Дикари (ЛП) - Энн Шеридан - Страница 54

Мой пристальный взгляд обводит комнату в третий раз, и как только я собираюсь сделать еще один шаг, отчаяние начинает брать надо мной верх. Твердая, как камень, рука протягивается и хватает меня за талию. Моя спина прижимается к твердой груди, и прежде, чем из меня может вырваться крик, губы Леви оказываются у моего уха.

— Что случилось? — он рычит, слишком хорошо зная, что только серьезная угроза может заставить меня так бежать.

Мой взгляд возвращается ко входу в большой зал, и сын Виктора смотрит на меня сузившимся, разъяренным взглядом. Я моргаю, и он исчезает, как будто я его там просто представила.

Роман встает рядом со мной, и я оглядываюсь как раз в тот момент, когда Маркус встает передо мной, и они втроем окружают меня.

— Я больше не буду тебя спрашивать, — выплевывает Леви, более чем способный почувствовать, как учащается мой пульс под его хваткой. — Что случилось?

— Сыновья Виктора, — говорю я им, тяжело дыша и пытаясь отдышаться. — Они планируют нападение после вечеринки. Они хотят, чтобы вы все умерли.

24

Последний обслуживающий персонал исчезает в ночи, а я смотрю им вслед, понимая, что это значит. Вечеринка официально закончилась, и теперь мы стоим на страже, ожидая возвращения сыновей Виктора.

Мои нервы были на пределе с тех пор, как этот ублюдок загнал меня в бальный зал. Его глаза были полны такой темной ненависти и гнева, что с тех пор меня пробирает волна дрожи.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как четверо братьев ушли, но каждая клеточка моего тела говорит мне, что они все еще здесь, все еще выжидают своего шанса расправиться со своими кузенами, так же как мальчики расправились с их братом.

Моих каблуков давно нет, но пока мы стоим наверху парадной лестницы и смотрим, как фары последнего официанта исчезают на длинной подъездной дорожке, я позволяю низу моего платья растечься по земле. Я не могла найти в себе силы, чтобы пойти и снять его, отделив себя от парней. Я весь вечер держалась рядом с ними, и пока мальчики продолжали вечеринку, как будто им ничего не угрожало, я точно не могла так поступить.

Моя паника и нервы взяли надо мной верх.

Роман делает шаг вперед, оказываясь на самом краю верхней ступеньки, а затем широко распахивает руки.

— Выходите, выходите, где бы вы ни были, — зовет он в ночь. — Давайте покончим с этим. Я знаю, что вы где-то там. Мой двор провонял вашим отвратительным зловонием.

Мои глаза вылезают из орбит, и я таращусь на Романа.

— Что, блядь, с тобой не так? — Я выплевываю себе под нос, пытаясь сдерживать свои комментарии. — Что ты делаешь?

— Я устал, — огрызается он в ответ. — Это был долгий день. С таким же успехом мы могли бы покончить с этим. Кроме того, они — кучка гребаных слабаков. У них нет ни единого шанса против нас. Если бы они хотели нас убить, то наняли бы опытного убийцу, который потребовал бы больше, чем они могут себе позволить. Это всего лишь встреча.

— Встреча? — Спрашиваю я, нахмурив брови, наблюдая, как четверо братьев выходят из разных темных уголков двора, их руки подняты, показывая, что у них нет оружия. — Нет, это нечто большее. Я слышала, как они говорили, что жаждут крови. Это нападение, а ты их чуть ли не подбадриваешь.

— Посмотри на них, — усмехается он, окидывая взглядом своих кузенов, как будто разбираться с их дерьмом — ниже его достоинства. — Неужели это похоже на что-то большее, чем на какую-то гребаную встречу, результатом которой будет попытка залезть нам в карман? Я бы не удивился, если бы они предложили отсосать, лишь бы получить все, что им, блядь, нужно.

— Встреча? — Подтверждаю я, окидывая взглядом кузенов. — И это все? Просто встреча, и ты решил держать это при себе всю ночь, пока я была в панике, думая, что вы все умрете.

Роман смотрит на меня со скучающим выражением лица.

— Я не твой мужчина, императрица. В мои обязанности не входит потакать твоим непостоянным эмоциям. Для этого у тебя есть мои братья. Разберись с ними.

Гнев бурлит во мне, и я прищуриваюсь, возвращаясь к Маркусу. Моя рука мгновенно соприкасается с его членом, и я провожу ладонью по его штанам, не упуская из виду, что взгляд Романа следит за каждым моим движением. Гнев и ревность вспыхивают в его темных глазах, посылая в меня волну болезненного удовлетворения.

— Ты прав, — говорю я ему, копируя его скучающий тон. — Ты не мой мужчина. Ты напуганный маленький мальчик, который отказывается брать то, что хочет, потому что его собственные испорченные эмоции и проблемы с папочкой заставили его дрожать от страха.

Зная о неспособности Романа контролировать себя, Маркус протягивает руку и берет меня за талию, прежде чем мягко оттащить за пределы досягаемости Романа. Я убираю руку от его причиндалов, когда чувствую его губы у своего уха.

— Точка зрения доказана, — бормочет он, кивая на четверых мужчин, приближающихся к особняку. — Можем мы сосредоточиться на этом, прежде чем ты дашь моему брату повод оторвать мой член прямо от тела?

Я не свожу с Романа пристального взгляда, удерживая его с той же силой, с какой он удерживает мой, и вынуждена отвести глаза, только когда четверо кузенов достигают нижней ступеньки и отказываются идти дальше.

Роман вздыхает, и мы вчетвером направляемся к ним, не в настроении вести этот разговор, перекрикиваясь туда-сюда на лестнице.

Мы проходим три четверти пути вниз по лестнице, когда Роман решает, что мы зашли достаточно далеко. Он останавливается, и его братья оказываются на одной ступеньке с ним, а я отступаю на несколько шагов, не желая подходить так близко, тем более что брат, который гнался за мной по длинному коридору, похоже, только и делает, что пялится на меня.

— Есть более традиционные способы договориться с нами о встрече, — комментирует Леви, которому, похоже, уже наскучил разговор.

Самый старший брат стоит в центре четверки и поднимает подбородок, пытаясь выглядеть так, будто он не обделался, но я вижу страх в глубине его глаз, даже в темноте, окружающей особняк.

— У нас не осталось выбора, — говорит он. — Наш отец был убит три дня назад, а наш брат всего за несколько недель до этого. Мы в отчаянии.

Маркус двигается всего на дюйм, и этого достаточно, чтобы четверо братьев напряглись, более чем осознавая, насколько неуравновешенным может быть их кузен.

— Отчаявшиеся люди совершают отчаянные ошибки.

Парень, который гнался за мной, рычит на Маркуса, его грязный взгляд осматривает его, как дерьмо у него под ботинком.

— Мы не совершаем ошибок.

Маркус усмехается.

— Стоять за закрытой дверью ванной, разговаривая о своем плане встретиться здесь после вечеринки, не считается секретом? Потому что это, блядь, звучит именно так. Ты выдал себя в тот момент, когда открыл рот. Итак, в чем дело?

Старший брат свирепо смотрит на моего преследователя и снова обращает внимание на себя, а двое других молча стоят рядом, слишком напуганные, чтобы даже открыть рты.

— Луи убил нашего отца, — заявляет он, давая понять, что они не так умны, как думают. — Он пришел в дом нашей семьи, привязал его к гребаному стулу и сжег имущество дотла. Я хочу его крови.

Кривая усмешка растягивает губы Романа, и хотя я вижу грубую правду в том, что он смеется над этими дураками за то, что они не поняли, что здесь на самом деле происходит — они же не видят ничего, кроме невменяемого, извращенного человека, которого возбуждает идея пролития крови.

— Тогда возьми ее. Чего ты ждешь? Он был здесь сегодня вечером. Ты мог покончить с ним в любой момент, и все же ты стоишь здесь, у подножия нашей лестницы, поджав хвост. Ты слаб. Вы все слабы.

Брат сжимает губы в жесткую линию, его челюсти сжаты, гнев закипает в нем.

— Мы не слабаки, — выплевывает он. — Есть разница между слабостью и сдержанностью. Мы умные люди и знаем, когда мы не в своей лиге.