Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - "Чинара" - Страница 54

— Он мне изменил. — глухо отвечаю.

— Во всю эту шнягу, что он якобы трахал твою подруженц, я не поверю. Наш звездный принц малость брезгливый. Извиняй, принцесса, за мои недрагоценные выражения. Так. Давай думать дальше. В нашем городе не так много семей, кто запросто может отдать такие деньжища. А твой батя как-то приезжал к Андрею, чтобы втолковать, что он от вашей семьи бабла не получит. Ему ваша пара никогда не нравилась, и он точно не о таком зяте мечтал.

— Ты уверен, что папа приезжал к Андрею?

— Уверен. Еще в самом начале ваших отношений.

— Но… Ни папа, Ни Андрей ничего мне об этом не говорили.

— А зачем? Это же не бабский разговор.

— Вася, ты говоришь что-то не то… Мой папа бы не стал… — сомнение скользкими щупальцами вползает в меня, — Я видела Зимнего с Улей. Видела своими глазами.

— Видела, как Андрюха ее ебет?

— Вася! Нет! Я не…

— А что ты видела? Ты лучше вот на это посмотри. — он достает из кармана джинсов телефон. — Только Андрюхе не говори, что я тебе показал, он меня вздернет.

— И про этот наш разговор мне тоже лучше ничего ему не говорить?

— Смотри-ка, а мы понимаем друг друга с полуслова, ваше высочество.

— Только я не понимаю другого. Тебе-то это зачем? Я же никогда тебе не нравилась. Ты чуть ли не вслух мечтал, чтобы Андрей меня бросил. И вот твое желание сбылось. Мы с Зимним расстались. Так разве, ты не должен этому радоваться?

Ухмылка сползает с его лица. Он передает мне свой телефон и говорит:

— Я Андрюху знаю с детства. Он мне как брат. И таким сломленным, я его еще никогда не видел. Так что… раз он хочет именно тебя, я готов смириться. Он многое для меня сделал, а я не последняя мразь, чтобы из-за девчонки... Забей, короче. Но в одном, ваше высочество, ты не права.

— И в чем же?

Но Мельников только шире ухмыляется и включает какую-то запись на своем телефоне.

*

— Кофе. — передаю Констанции бумажный стаканчик. — Извини, я немного задержалась, и он полностью остыл.

— Ничего страшного. Так даже лучше. Я как раз не хотела пить горячий.

В моей голове снова царит сумбур. Должно быть, скоро я полностью привыкну к такому состоянию.

Сажусь на стул, смотрю на дверь папиной палаты. Закрываю глаза и пытаюсь отпустить нелепые предположения. Делаю глоток безвкусного напитка. Сегодня мне точно не удастся заснуть.

— Констанция, а ты не знаешь, папа никому не переводил за последние недели большую сумму денег?

— Не знаю. Я очень далека от Славиных дел. — она замолкает, а затем, придя к каким-то выводам, неуверенно спрашивает, — Тебе… нужны деньги? — и, слегка краснея, участливо прибавляет, — У меня есть. Скажи сколько надо, и я тебе дам. Тебе перевести?

— Нет. Деньги мне не нужны. Но… если ты сегодня остаешься здесь, и тебе не понадобится твоя машина, ты не могла бы мне ее одолжить? Обещаю, что верну ее тебе завтра утром.

У меня в голове нет мыслей. Нет четкого плана. Нет ни малейшего представления о том, что я собираюсь сказать или сделать.

Однако это никак не мешает мне сесть в машину Констанции, завести двигатель, пристегнуть ремень безопасности, а потом вбить в навигатор адрес Андрея.

Кажется, моя психика решила, что ей сложно осилить весь поток обрушившейся на нее информации. Слишком много всего. Все чересчур травмирующее. Колкое. Причиняющее боль. Все так и жаждет меня сломить. Оттого она решила, что самым здравым будет отключить на время всякие эмоции. Точнее, где-то глубоко внутри я кричу, разрываюсь и ужасаюсь от догадок и предположений, которыми со мной щедро поделился Василий, но при этом с меланхоличным выражением лица выезжаю с парковки клиники.

У меня в запасе есть время, чтобы немного подумать — снова — о нашем коротком разговоре с Мельниковым, но я лишь концентрирую внимание на дороге. А потом будто отряхиваюсь от плотного морока, когда навигатор сообщает, что цель достигнута.

В доме Андрея не горит свет, но его друг заверил, что Зимний внутри и предупредил, что он, скорее всего, окажется не очень трезв. Последнее совершенно не внушает оптимизма. К тому же мне еще никогда не приходилось видеть бывшего жениха пьяным.

Ночь уже объявила свои права. Ни один фонарь на улице не горит. Вокруг царит мрак и гуляет одинокий ветер.

Закрываю машину, обнимаю себя руками и направлюсь к калитке. Открыть ее не составляет труда, сложность возникает, когда я оказываюсь перед входной дверью дома. Достаю из сумки ключи, которые получила от Василия, и замираю...

То, что я собираюсь сделать, нельзя назвать взломом с проникновением, но все же моя совесть находит данный поступок несколько неправильным. Потому я собираю смелость в кулак, шумно тяну воздух и стучу. Знаю, что звонок сломан. Стучу несколько раз. Однако ответа не получаю.

Психика находит нужным одарить меня эмоциями и великодушно подсовывает букет высоковольтного нервного напряжения.

Из мнимого спокойствия я вдруг срываюсь в тревожный многоугольник, чьи грани стучат в унисон моему грохочущему пульсу.

Ключи падают из рук, приходится нагнуться и пошарить пальцами в полутьме. Где-то вдалеке раздается шальной смех, заставляет вздрогнуть.

Я не решаюсь включить фонарик на телефоне. Кажется, будто это придаст мне сходства с воришкой.

Насколько бы я не была разбита всеми свалившимися новостями, последнее, что мне нужно это свежие заголовки прессы, гласящие: «Серебряная принцесса вламывается к своему бывшему жениху. Достигла ли она позорного дна или лишь находится на пути к нему?»

Наконец, мне удается найти ключи, встряхнуть их, освобождая от приставучей пыли, попасть в замок, сделать пару щелчков и открыть скрипнувшую дверь. Спешно протиснуться внутрь, словно за мной гонятся, закрыть ее. Прислониться спиной к деревянному полотну и выдохнуть глупую панику.

Первая часть плана, которого нет, — выполнена.

Вторая часть тоже не представляет из себя ничего сложного. Во всяком случае именно так мне кажется, пока я не переступаю порог.

Мне не нужны оправдания или выяснения отношений. Я не пришла сюда, чтобы кричать и обвинять. Я лишь хочу посмотреть в лицо Андрею. Взглянуть ему в глаза.

Отчего-то я твердо уверила себя в мысли, что все сразу пойму, как только увижу его. Но моя уверенность предательски тает, совсем как мороженое, кинутое под солнце. Единственное, что неизменно — разгоняющийся в груди пульс.

В доме стоит абсолютная тишина. Она вынуждает усомниться в словах Мельникова. Если здесь никого не окажется, то мое появление все больше начинает смахивать на незаконное проникновение в чужой дом. Вдруг Василий специально это подстроил, и сейчас приедет полиция?

Но здравую мысль — срочно выйти вон, сесть в машину и уехать, я почему-то отметаю в сторону.

Что-то внутри уверяет — он здесь.

Снимаю обувь, оставляю сумку и, крепко сжимая в руке телефон, иду вперед. Не решаюсь посветить себе. Моим помощником является тусклый лунный свет, просачивающийся в окна. Вначале я думала пойти в комнату Андрея, но что-то заставляет зайти в гостиную и тут же остановится.

В комнате витает сигаретный дым и запах алкоголя. На прямоугольном стеклянном столе стоит бутылка. Она наполовину пуста. А рядом громоздятся какие-то помятые бумаги.

Андрей лежит на спине на диване, его левая рука опущена на глаза, правая сползла вниз и дотрагивается пола. Из одежды на нем только мягкие спортивные брюки, торс обнажен. И я завороженно наблюдаю, как вздымается и опускается его грудь.

Он всегда казался мне идеальным. И в тот первый день, когда я увидела его в аудитории, и во все последующие дни наших встреч. И даже сейчас, несмотря на то, что он причинил мне чудовищную боль, я стою, смотрю на него спящего и не могу себя заставить отвести от него взгляда.

Очень медленно мои ноги подходят к краю дивана. К тому, где располагаются его ноги. Бесшумно опускаю телефон на край стола, а сама аккуратно забираюсь на широкий подлокотник и… любуюсь Зимним принцем.