Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 43

— Да, оно, проклятое, — тяжело дыша и изображая одышку, ответил я. — Хроническая сердечная недостаточность с детства, приступ тахикардии. Посижу пару минут на лавке и, надеюсь, отпустит. Это далеко не в первый раз. Дайте вашу руку, я обопрусь.

Вот тут был самый скользкий момент, но мне повезло — Чикатило пошёл на тактильный контакт. Пальцы моей правой руки не сказать, что крепко, но надёжно вцепились в его левую руку. И мои «паутинки» моментально принялись выполнять мысленный приказ.

Их задача была проста — проникнуть в лимбическую систему головного мозга и уничтожить нервные центры, отвечающие за сексуальное поведение и сексуальное желание. Именно по причине сексуального возбуждения маньяк и приставал к детям, подросткам и молодым женщинам, а начиная с 1978 года и убивал их. Теперь же он будет вести себя как кастрированный кот — жрать и спать. То есть это я, конечно, утрирую, но сексуального влечения ни к кому уже в своей жизни он испытывать не будет.

Можно было дать задание своим паутинообразным бойцам «сжечь напалмом» семенные канатики, однако, поразмыслив на досуге, я отверг эту идею, так как история знает немало случаев, когда даже полностью кастрированный человек испытывал сексуальное влечение. Я же хотел полностью подстраховаться от всяких рисков, не оставив извращенцу даже крохотного шанса. Пусть уж будет наверняка.

И вот когда я услышу знакомый звоночек, и пойму, что дело сделано, то только тогда отпущу руку этой мрази.

Как я ни укорачивал шаг, мы всё же достигли лавочки. Я сел, а Чикатило продолжал стоять, видимо, намереваясь свалить. Но я не мог позволить ему разомкнуть контакт.

— Присядьте, пожалуйста, — попросил я его, продолжая страдальчески морщиться. — Мне как-то спокойнее, когда меня держат за руку. Потерпите ещё минутку, я не отниму у вас много времени.

Он сел, а я наконец закрыл глаза, что позволило ещё больше сосредоточиться на антиисцелении. Пожалуй, так можно было назвать то, что сейчас происходило. Ну же, сколько там ещё⁈

Дзинь! Наконец-то! Я с огромным облегчением разомкнул контакт, подавив в себе желание немедленно вытереть пальцы носовым платком. Но чувствовал я себя сейчас и в самом деле не лучшим образом — сказался почти моментальный выброс большого количества энергии.

— Какая у вас горячая рука, — заметил Чикатило, разглядывая свою ладонь.

— Да, у меня во время приступов всегда температура тела повышается, — приврал я. — Кажется, стало полегче. Спасибо вам, если бы не вы — мог бы свалиться на асфальт, даже голову разбить, так как в такие моменты я не могу контролировать своё тело.

— Ну вы уж берегите себя, — участливо посоветовал «спаситель». — Такой молодой — и уже сердечник. Может, «скорую помощь» вызвать? Тут таксофон недалеко…

— Нет, нет, не стоит, я немного посижу — и всё пройдёт.

— Ну, как хотите. А мне, извините, идти нужно, дома ждут, волноваться будут, куда это я запропастился.

— Конечно, конечно, ступайте! И ещё раз большое вам человеческое спасибо!

Не знаю, уловил ли он в моих словах иронию, но в его взгляде промелькнул что-то… Что-то звериное с примесью сумасшествия, отчего у меня в груди слегка похолодело. Я через силу улыбнулся, он встал и, не оборачиваясь, двинулся прочь. Я разглядел, что из кармана его плаща торчал (наверное, свежий) номер ростовского «Комсомольца».

Выждав, когда он исчезнет из виду, я встал и, старясь держать равновесие, двинулся в противоположную сторону. Пожалуй, могу ещё и на автобус успеть, благо что миниатюрный автовокзал и железнодорожная станция находятся в шаговой доступности друг от друга.

— Стойте!

Я обернулся и у меня ёкнуло в груди. Чикатило быстрыми шагами догонял меня, лицо его было перекошено, то ли от боли, то ли от злости. Подойдя вплотную, он протянул было руки к вороту моей куртки, но в последний момент отдёрнул.

— Что ты со мной сделал⁈ — прорычал он, брызжа слюной.

— Что именно?

Мне даже не пришлось разыгрывать удивление. Я и впрямь был удивлён тем, как Чикатило умудрился вообще что-то почувствовать. И если он сейчас накинется на меня с кулаками, то я даже не смогу оказать ему достойного сопротивления по причине общей слабости на фоне мощного, единовременного выброса энергии.

— Ты что-то сделал с моей головой, я теперь не могу… Не могу…

Он запнулся, подбирая слова. Бессильно сжал кулаки, зажмурился.

— Мужчина, — мягко сказал я, — как я мог что-то сделать с вашей головой, если вы всего лишь помогли добраться мне до скамейки? Вы о чём⁈

— Я не понимаю, не понимаю! Не понимаю, как ты это сделал, но я теперь…

Он протяжно и с надрывом застонал.

— Мне тревожно за вас, — нахмурился я. — Может быть, настала моя очередь предложить вызвать «скорую»?

— К чёрту твою «скорую»! — снова взвился он, и шедшая мимо женщина испуганно шарахнулась в сторону. — Всех вас к чёрту!

Он замер, руки бессильно свесились вдоль тела, сгорбился ещё больше, чем раньше, медленно качнул головой.

— Нет, не может быть. Не может быть…

Он повернулся и медленно побрёл прочь, сгорбленный, неуклюже переставляя ноги. Вот ей-богу, мне эту гниду на какой-то миг даже жалко стало.

Дождавшись, когда он снова скроется, я вздохнул и продолжил путь, стараясь быстрее переставлять ноги. А ну как опять на мне его перемкнёт, и он бросится за мной с подобранным по дороге прутом арматуры…

Да даже если так, о том, что сделано, я ни грамма не жалел. Пусть радуется, что я его вообще в живых оставил, а то мог бы, наверное, и раковую опухоль подселить. Такую, чтобы через неделю сгорел. Всё моя человечность.

В Ростов я всё же вернулся на автобусе из Гуково, который подъехал на автостанцию буквально спустя четверть часа после моего там появления. Там же успел купить связку вяленой рыбки, которой торговал колоритный дед с задорно торчавшей седой бородой. Почти что дед Щукарь из «Поднятой целины» в своём киновоплощении.

Билет на утренний рейс до Пензы у меня был куплен заранее, благодаря чему я получил пропуск в зал ожидания, где и провёл ночь на неудобном деревянном кресле. Досыпал в воздухе, под одуряющий запах вяленой рыбы, доносившийся из закрытого портфеля.

Вот и отпуск прошёл… Пролетел, я бы сказал, даже побездельничать толком не удалось. Одних свиданий с Татьяной десятка полтора набралось. Памятник с оградкой тем временем были готовы, но ставить решили, когда снег сойдёт окончательно. За время отпуска даже успел немного соскучиться и по Сердобской больнице, и по уже почти родному терапевтическому отделению.

— А-а, Арсений Ильич! — встретил меня Штейнберг, которому я первому попался на глаза, перетупив порог отделения. — Как отдохнули?

— Продуктивно, — без тени ерничества ответил я.

И добавил про себя, что спас жизни более полусотни человек. Надеюсь, что никаких убийств в лесополосах уже не будет. А если будут… Понятно, что в газетах о таких вещах писать не станут, зачем будоражить сознание советского человека, в СССР нет же маньяков! Но слухи-то всё равно будут ходить. Так что придётся периодически в Новошахтинск наведываться, общаться с населением. Не в лоб, конечно, вопросы задавать, выведывать информацию будем окольными путями. И если, не дай бог, узнаю, что девушек, женщин или мальчишек находят убитыми и над ними надругались… Буду

решать вопрос с маньяком кардинально. Никакой милиции, эта тварь станет умирать медленно, в таких муках, что будет молить небеса, чтобы быстрее сдохнуть.

Ещё и «продуктивно» я относил к очередной порции гонораров, полученных по возвращении в Сердобск. Квиточек из почтового ящика вытащила Наталья, чтобы никто не спёр и не поджог из хулиганских побуждений, да и дождём чтобы бумажку тоже не намочило. На этот раз перевод составил пять тысяч двести восемнадцать рублей, шестьдесят три копейки. Причём такой суммы на почте одномоментно не оказалось, пришлось через три дня заходить за остатками. К тому времени первую часть я сразу положил на сберкнижку, туда же отправилась и вторая.