Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - "Чинара" - Страница 16

Наверное, боится, что я выкину что-нибудь еще или выдам ненароком какую-то часть правды, раскрыв тем самым его ложь.

Натягиваю улыбку на губы и, спонтанно осмелев, скольжу ладонью к корням его волос. Встряхиваю светлые пряди.

— Ну, зай, когда?

Я ненавижу уменьшительно-ласкательную кличку «зая» всеми фибрами души. Андрей это прекрасно знает. Зато ее часто использует при разговоре Уля.

Взгляд бывшего жениха транслирует, что мои провокации на сто процентов ему понятны.

— Не знаю. — хмуро отвечает он. — В Малахитовом строгие правила относительно показа итоговых работ студентов на посторонних ресурсах.

— Ох, — с неподдельной верой в слова сына, вздыхает Ангелина Денисовна.

А я не удерживаюсь от того, чтобы подчеркнуто шепнуть:

— Как все продумано у некоторых.

Он снова кидает в меня свой взгляд. Прожигает темнотой. А затем ухмыляется, резко тянет на себя и запечатывает на моих совершенно неготовых к подобному жесту губах мягкий поцелуй.

Вся бравада тут же спадает с меня хилыми доспехами.

Хмурюсь и, совершенно забыв о роли счастливой невесты, предпринимаю отчаянную попытку встать.

Андрей нагло улыбается, наблюдая за моими потугами. Ангелина Денисовна весело смеется, считая, что я всего лишь смущена поведением ее сына. Старается снова убедить не стесняться ее присутствия.

В эту минуту в палату входит медсестра, сообщая, что маме Зимнего пора на очередную процедуру.

— Ангелина Денисовна, я тогда поеду? Вы не против? — говорю, наконец, освободившись из захвата.

— Конечно, милая. Вы оба езжайте и не ждите меня. Андрей, отвези Севушку домой.

— Обязательно, мам, не волнуйся. — улыбается он.

Перед тем, как выйти из комнаты, она тепло обнимает меня и шепчет на ухо:

— Спасибо, что приехала. Теперь я спокойна. Ничего больше не тревожит, когда вижу, как вы счастливы.

— Ангелина Денисовна, нам пора. — поторапливает медсестра.

— Иду. Правда же мой сын с невесткой красивая пара?

— Очень, — сразу подтверждает девушка в голубой форме, — Смотрятся как настоящая пара самого драгоценного металла. Их бы на обложку журнала.

На лице Ангелины Денисовны от этих слов вспыхивает какая-то гордость, она даже плечи расправляет. Вся сияет. Кидает на нас с Андреем еще один переполненный любовью взгляд и выходит в коридор.

— Ни о чем не переживайте, — тихо сообщает между тем девушка, на чьем бейджике написано: «Нина», — Все пройдет хорошо.

Дверь за женщинами закрывается, оставляя нас с Андреем одних в палате. Поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

— Что она имела в виду?

Он невесело усмехается:

— Наверное то, что мама боится вида крови и пару раз практически теряла сознание, когда у нее брали кровь из вены.

— Ох. — вздыхаю обеспокоенно.

— Поехали, отвезу тебя к торговому центру. — как само собой разумеющееся говорит он.

— Не надо, — отвечаю, надеясь, что голос не дрогнет. — Не хочу, чтобы ты снова заскучал в моем слишком правильном обществе.

Эти слова, которые он бросил в меня в тот день, и которые я прячу от себя, словно спички от ребенка, способного ненароком поджечь себя самого, как ни странно помогают собраться.

Разворачиваюсь и собираюсь открыть дверь, но мужские пальцы хватают за запястье, тянут, и я врезаюсь лицом в грудь Андрея.

— Сева, дело не… не только в этом. — глухо выдает он в ухо.

— А в чем тогда? — с клокочущим внутри вызовом спрашиваю я.

Он отпускает мою руку. Тут же отскакиваю к двери. Несколько долгих секунд он хмуро смотрит на пустую кровать, на которой еще пару минут назад лежала его мать. Наконец, вновь переводит взгляд на меня.

Ухмыляется. Как-то дико. Настолько не похож сам на себя в эту минуту, что даже страшно становится.

— В том, что я мудак. — невероятно просто произносит он.

— Ты купил машину? — недоуменно спрашиваю, разглядывая довольно старую модель автомобиля, перед которой останавливается Зимний. Следующий вопрос вырывается сам, — А как же твой мотоцикл?

Солнце играет по поцарапанному в нескольких местах капоту. То ли указывает на недостатки, то ли подчеркивает ослепительную чистоту темной иномарки.

— Продал. — скупо поясняет Андрей, бережно подталкивая к переднему пассажирскому сидению и открывая дверь.

Моя ладонь все еще лежит протестующим заложником в его. Гневные уверения, что я доберусь сама, последовавшие после чудесного признания о том, какой он мудак, отрикошетили от бывшего, словно пули, не способные задеть скучающего бессмертного.

Он спокойно выслушал, улыбнулся уголком губ и просто произнес:

— Я довезу.

Стальная уверенность, сквозившая в голосе, взбесила.

— Я сказала — не надо! — вспыхнула протестующе, сбивая дыхание. — Мне больше ничего от тебя не надо! И расскажи все Ангелине Денисовне, имей совесть!

Схватила сумку. С колотящимся сердцем выскочила из палаты. Чуть не врезалась в проходящего мимо молодого врача. Спешно извинилась перед мужчиной, как за спиной с грохотом хлопнулась дверь — Андрей вышел следом.

Тогда я стремительно зашагала по светлому коридору, не разбирая дороги. Словно жертва, убегающая от хищника. Надеялась, как можно скорее добраться до выхода и вызвать такси. Каблуки туфель цокали по кафельному полу, но не могли затмить пульс, стучавший в висках.

Сбежать. Запереться в комнате. Забраться под одеяло.

Быстрее. Быстрее. Еще чуть-чуть.

Забыть этот день.

Стереть мудака из сердца!

Навсегда!

Но он не позволил. Нагнал подчиняющей тенью. На повороте схватил мою руку, соединил наши пальцы в замок и, притянув к себе, твердо вымолвил:

— Я. Тебя. Отвезу.

— Отпусти, иначе начну вырываться и кричать. — не желая сдаваться, пригрозила я. Во мне будто пробудилась неведомая ранее смелость.

— Кричи. Вырывайся. Зови на помощь. Вечером вместе почитаем новости об истерике Серебряной в Столетних Дубах. Твой папочка будет рад.

— Как ты можешь так себя вести … — тихий шепот сорвался с губ, а тело нервно потрясывало. Весь боевой запал пропал.

— Могу поцеловать, — серьезно предложил Зимний, с глухими затаенными интонациями, которые раньше всегда заставляли смущаться и краснеть. — Разрешишь?

В глубине его глаз вспыхнули демонические искры.

Оцепенела, ощущая сухость во рту.

— Не смей. — ненавидя себя за то, что голос предательски дрогнул, глухо ответила я. — У тебя нет прав ко мне прикасаться.

Бывший поднес мою ладонь, которую держал в заложника, ко рту и прикоснулся губами. Меня будто током ударило. Я вздрогнула и тут же попыталась отдернуть руку.

— Я помню, Северное Сияние. Поверь. Просто не вырывайся. Обещаю, что не трону. Отвезу и все. Отпущу.

— Я совсем тебя не узнаю.

Он не стал как-то комментировать. Ничего не сказал. Только сжал сильнее пальцы и погладил подушечкой большого пальца по коже — как делал всегда, чтобы успокоить.

— Спасибо. — глухо произносит Андрей, остановившись возле дальнего входа в торговый центр. — То, что ты пришла к маме и ничего не сказала… многое для меня значит.

В глазах снова какая-то глубинная безысходность, которая задевает мое глупое сердце. Доверительно прицепляется, словно потерявший дорогу крючок-светлячок.

Мне с такой легкостью удалось оторвать от себя Улю, но даже после всех слов и отвратительных поступков Андрея, я чувствую, как между нами натягивается невидимая нить.

«С тобой слишком скучно» — сквозь толщи внутреннего сопротивления, заставляю себя вновь услышать эти царапающие слова. Прочувствовать холодную интонацию голоса. Окунуть себя в жерло унижения.

Действует. Отрезвляет. Ранит точно так, как и в первый раз.

Но лучше так, чем поддаться охватившим эмоциям.

Шлифую эффект фразой: «В том, что я мудак».

А затем сдержанно отвечаю:

— Я сделала это не ради тебя. И в твоей благодарности не нуждаюсь. — избегая его взгляда, покидаю салон автомобиля и мерным шагом двигаюсь к дверям молла.