За мечту. За Веру. За любовь (СИ) - Онегина Женя - Страница 16

– Знаю, – открыв глаза, ответил я. – Это месть, Артур. Личная месть.

– Девчонка?

Я согласно кивнул.

– Что? Правда не поделили девчонку?

– Не какая-то девочка, Артур, а Вера.

Измайлов мстил за сестру.

– А при чем здесь она? – Артур, крайне щепетильный в вопросах отношений, смотрел на меня с интересом.

– Это не моя тайна, – произнес я и потер лицо ладонями, судорожно пытаясь решить, что я имею право ему рассказать. – Это действительно тайна, Жданов. Скажу только, что у Влада были причины так рисковать.

– Звучит не очень красиво… Ты уверен, что это не повредит нам? Если Измайлов-старший приложил столько сил, чтобы скрыть эту историю.

– Не знаю, – ответил я честно. – С другой стороны, совершенно необязательно трубить на каждом углу, что меня тренирует Измайлов. Мы же планировали как можно дольше оставаться в тени. А потом… Потом всем будет уже все равно.

– А тебе?

– Мне?

– Для тебя это не будет местью?

– Нет, – ответил я поспешно. Слишком поспешно. Артур заметил это и неодобрительно хмыкнул.

– Я не буду лезть во все это, Макс. Ты давно уже большой мальчик, и все сам отлично знаешь. В октагоне нет места чувствам. Ты входишь в клетку только ради победы. Просто победы в самом простом спорте на свете. Все остальное – лирика! И поверь мне, она никого не интересует!

– Хотел бы я, чтобы все было легко. Но нет, Жданов. Зрелищ не бывает там, где нет чувств.

– Макс, влюбиться – это самая большая глупость, которую ты сейчас можешь сделать. Давай, ты потерпишь еще чуть-чуть.

– Ты только что напомнил мне, что я большой мальчик. Давай, я хотя бы в этом вопросе разберусь без личного тренера?

– Боюсь, что скоро мы с Измайловым будем уже вдвоем держать свечку…

Я предупреждающе рыкнул, и друг замолчал. Да, в наших с ним отношениях давно стерлись все границы. Вес, диета, сон, здоровье – от личного тренера не должно быть секретов, если хочешь добиться цели. Жданов был требовательным и упрямым, но он был лучшим.

А еще он был моим другом.

– Извиняться не буду, не приучен. Ты и так все понимаешь, – проговорил он.

– Если я вернусь в Калининград, произойдет катастрофа…

– Если катастрофу не остановить, то все равно, где она произойдет. В Москве или на Марсе. У тебя два дня, Макс, чтобы вернуться в форму. Потом приступаем к тренировкам. Зал в Олимпийке наш ровно на два месяца. Когда приезжает Измайлов?

– В субботу.

– Значит, у нас неделя в запасе. За это время предлагаю тебе смириться.

– С чем?

– С судьбой, Русланов, с судьбой!

Я рассмеялся.

– А чай зеленый у тебя есть?

– В нем кофеина дофига, – напомнил я.

– Должны же быть у человека маленькие слабости, – пробурчал Жданов. – Или радости.

– Идем, становится прохладно. У меня сразу заныло плечо.

– Ты зачем мне это сказал? Чтобы я тебя пожалел?

– Чтобы напомнил мне наклеить тейпы, – возразил я.

– Сам справишься!

– Как Ксю? – сменил я тему.

– Нормально. Передает тебе привет.

– И ты ей передавай.

– Не могу, она у матери.

– Ах вот почему ты такой нервный, Артур. Тебя бросили!

– Если тебе так проще, то да, – хмыкнул он в ответ. – Вообще, я думал пожить у тебя, но теперь боюсь, что с таким подходом, в ближайшие несколько дней ты будешь меня бесить.

– Я тебя не гоню, Жданов. Я бы даже пива предложил… Но не буду.

– Пиво?! – ужаснулся Жданов. – Пиво будет тебе после первого боя. А теперь спать, молодой человек! Режим! Режим!

Уже проваливаясь в сон, я слышал, как за стенкой ворочается на узком диване Артур, и улыбался.

Вера

На побережье опустилась осень. Еще вчера стояла летняя жара, солнце пекло нещадно, и даже самые большие скептики из местных, и те рванули к морю, чтобы урвать последние минуты лета. А потом пришла гроза. Небо затянуло свинцовыми тучами, яростный ветер ломал деревья и срывал крыши. Море будто бы взбесилось, обрушивая на променад тяжелые мутные волны. Кричали чайки. Всегда невозмутимые черные бакланы каменными истуканами застыли на выступающих над водой бетонных конструкциях.

Я всегда любила шторм. Бушующее море хорошо прочищает мозги. И потому, распахнув штормовку, я стояла у самого края пирса, подставляя лицо соленым брызгам.

Понедельники я ненавидела с детства. Слишком много неоправданных ожиданий, слишком много тревог. Как и не любила утреннюю суету, когда сонные дети торопятся в школу, а хмурые взрослые – на работу, редко любимую. Для меня утро понедельника на пустынном променаде давно стало символом некой свободы. Возможно, призрачной, но такой необходимой.

Я дождалась, пока откроется кафе, и заказала омлет с помидорами и сыром и латте без сахара. Устроившись за столиком у окна с видом на море, я достала ежедневник, чтобы набросать план первоочередных дел.

Занятия в клубе должны были начаться уже через неделю. Поэтому нужно обзвонить родителей, заказать уборку зала.

Составить расписание собственных частных уроков, подготовиться к пробникам. В этому году ко мне пришли сразу пятеро новичков-второклашек.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Владик уехал в Москву. И вроде бы он был там абсолютно счастлив. Я знала, конечно, – видела это в его потухшем взгляде, – что он скучает по-настоящему, мужскому, спорту. Спорту, где есть кровь, пот и адреналин. Старшая наседка-сестра, кучка подростков и старый рукопашник Геннадьевич – плохая компания, когда тебе чуть за двадцать.

Но я думала, что Влад смирился. Мы все так думали.

Тогда, четыре года назад, отцу удалось почти невозможное – Влад избежал судебного разбирательства. Богдан Соломатин был сволочью, но глядя, как его, без сознания, уносят с татами, я не могла поверить, что это сделал мой младший брат. Добрый, покладистый, послушный мальчик. Однажды доведенный до края.

Спустя сутки после отъезда брата, когда я бродила по опустевшей квартире, пытаясь заставить себя заняться делами, позвонила мама.

И тут я поняла, что Владик сообщил им о своем решении перейти в профессиональный спорт, только уже подписав договор.

– Вера, как так вышло? Ты же понимаешь, что ему нельзя особо светиться? – мягко проговорила мама. Обычно она таким тоном разговаривала с пациентами, которых привозили с черных трасс. За этими обманчивыми интонациями скрывался настолько мощный подтекст, что мысли об экстриме покидали надолго.

– Привет, мам, – устало ответила я. – А почему ты говоришь это именно мне? Влад – взрослый мужчина. Странно было думать, что он всю жизнь просидит у моей юбки. Ему предложили хорошие деньги и интересную работу, мам.

– В Москве?

– В Москве. Контракт на год. Ему пора жить своей жизнью, и ты это отлично знаешь.

– Это же тренерская работа?

– Да, его техника заинтересовала кое-кого. И вот результат. Все будет хорошо. – Я старалась быть убедительной.

– Вера, ты хорошо знаешь, о чем говоришь?

– Да, мам. И я знакома с тем, кто предложил Владу контракт. Это было взвешенное решение.

– Отцу я ничего не говорила, – прошептала мама и отключила вызов.

… Взвешенное решение…

Я хотела бы, чтобы оно было таким, но…

– Знаешь, кто сейчас лидер в его дивизионе?

– Нет…

– Богдан Соломатин.

Влад так и не смирился. Не смирился с тем, что ему пришлось бросить спорт, а Соломатин вернулся спустя два года как ни в чем не бывало. Коллеги моей матери и нехилые средства, брошенные на реабилитацию, сделали невозможное. Богдан Соломатин в прямом смысле ворвался в ММА и до сих пор не проиграл ни одного боя.

За два летних месяца я посмотрела все поединки, что были в свободном доступе. Соломатин был зверем, и не скрывал этого. Он раз за разом отправлял противников в нокауты, но не добивал. Играл как кошка с мышкой, пока не наступало время для решающего удара. Перед самым гонгом. Кто-то потом еще мог встать, но чаще первыми в октагон заходили медики.