы Феликс мог лишь благодаря хорошим отношениям с экспертом.

Проводив Патрикеева взглядом, Вербин вернулся в машину и вновь набрал номер Наиля.

– Да?

– Это майор Вербин, Московский уголовный розыск.

– Я зафиксировал ваш номер.

«Зафиксировал»? Слово почему-то резануло слух.

– Хотел узнать, вы не пересмотрели расписание на следующую неделю? Мы сможем встретиться?

– У меня не будет свободного времени.

– Вы настолько заняты?

– Да, настолько. Перезвоните через неделю.

Зарипов прервал связь, оборвав Феликса на полуслове, и было очевидно, что перезванивать не имеет смысла. Судя по всему, Наиль считает, что исполнил свой гражданский долг, и не хочет тратить время на разговоры о мёртвой подруге.

Или у него были другие причины избегать общения с полицией, например, он не был уверен, что сможет провести встречу так, чтобы не оказаться заподозренным в совершении преступления.

– Тут есть над чем подумать… – Вербин посмотрел на часы и хмыкнул: до встречи с Нарцисс оставалось ровно столько времени, чтобы добраться до улицы Сергия Радонежского, найти нужный дом и подняться в квартиру.

Изначально улица звалась Вороньей – по находящейся здесь Вороньей слободе Андроникова монастыря, что было не очень благозвучно, но логично. В двадцатых годах ХХ столетия её зачем-то обозвали Тулинской, коряво увековечив один из псевдонимов Владимира Ленина, который, вполне возможно, сам Ильич к тому времени позабыл. Тем не менее – прогнулись и переименовали. И лишь через много лет улица получила современное название – Сергия Радонежского, что стало неожиданным, но понравившимся москвичам возвращением к традиции называть улицы и площади по стоящим на них храмам.

Ведь что может быть логичнее?

А иногда, так тоже бывает, храмы и церкви остаются лишь в названиях улиц и площадей, не пережив исторических катаклизмов. Так, например, произошло с церковью Иоакима и Анны, известной москвичам ещё с XV века и давшей название улице Якиманка. По легенде, отыскав в ночи припозднившегося прохожего, часто – подшофе, городовой интересовался не адресом, а приходом, после чего выслушивал произнесённый заплетающимся языком ответ: «Яким… Анка…» который и определял географическую принадлежность пьяницы. Затем простонародное сокращение превратилось в полноценное название – одно из настоящих московских, а церковь исчезла в ходе брежневских издевательств над старым городом.