Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста - Алдонин Сергей - Страница 82

Но когда в 1931 году Уэллс выпустил третью часть своей «образовательной трилогии» – «Работа, благосостояние и счастье человечества», его постигла неудача: в период мирового экономического кризиса само название книги звучало насмешкой. С Одеттой он оставался до 1932 года, но уже с трудом ее переносил. Особенно в Париже. А когда она без его ведома заявилась в Лондон, она показалась ему там такой неуместной, что он твердо решил с ней порвать. Надо было только уладить какие-то общие дела. Она грозилась продать его письма, и пришлось их у нее выкупать. Он любил Лу Пиду, хотел его оставить за собой, но скоро махнул на это рукой: он понял, что она просто затаскает его по судам. Она еще долго ему досаждала ночными звонками, поносила его у общих знакомых, писала ему оскорбительные письма. Одно из них он показал Сомерсету Моэму. «Ну как?» – спросил он. «Просто вонь идет!» – ответил Моэм. Когда в 1934 году Уэллс выпустил свою автобиографию, она написала такую гнусную рецензию на нее, что больше навредила себе, чем своему бывшему любовнику. Требовать чего-либо от него после этого было уже невозможно. Так Уэллс наконец отделался от этого своего приобретения двадцатых годов…

Для тех, кому сейчас шестьдесят и больше, эти слова имеют особый смысл. В 1933 году в Германии пришел к власти Гитлер, и противостояние двух лагерей стало наглядно, как никогда. Не только для нас, мальчишек с московских дворов, не знавших еще, что из тех, кто постарше нас на год, на два, на три – пока еще участников наших игр, – большинство не вернется домой. Это сделалось ясно и для живших далеко от нас, в каком-то другом мире, «за границей», чьи имена мы находили на обложках книг и страницах газет. В эти годы все человеческое было антифашизмом. Честное искусство было антифашизмом. Высокие чувства были антифашизмом. Нежелание – для нас органическая неспособность – различать людей по цвету кожи и национальности было антифашизмом.

С Владимиром Ильичом Лениным

Мы вырезали и вклеивали в самодельные, из плохой бумаги альбомчики сообщения об итало-абиссинской войне, потом о гражданской войне в Испании, и не было большей радости для нас, чем взятие республиканцами Теруэля. Мы не могли понять, почему ушли из Испании интернациональные бригады, успевшие уже превратиться для нас в прекрасную легенду, почему не отвечают на наши вопросы люди, побывавшие в Испании, и почему они один за другим исчезают с наших глаз. Рядом с нами и со многими из нас начинало твориться что-то страшное, но те, кого это ближе других коснулось, первыми потом пошли на фронт, потому что это были дети все тех же тридцатых годов. Для них все благородное было антифашизмом. В эти годы те из нас, кто успел уже прочитать «Человека-невидимку» и вообще все, что попадалось под руку из фантастики Уэллса, познакомились еще с одним – нельзя сказать, что совсем другим, но все же еще с одним – Гербертом Уэллсом. В 1937 году вышла на русском языке повесть «Игрок в крокет», где фашизм был показан как возвращение доисторических времен и звучал протест против так называемой «политики невмешательства» в испанскую войну – политики поощрения фашистских агрессоров. Год спустя мы прочли сценарий фильма «Облик грядущего» – еще одной очень сильной антифашистской вещи Уэллса. Снятый в 1936 году по этому сценарию фильм посмотрели на Западе миллионы зрителей. Орган Единого фронта «Лефт ревью» назвал его «великим и в смысле техники, и по идеям», а также «лучшим образцом антифашистской критики, когда-либо появившимся в кино».

Поверхностному наблюдателю могло показаться, что «Облик грядущего» напоминает «Войну в воздухе». Здесь тоже речь шла о последствиях мировой войны. Мир распадается на слабо связанные друг с другом общины, во главе которых стоят заправилыбандиты. Но Беатриса Уэбб недаром назвала некогда «Войну в воздухе» очень умным романом. В нем действительно были заключены возможности, о которых сам автор в момент его появления не подозревал. Одна из таких полудикарских общин, показанных в фильме, поразительно напоминала теперь государство фашистского типа, а ее «босс», блестяще сыгранный выдающимся английским актером Ральфом Ричардсоном, – фашистского диктатора. Авторитет Уэллса как антифашиста увеличивало то, что он был первым крупным европейским писателем, создавшим антифашистский роман «Накануне» (1927). Он появился в те дни, когда в Англии было немало людей, восхищавшихся Муссолини («При нем поезда начали ходить по расписанию. Навел порядок!»), причем в их числе был и Бернард Шоу, давно уже противопоставлявший буржуазной демократии культ «сильной личности». Уэллс, напротив, изобразил итальянских фашистов как подлое хулиганье, призванное к власти крупной буржуазией. «Дикая реакция – неизбежный спутник каждой революционной бури, – писал он в этом романе. – И если говорить о каком бы то ни было дальнейшем прогрессе, то всем прогрессивно мыслящим людям придется организовываться как для обороны, так и для нападения. Это бой за землю и за человека. В такой войне кто может жить спокойно, кто может быть оставлен в покое?»

И Уэллс не оставался в покое. В 1930 году появился его новый антифашистский роман «Самовластие мистера Парэма», где рассказывалось о возможности фашизации Англии, причем среди людей, поддержавших фашистов, упоминался и некий мистер Бринстон Берчиль, очень похожий на Уинстона Черчилля. Антифашистские выступления Уэллса следовали одно за другим. Особенно он активизировался после прихода Гитлера к власти. И фашисты по-своему удостоили Уэллса великой чести – он был включен в список англичан, подлежащих уничтожению немедленно после осуществления операции «Морской лев» (захвата Британских островов). Но рядом с этим шла такая вереница безобразных выходок и политических бестактностей Уэллса, что порой вокруг него образовывалась пустота. Когда составлявшие гордость английской литературы Томас Харди и Джон Голсуорси были награждены орденом «За заслуги», Уэллс пришел в ярость. «У меня достанет гордости не принять орден, которым были награждены Харди и Голсуорси!» – кричал он принесшему эту новость Моэму. В 1938 году, словно забыв о собственном «Игроке в крокет», он опубликовал повесть «Братья», где проповедовалось общечеловеческое единство. Однако, поскольку действие происходит в Испании в период гражданской войны, в контексте времени эта повесть звучала как призыв к примирению с фашизмом. В ней фактически ставились на одну доску республиканцы и фалангисты. Приблизительно тогда же он вытворил такое, что у всех порядочных людей просто захватило дыхание. Когда Ребекка Уэст, против которой Уэллс затаил глубокую обиду, возглавила комитет защиты немецких евреев, в Уэллсе взыграл бромлейский лавочник, и он отказался присоединиться к воззванию этого комитета, уже подписанному всеми ведущими английскими писателями и общественными деятелями, добавив при этом, что евреи сами виноваты, что их преследуют. Через несколько дней он получил краткую телеграмму от Элеоноры Рузвельт: «Позор, мистер Уэллс» – и пришел в исступление, а узнав, что телеграмма стала достоянием гласности, принялся оправдываться – как всегда неловко и неубедительно.

На этом кончилось его знакомство с Рузвельтами, которым он так гордился. Ни Франклин, ни Элеонора Рузвельт просто не желали больше о нем слышать. Поездка в Москву в 1934 году тоже не принесла ему радости. Он готовился к ней очень давно. В книге «Работа, благосостояние и счастье человечества» главы, посвященные Советскому Союзу, поражают обилием материала. Мимо Уэллса не проходит ничто, касающееся нашей страны. Советские издания, впечатления иностранцев, побывавших в Советском Союзе, работы социологов и экономистов, посвященные «русскому эксперименту», политические обзоры, советские кинофильмы – все это нескончаемым потоком переливается на страницы книги. «Его порыв в будущее не имеет прецедентов в истории», – пишет Уэллс о Советском Союзе, а себя причисляет к «теплым его доброжелателям». 22 июля 1934 года Уэллс появился в Москве. Сойдя с самолета, он заявил звукооператорам «Союзкинохроники»: «Ленин во время нашей встречи в 1920 году сказал мне: «Приезжайте через десять лет, и тогда посмотрите нашу страну». Прошло четырнадцать лет, но я вторично приехал». В один из ближайших дней он посетил Мавзолей В. И. Ленина и снова увидел этого человека, знакомством с которым гордился всю жизнь. «Он показался мне еще меньше, чем прежде, лицо его было бледно-восковым, борода более рыжей, чем мне запомнилось, всегда беспокойные руки неподвижны. В нем были достоинство и простота и что-то немного трогательное, какая-то детскость и мужество – великие свойства человеческой души. Он спит. Он уснул слишком рано для России» – так немногим более чем месяц спустя Уэллс подытожил впечатления этих минут и далекого прошлого. Главной целью поездки 1934 года была встреча со Сталиным. Незадолго перед этим Уэллс побывал в США, где (разумеется – до разрыва с ним) беседовал с Рузвельтом.