Королева Теней. Пенталогия (СИ) - Успенская Ирина - Страница 196

– Матушка, неужели вы считаете нас сплетницами? – отозвалась одна из сестер Аластора. – Конечно, мы никому не расскажем. Но почему?

– Потому что это не ваш секрет, – спокойно и очень веско сказала леди Вальдерон.

Ее нежное лицо, такое же округлое и милое, как у дочерей, но более благородное, неуловимо посуровело. Голубые глаза холодно блеснули. И Айлин вдруг поняла, почему много лет назад на эту женщину, тогда еще совсем юную, обратил внимание сам король. В леди Вальдерон, внешне мягкой и женственной, чувствовался характер. Тетушка Элоиза называла подобных женщин «бархатной перчаткой на сильной руке». Айлин снова отогнала от себя пронзительный укол тоски при мысли о тетушке, которая так ее любит… Нельзя об этом думать!

Надув розовые губки, леди Райнгартен выпорхнули из комнаты, как две огромные бабочки, шурша прелестными бирюзовыми платьями, тоже одинаковыми и на вкус Айлин слишком нарядными для семейного ужина. Хотя, может быть, она просто забыла, как должны одеваться истинные леди?

А перед ней лежала чистая, но совсем простая мальчишеская одежда: штаны, рубашки, теплая куртка. Все, что случайно оказалось и сохранилось в городском особняке Вальдеронов. Похоже, Аластор очень быстро рос, не успевая сносить вещи по‑настоящему, только на коленях и локтях кое‑где виднелись следы починки.

– Примерьте, дорогая, – сказала ей леди Вальдерон гораздо ласковее, чем обращалась к своим дочерям. – И за ночь мы с прислугой подгоним все по вашей фигуре. Я очень рада познакомиться, наконец, с девушкой, о которой мой сын вздыхал пять лет…

Айлин вынырнула из воспоминаний и поняла, что вот уже несколько минут бездумно поглаживает теплую морду разомлевшей от ласки кобылы, пока спутники ждут. Виновато улыбнулась, оперлась кончиками пальцев о протянутую ей ладонь Аластора в перчатке для верховой езды и взлетела в седло под одобрительным взглядом месьора д'Альбрэ.

Аластор вздыхал о ней пять лет?! Быть этого не может. Леди Вальдерон просто старалась быть любезной… Вот этот огромный белокурый красавец на голову выше нее и чуть ли не в три раза шире в плечах? Такой взрослый! Совсем не похожий на высокого, но изящного юношу из ее детства, простодушного и улыбчивого… Хотя улыбка осталась прежней. Аластор, правда, все чаще хмурится, и его голубые, словно летнее небо, глаза становятся серыми и пасмурно холодными, но вчера он ей улыбнулся. И сегодня, когда дарил кобылу, тоже. И сразу из него словно проглянул тот веселый и верный друг, о котором Айлин было легко и приятно помнить эти пять лет, разве что немного грустно.

Но как он мог так вырасти и стать совсем другим?! С этим Аластором и не знаешь, как заговорить! Что он вообще думает о ней и ее поступке? Вдруг считает безрассудной и невоспитанной девицей, что влезла не в свое дело? У них вчера почти не было времени друг на друга, а он еще и смотрит на нее как‑то странно, словно… не узнает! Но она‑то совсем не изменилась! Ну, подросла немного, но как была ему по плечо, так и осталась! Будто и не прошло пять лет!

– Пусть Благие боги сохранят вас в дороге и помогут во всем! – торжественно сказал лорд Себастьян Вальдерон, и его голос дрогнул.

Айлин показалось, что в серо‑голубых глазах лорда, почти таких же, как у Аластора, блеснула слеза. Но, наверное, ей просто показалось.

Аластор почтительно склонил голову, фраганец коротко кивнул, солдаты осенили себя знаком Пресветлого Воина. Айлин про себя тоже обратилась к нему, но коротко, всего лишь положенными словами общей молитвы. А потом беззвучно и искренне взмолилась Претемной Госпоже:

– Дорогая матушка, да будет с нами твоя милость! И если кого‑то из нас этот путь приведет в твои владения, пусть это случится не раньше, чем мы исполним задуманное! Очень тебя прошу! И благодарю за помощь!

Она с замиранием сердца ждала отклика, какого‑нибудь знака… Но Претемная, наверное, решила, что с Айлин хватит ее милостей. И только ветер пошевелил ее волосы удивительно теплым для такого раннего времени касанием. А потом цокнули подковы чьей‑то лошади, Айлин крепче сжала поводья Луны… и мир стал иным. Просто все, что было у нее до этого, оказалось позади, разом став далеким и безвозвратным. А впереди легла под копыта белой арлезийской лошади последняя в жизни Айлин дорога, ведущая к самому главному делу ее жизни. И смерти, конечно, но это уже неважно! Лишь бы только все получилось!

В малой розовой гостиной дворца Грегору не доводилось бывать прежде, и теперь он быстро осмотрелся, как делал всегда, попав куда‑то впервые.

Солнечный свет заливал комнату, и в его лучах мягко сияло и светлое полированное дерево низкого столика и кресел, и пепельно‑розовый шелк обивки стен, и белые и розовые гиацинты на подоконниках. Это сияние ослепительно обрамляло Беатрис, нежно‑золотую, прекрасную, строго‑скорбную Беатрис. Траурно‑лиловый шелк платья, ни капли краски на лице, ни единого украшения – ничего, хоть мимолетно могущего намекнуть на легкомыслие или распутство, и Грегора затопила неуместная и странная мучительная неловкость.

Он вспомнил смазливого мальчишку, выходящего из ее покоев, на котором едва не сорвал дурное настроение. Что бы ни говорил Малкольм о жене, но заподозрить королеву в связи с каким‑то итлийским простолюдином!

Грегор отвел глаза, не решаясь встретиться с ней взглядом, и только теперь заметил, что в гостиной они оказались наедине. Светловолосая фрейлина в ярко‑оранжевом платье, пошлом и неуместном в дни общего траура, незаметно убралась из комнаты.

– Я ждала вас, Грегор, – тихо сказала Беатрис, и ее изящная рука указала на кресло напротив.

– Присядьте, прошу вас. Я позвала вас, чтобы поговорить о важных вещах. Возможно, – добавила она, помедлив, – мои слова покажутся вам дикими и немыслимыми, но… с кем я могу быть откровеннее, чем с вами?

– Я к вашим услугам, ваше величество, – уронил Грегор и опустился в кресло.

Что бы ни хотела обсудить Беатрис, ему следует это знать! И чем более откровенной она будет, тем лучше.

– Благодарю, – улыбнулась она одними губами, опустив глаза, помолчала и наконец тихо спросила: – Я позвала вас, мой Грегор, желая узнать, чьи притязания на корону вы поддержите? Прошу вас, не думайте обо мне дурно, но ведь от этого зависит и мое будущее, и, что намного важнее, будущее моих дочерей. О, будь я магессой, я позаботилась бы о себе и моих малышках… Но я профанка и к тому же чужачка, так и не ставшая здесь своей…

Ее голос чуть заметно дрогнул, и Грегора кольнула острая жалость. Кто бы ни взошел на трон, участь Беатрис едва ли окажется завидной. А ведь это итлийские деньги позволили Дорвенанту выиграть войну и удерживали страну от разорения столько лет! Пока еще удерживали… Видит Претемная, за одно это Беатрис заслужила хотя бы его искренность!

– Я поддержу того, кого выберет королем Совет Трех Дюжин, ваше величество, – ответил он так мягко, как только мог. И, поколебавшись, добавил: – Вероятнее всего, это будет лорд Аранвен. Он благороден и мудр, а его опыт в управлении страной огромен.

Тонкие брови Беатрис еле заметно изогнулись.

– Опыт лорда Аранвена велик, а его достоинства неоспоримы, – согласилась она. – Но я удивлена, что вы не назвали другое имя. Разве младший лорд Вальдерон имеет не большие права на трон?

«Королева знает?!» – мелькнула изумленная мысль. Но Грегор тут же вспомнил искаженный тяжелой злобой голос Малкольма: «Она сказала, что не тронет его, если он всю жизнь проживет Вальдероном». Конечно, знает!

«Малкольм ненавидел ее, – подумал он вдруг с холодной ясностью. – Ненавидел за то, что она не позволила ему признать бастарда. Первенца! От фрейлинки из захудалого рода… За то, что она, принцесса, не позволила ему унизить ее гордость… Он так ненавидел ее, что даже не понял, что Беатрис первая предложила ему мир – а сколько королев пожелали бы умертвить соперницу вместе с ребенком? Она же проявила великодушие, пусть и по‑своему, и этого‑то Малкольм не смог ей простить до самого конца… ох, Малкольм…»