Нет звёзд за терниями (СИ) - Бонс Олли - Страница 24

— Да завтра я его и унесу, — ответил Гундольф. — Уж за день-то ничего не случится.

Спорили-спорили, да и решили, что к Вершине лучше выдвигаться прямо сейчас. Многие боялись, Кори выложит в городе всё, что знает, и налетят раздольцы. Врата в другой мир — шутка ли. Да городские на уши встанут, а что решат, неясно ещё.

Половина поселенцев, наскоро собрав нехитрые пожитки, готовилась уйти. Все толпились на берегу, обнимались, прощались, не зная, скоро ли свидятся. Те, что оставались, думали увести корабль на новое место, чтобы разведчики не сразу нашли, а если повезёт, не обнаружили и вовсе.

Флоренц заплакал даже, бедняга. Готовился к прощанию, но не ждал, что это случится на день раньше. Крепился, стискивал зубы, а всё же пустил слезу.

— Если попадёшь в мой мир, я тебе всегда буду рад, слышишь? — сказал Гундольф, потрепав мальчишку по плечу. — Не думай, что о тебе забуду. И удачи в поисках брата.

Но вот и эти тягостные минуты подошли к концу. Забросив котомки за плечи и подхватив узлы, поселенцы двинулись неспешно к востоку, в сторону Вершины Трёх Миров.

Всё-таки пешим ходом идти оказалось дольше, чем ехать. Стефан, что удивительно, от Гундольфа не отставал, но некоторые старики едва плелись, даром что с пустыми руками. У части поселенцев и ботинок не оказалось, шли босыми, а острые камни на этой дороге — не то же самое, что прибрежный песок.

Да ещё докучал ветер. Маску Гундольф отдал одной из женщин, старухе, что едва дышала, а сам натянул воротник, но тот не спасал от всех бед. Ветер, налетая порывами, швырял в лицо горсти пыли. Промедлишь зажмуриться, и глаза режет так, что слёзы ручьями.

Тёмной громадой встала впереди Вершина. У подножия белел, изгибаясь, обманчиво-хрупкий стебель лозы с небольшим холмиком под ним, обложенным камнями. Путники подошли к последнему пристанищу господина Ульфгара.

Долго поднимались в гору, поддерживая стариков. Садились передохнуть, укрываясь за камнями от ветра, особенно яростного тут. А когда вышли, наконец, к плоской макушке, у Гундольфа даже дыхание перехватило от ужаса.

Потому что врат больше не было. Лоза первой арки, изломанная у основания, измочаленная и оторванная напрочь, лежала на земле. И вторая арка больше не вздымалась к небу: её придавливало накренившееся тело механической жабы, хрупкий белый стебель полз из-под брюха. На боках машины появилось немало свежих вмятин, глиняные нашлёпки осыпались. Лозы, которые не всякий топор мог перерубить, не поддались легко, но всё же не устояли перед натиском тяжёлого механизма.

— Кори, да зачем же ты?.. — прошептал Гундольф.

Зажмурившись, он тряхнул головой, надеясь, что это морок, видение, рождённое усталым и измученным сознанием. Но когда открыл глаза, ничего не изменилось.

Флоренц сидел в каюте, сжавшись в комок, и позорно ревел.

Это верно, он сам пожелал остаться, чтобы отыскать Эриха. Брат для него был важнее другого мира и ближе Гундольфа, но почему же сейчас так больно? Отчего не отпускает чувство, что совершил ошибку?

Эмма осталась с ним — он о том не просил! Собиралась в другой мир, но узнав, что Флоренц остаётся, передумала. И чего ради? Чтоб он чувствовал вину за отнятую у неё мечту? Показать, что он несмышлёныш, который не справится без присмотра?

Эмма хотела поговорить, но он её не впустил, не отпер дверь.

В брюхе корабля что-то ревело и дрожало. Машина, долго спавшая без дела, с трудом, но откликнулась на старания людей, ожила. В другое время Флоренц крутился бы там, а прогнали — стоял бы на палубе, глядя, как медленно проплывает мимо берег. Ведь это впервые на его памяти корабль стронули с места! Но вот именно сегодня на всё плевать.

Флоренц погладил по рыже-коричневой спине светляка, сидящего рядом. Гундольф оставил в подарок. Более ценной вещи у мальчишки, пожалуй, за всю жизнь не было, но сейчас не радовал и светляк.

Ещё этот Кори, разведчик, портил всё, а последние дни испоганил просто. Вечно крутился рядом, и Гундольф был к нему слишком добр, а потом эти двое начали так переглядываться, будто между ними есть какая-то тайна. Проклятый разведчик хотел отнять дружбу чужака, и у него получилось почти. Гундольф под конец про Флоренца и забывать начал. Только Кори показал-таки своё истинное лицо, не смог удержаться.

А всё же, зачем он удрал? Ведь и так через день бы отпустили на все четыре стороны. Боялся, может, что без Гундольфа с ним тут церемониться не станут.

Флоренц задумался, окажется ли новая стоянка ближе к Раздолью. Если да, сбежать бы при первой возможности. Не для того же отказался от другого мира, чтобы просиживать штаны в поселении и вести ту же жизнь, что и прежде.

Между тем с палубы донеслись голоса, и в них звучала тревога. Что-то пошло не так, сели на мель? Не похоже, удара не было. Может, скалы впереди? Мальчишка решил подняться и поглядеть.

Небесные лодочки следовали за ними, два лёгких судёнышка. Первое уже нагоняло корабль. Не так уж сложно было догнать эту рухлядь, едва переползающую с волны на волну.

Одна из женщин плакала. Кто-то из мужчин, невидимый на тёмной лестнице, ругался, требуя прибавить ходу. Некоторые, как Эмма, ожидали в мрачном молчании, что последует дальше.

Первая лодка нависла над палубой, медленно снижаясь. Люди поспешили разойтись, прижаться к бортам, сбежать под укрытие каюты, что служила столовой, или на лестницу. Флоренц тоже оказался в столовой: Эмма потянула, затем толкнула внутрь, загораживая собой.

— Не бойтесь! — крикнул человек, стоящий у борта лодочки, прикладывая ладони ко рту. — Мы не причиним вам зла, хотим поговорить!

Днище небесного судна глухо ударило по палубе. Затрещали дорожки из веток и старых досок, обвязанных верёвками — здесь лежали такие, чтобы раскалённый от дневного солнца металл не жёг босые ноги.

Лодочка притихла. То, что фырчало в ней, чихнуло и умолкло, уснули двигатели, но печь под куполом продолжала ровно гудеть.

Разведчиков было двое. Первый, пожилой и лысеющий, в тёмных круглых очках, глядел только на приборы, будто и не волновало его, где очутился, и не интересовали все эти люди. Ветер трепал лёгкие пряди его волос, чёрных, с редкими седыми нитями.

Второй, молодой и светловолосый, сдвинув очки на лоб, улыбнулся людям. Он распахнул дверцу, ступил на подножку, а затем спрыгнул на палубу.

— Всего пара вопросов, — оглядывая поселенцев, миролюбиво произнёс он. — И мы оставим вас в покое.

— Какие ещё у вас вопросы? — спросил Джакоб угрюмо, глядя исподлобья.

— О чужаках. Скажите, вы встречали человека, одного или нескольких, которые рассказывали странные вещи?

— Это какие, например?

— А это вы уж мне скажите. Любые чужаки, любые невероятные истории — случалось такое в последние дни?

Флоренц протиснулся мимо Эммы.

— Куда? — прошипела она, пытаясь удержать его за руку, но он стряхнул её ладонь и пробрался вперёд.

— Эрих! — выпалил мальчишка, не зная, что ещё сказать.

Вне всяких сомнений, перед ним стоял он, его брат. Почти не изменился, оставшись таким, как в воспоминаниях Флоренца, разве что окреп, раздался в плечах. Всё те же светлые кудри, не знающие гребня. Глаза теперь, правда, окружены тенями и пролегли уже, потянулись к уголкам тонкие морщинки. Наверное, поэтому и сами глаза кажутся темнее, чем прежде.

Эрих застыл, точно громом поражённый, и глядел не моргая. Ещё бы, мальчишка и сам мгновение назад так стоял, не дыша, не веря до конца в возможность этой встречи.

— Ты же умер, — произнёс Эрих так хрипло, что слова были похожи на шёпот. Затем повторил громче:

— Ты же умер!

— Меня не было в пещерах, когда они обрушились, — пояснил Флоренц. — А после меня приютили местные, и как с тобой связаться, я не знал.

Эрих зажмурился, тряхнул головой, вновь открыл глаза. Затем отчего-то повернулся к спутнику.

— Йохан, он живой? Он не мерещится мне? — спросил, указывая рукой на Флоренца.